Красный сокол - Владимир Шморгун

Утром перед завтраком комиссар поделился своими сомнениями с командиром полка:

— Может, отложим собрание и пригласим на него Козлова? Неудобно без него, говорят некоторые.

— Мы не Козлова должны осудить, а сам факт недисциплинированности и его последствия. Куй железо — пока горячо, гласит народная мудрость, а от Козлова потребуйте, на всякий случай, объяснительную записку.

Во время ужина все эскадрильи и вспомогательные службы оповестили, что в девять часов вечера состоится общее собрание в бывшем коровнике, временно превращенном в клуб. Командирам подразделений поручалось обеспечить явку не менее пяти человек, свободных от вахты.

Зайдя за стол, покрытый красным полотнищем и освещаемый единственной электролампочкой от динамомашины, комиссар предложил избрать президиум из пяти человек.

— Слово имеет комсомолец Глухаренко, — возвестил комиссар, закончив свое вводное выступление.

Глухаренко отклеился от стены, которую подпирал плечом у входа, подошел к столу и прочитал по бумажке:

— Предлагаю избрать в президиум следующих товарищей: командира полка Георгия Семеновича Тимошенко, комиссара полка Бэ Бэ Полкан, командира эскадрильи Макарова, техника Важнецкого, уполовинумоченного (оживление в помещении)… Нет… уполномоченного (смех в темноте) Давишвили. Все.

— Как будем голосовать? Поименно или списком? — взял бразды правления в свои руки Бенислав Борисович Полкан.

— Списком, — раздалось несколько голосов.

— Хорошо. Возражений нет? Отводов нет, принимаем единогласно. Прошу президиум занять свои места, — почти на одном дыхании выстрелил заученные фразы председатель собрания.

Комиссар и командир полка сели за стол в центре, справа — уполномоченный, слева — летчики. Командир полка взял листок бумаги из рук комиссара и объявил:

— Собрание считаю продолженным. На повестке дня стоят два вопроса. Первый: Дисциплина — залог успеха. Второй: Разное. Кто за это, поднять руки. Прошу опустить. Против нет, воздержавшихся нет: принимается единогласно. Слово для доклада по первому вопросу предоставляю комиссару полка, — выдал заготовленную по шаблону фразу председатель президиума.

— Доклад рассчитан на сорок минут, выступающим — пять. Достаточно?

— Много! Покороче, — прозвучали реплики с задних рядов. Председатель повернулся налево, направо. Обмолвился с одним соседом, потом — с другим и твердо отчеканил:

— Договорились так: докладчику — двадцать, остальным — три минуты. Полетели. Только не сбиваться с избранного курса.

Комиссар просеменил к маленькой трибуне, поставленной на ящики, положил листы перед собой и уверенно зачастил:

— Эпиграфом к докладу и повестке дня я написал слова, выхваченные из гущи воинской доблести и славы наших предков, ходивших на врага под девизом: Дисциплина — мать порядка. Многие наши беды и несчастья происходят от недисциплинированности бойцов и командиров, забывающих, что недисциплинированность — мать беспорядка, родная сестра смертельной опасности. Партия учит…

В такой общей трансляции чьих-то фраз и тезисов, наподобие: Верховный главнокомандующий… Коммунистическая идеология… Сталинские соколы… Долг патриота… Партия большевиков… и так далее докладчик протараторил более двадцати минут, не замечая нарастающегося ропота и шума аудитории.

— Козлов не подчинился командиру и тем самым чуть не взорвал командный пункт, а мог бы взорвать черт знает что, если бы вздумал сесть на основную полосу. Мог стрелка погубить, самолет товарища повредить, аэродромную прислугу прибить… Да мало ли еще какой беды натворить?

— Тише! — прервал гвалт поднявшийся председатель. — Докладчик просит две минуты для закругления.

Когда оратор наконец покинул трибуну, первым выступил, как было условлено, политрук эскадрильи, который закидал слушателей общими фразами о необходимости соблюдать дисциплину и порядок в воздухе. После него попросил слово командир эскадрильи Макаров. Он с места, не выходя к трибуне, как бы дополнил к тому, что сказано было в докладе:

— Я хоть и приказал покинуть самолет, но пилот имеет право и не подчиниться такому приказу. Яне в обиде за такое неподчинение.

Вызванный по списку Глухаренко поспешил к трибуне выправить наметившийся крен:

— Командир эскадрильи прав, да. Но, одно дело не подчиниться там, в воздухе, — ткнул пальцем вверх комсорг, — ставя ни во что свою жизнь. Другое дело — не выполнить приказ командира полка на земле, где бомба могла наделать рикошета такого, что в голову не влезает. Комсомольцы так не поступают. Тут командует интуиция.

Как не поступают, так никто и не понял: то ли не подчиняться интуиции, то ли по интуиции не повиноваться командиру.

Дальше собрание пошло и вовсе наперекосяк. Одни с места предлагали заслушать Козлова, когда возвратится в полк; другие с трибуны требовали осудить недисциплинированность без Козлова; третьи — представить виновника аварии к правительственной награде за спасение стрелка Грызодуба. Но результативнее других оказалось выступление старшего штурмана полка капитана Компанийца. Он внес предложение создать комиссию по расследованию аварии. Оно и было принято единогласно под любимый сигнал: «Отбой».

Собрание как бы исчерпало на этом свой идеологический ресурс, отметая попытку начальства принять заранее подготовленный проект решения за основу. Утомленные пустословием докладчика и большинства выступающих, летчики не захотели даже дослушать дежурного пустозвона, ссылаясь на сигнал отхода ко сиу.

Необычайное происшествие в полку быстро стало достоянием гласности в армии, а собрание летчиков породило массу кривотолков. Командование армией вынужденно назначило свою комиссию из специалистов других полков, а председателем утвердили Федорова как непосредственного свидетеля происшедшего. Помимо бытующей в полку версии о зависании бомбы, комиссия установила, что спусковой тросик поврежден зенитным огнем. Значит, нет вины летчика, якобы производившего бомбежку не по инструкции.

Выводы по расследованию причин аварии были заслушаны на военном совете авиакорпуса с присутствием командира полка, которому тоже дали возможность высказаться по поводу примечания в акте. В нем действия командира полка оценивались как неправомочные с моральной точки зрения. В лучшем случае, как непрофессиональные. Зато поведение летчика Козлова — как героическое, заслуживающее поощрения, а не осуждения, как это пытались сделать на общем собрании по указанию Тимошенко.

— Почему вы считаете действия командира полка неправомочными? — обратился командир корпуса к председателю комиссии.