Красный сокол - Владимир Шморгун

Таким образом, в штаб Центральной группы немецких войск генерал-полковника Рейнхарда от имени Шерхорна ушло подтверждение того, что Вильде готовится к возвращению вместе с пленным офицером советского штаба.

Между тем линия фронта продолжала отодвигаться к берегам Западного Буга и Вислы. Войсковая операция «Багратион» под командованием Рокоссовского увенчалась освобождением Белоруссии, и перед руководством тайной операцией «Березина» естественно встал вопрос: как быть? Завершить ее захватом транспортных самолетов или попытаться все-таки внедрить своего человека в армию противника с перспективой на послевоенное устройство. Вильде выбрал площадку для приема целой эскадры транспортных самолетов. Контрразведчики фронта приготовились к захвату экипажей, но генералы с Лубянки не захотели довольствоваться синицей в руках, надеясь поймать журавля в небе. Поэтому соединение, а по существу — команда Шерхорна продолжала успешно продвигаться к фронту, теперь уже в Померанию.

Отто Скорцени, обеспокоенный отказом Шерхорна эвакуироваться воздушным транспортом, заподозрил неладное и послал для уточнения обстановки в лагере Шерхорна личного представителя, начальника абверкоманды обер-лейтенанта фон Барфельда. При посадке самолет потерпел аварию и фон Барфельд «случайно» погиб, не без помощи спасателей, естественно. Таким образом, радиоигру удалось продолжить и даже накалить эфир до такой степени, что немецкое командование удостоило Вильяма Генриховича Фишера и его двойника «Макса» «Железного креста с мечами», вероятно, с учетом того, что «Железный крест с дубовыми листьями» получил его двойник по другую сторону линии фронта — Александр Демьянов.

«Железный крест с мечами» приравнивается к двум Золотым звездам Героя Советского Союза. Получая награду, Рудольф Иванович Абель (он же — Вильям Генрихович Фишер) стал перебирать варианты выхода из игры. На его счастье, и лучший диверсант Германии Скорцени, догадываясь о провале, тоже решил достойно завершить операцию «Волшебный стрелок». Для поддержания немецкого духа в тылу Красной Армии секретного связиста «Макса», то бишь Александра Демьянова, тоже наградили Железным крестом первой степени, но сама операция «Монастырь» по эвакуации из окружения осколка Бобруйского котла — подразделения Шернхорна потеряла к этому времени всякий смысл, так как пламя войны перекинулось на немецкую землю.

К слову, и тайная операция «Престол», после неудачной попытки насильно внедрить полковника Федорова в германскую авиацию, тоже закончилась ничем. Засланный дублер Федорова так и не смог стать журавлем, то есть перспективным шпионом после войны. Разведка не афиширует свои неудачи, всячески заметает следы поражения, а порой обыкновенный провал раздувает в блестящую победу. Ну, да это уж свойственно каждой мало-мальской фирме и почти каждому человеку.

Все же фискальное донесение на Федорова, обработанное «в приемлемой форме», легло на стол командующего фронтом с просьбой освободить комдива от обязанностей в связи с вооруженным сопротивлением органам безопасности и «неквалифицированным руководством соединением».

— В чем конкретно заключается эта неквалифицированность? — спросил Константин Константинович, подписывая приказ о завершении операции «Багратион». Командующий воздушной армии вразумительного ответа не дал.

— Дело в том, что мы не можем без вашего согласия отдать под суд командира дивизии. А надо бы — за вооруженное сопротивление, в результате которого погибли сотрудники милиции из заградительного отряда, — прояснил ситуацию командарм.

— Не можете — не отдавайте. Почему я должен покрывать беспомощность органов правосудия, жертвуя строевым офицером высокой квалификации? Он что, плохой специалист или трусливый командир? — возмущенно допытывался до истины бывший комдив, тоже пострадавший в недавнем прошлом от конъюнктурных игр военного руководства с правилом дышла: «куда повернул — туда и вышло».

— Этого нельзя сказать. Летчик он своеобразный, неповторимый в бою. Но лучше бы он занимался больше делами дивизии, чем персональными боевыми полетами, которые ему строго-настрого запрещены по договоренности с высшими руководителями страны, — как бы оправдываясь за личную противоречивость в характеристике подопечного офицера, высказал свое мнение генерал.

— Ах, вот как? Идите и подумайте, как защитить такого командира, а не отдавать его на произвол крючкотворам, — жестко заключил командующий фронтом.

Чтобы оградить себя от не безопасных трений с военной контрразведкой, командарм вызвал Федорова и грубо указал на недочеты в дивизии по дислокации подразделений, за которую прямую ответственность несет начальник тыла. Если раньше упреки о том, что он много летает «без надобности», его не раздражали, то теперь, после нервотрепки в лесу, обида захлестнула его сдержанность, затмила здравомыслие.

— Если так, переведите меня в ранг летающего командира эскадрильи, только оградите меня от штабной работы, — в сердцах слетело у него с языка.

— Добро. Мы подумаем об этом, — чересчур миролюбиво заметил командарм, давая знать подчиненному, что взбучка не останется без последствий.

И действительно. При первой же возможности он передвинул неудобного подчиненного на должность заместителя командира дивизии, предназначенной для передачи в другую армию, развернувшуюся в сторону Балтики. Готовилось наступление по блокированию Восточной Пруссии. Таким образом, и овцы остались целыми, и волки сытыми. И командующему фронтом угодил, и могущественным органам препону поставил. Федорова наказал и в то же время защитил от жандармского наскока. Не стали его мытарить за утерянный пакет инструкций по дальнейшей дислокации авиаполка не потому, что документы утратили свою секретность в связи с дальнейшим развитием наступления советских войск в Померании, а потому, что командующий воздушной армией, частично посвященный в историю вербовки своих подчиненных в агентуру осведомителей, догадывался о грязной работе госбезопасности, и потому не придал должного значения ни временному отсутствию старшего офицера на служебном посту, ни домоганиям влиятельных спецслужб.

С досады чекисты отказались искать машину Федорова, что безусловно подорвало авторитет офицера, претендующего на объективную оценку его заслуг на фронте, и укрепило мнение о нем, как о легкомысленном командире и разухабистом летчике, попирающем истины, зафиксированные в дисциплинарном уставе.

Поэтому очередное представление на него как боевого летчика, заслуживающего высокой награды, было отклонено нелетающим начальством под предлогом упущений в работе. Командарм Вершинин сочувствовал ему и по отечески не раз утешал: