Красный сокол - Владимир Шморгун

— Оправиться можно? Развяжите, — поднимаясь, проронил тщательно охраняемый арестант.

— Нельзя, сидеть! Валяй прямо в штаны, — строго отозвался один из конвоиров.

— Нет уж, — кротко буркнул арестованный, решив перетерпеть нужду.

А время, судя по склонившемуся на запад созвездию Волопас, перевалило далеко за полночь. Из тайного убежища вылез радист, негромко приказал: «Балевич и Стецько, отведите пленного в болото».

Когда кепка скрылась в подземелье, конвоиры обвязали полковника длинной веревкой. Рослый Стецько взялся за один конец и потянул за собой арестанта. Другой конец подхватил второй охранник и пошел следом за приговоренным к расправе у болота.

Странно. Осознав свое безвыходное положение, наполовину сдавшийся патриот коммунистической политики Сталина не стал «кочевряжиться», как выразился эсесовский щеголь, униженно просить, буйствовать или там оскорблять палачей перед четко обозначенным концом. За то время, как он вышел из машины и услышал приговор какого-то Конона «отведите в болото», он столько передумал, перенервничал и перечувствовал за двое суток с хвостиком, как говорится, не спавши, не евши, не пивши, что вконец ослаб — хоть ложись и помирай. Ступая ватными ногами, он лишь вяло поинтересовался:

— Куда ведете, хлопцы?

Тот, что шел сзади, вполголоса ответил: «Сам знаешь. Поди слыхал от старшого».

Шагов через двести конвой уперся в болотце. Сопровождающие сошлись, не выпуская веревку из рук, о чем-то потолковали между собой. Помолчали. Потом тот, что шел сзади, сказал:

— Ты вот что, браток. Садись, пожуй, подкрепись чуток, пока мы перекурим. — При этих словах он достал из кармана яблоко, шматок сала. Другой страж протянул кусок хлеба. Удивленный таким милосердием, пленник послушно сел.

Ему развязали руки. Хлеб и сало ой машинально сунул в карман, а яблоко принялся жадно кромсать молодыми здоровыми зубами, так как от волнения во рту пересохло. Ощутив прилив сил и прелесть вкуса, смертник решился на побег. Руки развязаны, оба охранника — на веревке. Чего еще надо? Неожиданно дернуть к себе: одному ногой в пах, другому вцепиться в горло, а там… будь что будет. Помирать, так с музыкой.

Но задний, пониже ростом, повыше чином неосмотрительно вдруг сел рядом и доверительно заговорил:

— Послушай, что мы тут решили. Наше дело — тоже швах. Мы повязаны одной веревкой — войной. Треба развязать ее. Нам приказано срочно двигаться к фронту, к польской границе. Поверь, не хочется на чужбину. Кому мы там нужны? Пусть двигаются туда, у кого руки в крови. А за мной и Стецько тяжкого греха нет. Мы решили остаться. Придем в комендатуру Красной Армии с повинной и сдадим оружие. Мы тебя отпустим с одним условием. В случае чего, мы сошлемся на тебя, и ты подтвердишь, что и как. По рукам?

— По рукам, — обрадовался полковник, почуяв правду в словах исполнителя заключительного акта экзекуции.

Конвоиры размотали веревку. Подавая руку на прощанье, Балевич перешел на «Вы»:

— Болото обойдете слева. Как подниметесь повыше, шагайте на юг. Доберетесь до опушки леса, там разберетесь, куда вам надо. Счастливого пути.

Стецько тоже подал руку, держа винтовку за спиной. Все еще не веря в чудо, отпускник сделал несколько шагов, чутко прислушиваясь к тому, что делается за спиной. Не подвох ли это? Ведь каждый развлекается по-своему. Палачи забавляются своеобразно. От такой предательской мысли он даже съежился, ожидая выстрела, и потому, пригнувшись, метнулся в сторону. Поняв, что он уже слился в темноте с очертаниями стволов вековых деревьев, обрадовался как дитя, нашедшее красивую игрушку. И в этот ликующий миг грохнул выстрел.

Все. Прощай, батя.

Беглец остановился как вкопанный, зашатался, напрягаясь удержаться на ногах и готовясь к худшему.

Второй контрольный выстрел сверкнул в сознании предвестником на пути к освобождению от всех мук, как сострадательный вскрик потусторонней ритуальной смерти.

Не чувствуя ног под собой и чуть не заорав от раздирающей радости в груди, заново родившийся человек не побежал, а полетел, как на крыльях, вдоль хмурого болота, пока не промок до нитки от предрассветной росы и пота.

«Ребята замели следы: пора и мне подумать о том, как выйти сухим из трясины и предстать перед командованием», выйдя на опушку леса — начал прокручивать в больших полушариях разные варианты появления в родной дивизии несчастный полковник, потерявший ординарца, пакет и дорогую «Эмочку».

Справа в конце поля угадывались жилые дома, влево тянулся перелесок, за которым виднелись столбы электронной связи.

Столбы не люди, но о чем-то расскажут, рассудил измотанный полковник, не пожелав встретиться с обитателями деревушки. Действительно, за столбовой линией связи оказалась железная дорога, а за ней и гравийка. На шоссе грязного мокрого полковника подхватила такая же видавшая виды полуторка, на которой он благополучно добрался до городской комендатуры Слонима. Указав в рапорте о нападении в лесу на штабную машину и выразив надежду, что комендантская служба подключится к поиску бандитов и автомашины, Иван Евграфович добрался на попутках до аэродрома ночных бомбардировщиков, а оттуда уже на связном самолете командира полка — в штаб родной дивизии.

В докладных командующему армией и начальнику «СМЕРШа» фронта Федоров указал только о факте нападения диверсантов на машину в лесу, не указывая на обстоятельство пленения и последующие события, считая неразумным распространяться о них без существенных доказательств. Нет свидетелей, значит, и факта пленения не было. Зачем же навлекать на себя подозрения и неприятности? Даже ординарец Дима Лощинин, объявившийся в дивизии через две недели, ничего не мог рассказать о своем командире, кроме факта перестрелки.

Глава 16

Конец игры

Провалив операцию по захвату видного офицера штаба на глазах немецких диверсантов, прилетевших вместе с пилотом Вильде и врачом Ёшке, руководство советской контрразведки сделало все, чтобы инцидент с Федоровым похоронить без следа.

Его заявление в комендатуру Слонима положили под сукно.

Однако майор Копировский, спасая честь своего прожекта, предложил привлечь полковника Федорова к ответственности за неподчинение органам правопорядка на посту в лесу и оказание сопротивления с применением огнестрельного оружия. Прибывший на место происшествия Александр Демьянов, по кличке «Макс», посоветовал скрыть непросчитанную игру с Федоровым, а пилоту Вильде подставить другого «офицера штаба» из агентов Лубянки.

Таким образом, в штаб Центральной группы немецких войск генерал-полковника Рейнхарда от имени Шерхорна ушло подтверждение того, что Вильде готовится к возвращению вместе с пленным офицером советского штаба.