Лондонские тайны - Поль Феваль

Сюзанна, не обращая внимания на слова помощника-отравителя, стояла перед постелью и злобно поглядывала на Раулея.

— Что вы глядите так злобно? — ворчал Раулей, удаляясь в другой угол, и про себя добавил: «Не думает ли она, что я боюсь ее? Да нет, у меня есть капли, которые подействуют уже через несколько минут. Но все-таки как бы удалить ее от нас».

К величайшему неудовольствию Раулея его желание не могло исполниться: в это время вошел доктор Муре.

— Что это значит? — спросил он у Раулея, показывая глазами на леди.

Ее привел сюда сэр Эдмонд через потаенный коридор, — отвечал Раулей.

— Я приказываю вам увести ее отсюда и удалиться самому.

— Нет, я не выйду отсюда, — отвечала твердо Сюзанна.

Доктор Муре пришел, чтоб совершить страшный опыт, но при Сюзанне это было невозможно.

Глава тридцатая

ЖИД С ДОЧЕРЬЮ

Боясь, что Сюзанна уступит просьбе доктора, бедная Клара приподнялась и тихо проговорила:

— Умоляю вас, не покидайте меня, не дайте мне умереть здесь с голоду.

— Оставить вас! — вскричала Сюзанна. — Это невозможно, никакие просьбы, никакие угрозы не заставят меня вас покинуть.

— Какова женщина! — вскричал Раулей. — Я вам приказываю удалиться отсюда или вы меня еще узнаете, — бешено закричал Муре.

— Я знаю, что вы изверг, что вы хотите убить ее, но я не допущу этого, — смело сказала Сюзанна.

В это время явился слепец Эдмонд Маккензи. Его никто не заметил и он, остановившись у порога, не мог понять, что происходит. Решительный ответ Сюзанны заставил его задрожать.

— Я прошу вас немедленно удалиться, если вам не надоело жить.

— Я вам опять повторяю, что не оставлю ее одну, — вскричала Сюзанна.

Опустив руки в карманы, доктор ходил по комнате и придумывал, как удалить Сюзанну, но, когда ему на глаза попался Раулей, он диким голосом закричал:

— Вон! Я уже несколько раз это повторял.

Раулей поспешил выйти. Оставшись один, Муре с бешенством бросился к Сюзанне, но слепец оттолкнул его.

— Как ты смеешь меня останавливать? — вскричал Муре.

— Не сметь убивать эту женщину! — закричал в ответ Тиррель.

— А кто мне запретит?

— По двум причинам не смеете вы убивать ее. Первая та, что Рио-Санто велел мне ее беречь.

— Как? — удивился доктор.

— А мы должны беспрекословно исполнять волю Рио-Санто, — заметил слепец.

— Но она знает мою тайну и выдаст меня, — возразил доктор.

— Не беспокойся, — отвечал Тиррель, — я вполне уверен, что она не выдаст твоей тайны.

— Но кто же поручится мне в этом?

— Я поручусь тебе — она дочь моя, дочь Измаила Спенсера.

Сюзанна, услыхав эти слова, вскрикнула и упала без чувств.

Глава тридцать первая

МАРКИЗ РИО-САНТО

За двадцать лет до описанных происшествий, в Лондоне, в Сен-Джильском квартале проживала бедная семья, состоявшая из отца, матери и двоих детей. Глава семьи носил имя О'Брина. Ирландский дворянин, предки которого были не без известности, христиан О'Брин попал мало-помалу в число арендаторов одного протестанта-лорда, в руках которого находилось имение его предков.

Трудно представить себе что-нибудь более достойное сожаления, чем жизнь ирландских арендаторов. Однако Христиан О'Брин своими усиленными трудами и заботами вел сравнительно безбедное существование, так что мог еще дать сыну хорошее образование. У него сохранился небольшой клочок собственной земли, остаток бывшего имения, который много помогал ему в трудной жизни.

Но в одно прекрасное время управляющему лорда пришло в голову оттягать у него и этот, последний, остаток. Начался процесс, в результате которого несчастный О'Брин лишился и этого клочка поземельной собственности. Лорд-землевладелец, взбесившийся дерзостью ничтожного арендатора, дерзнувшего вести процесс с его сиятельством, лишил его и аренды.

Что же оставалось несчастному О'Брину? Смерть, или Лондон. Семья заставила выбрать последнее. Он поселился в Сен-Джильском квартале, нищета и грязь которого приобрели всемирную известность.

В каждом большом городе есть свой уголок, где находят прибежище нищета со своими неизбежными спутниками — голодом, пороками, преступлениями. Но ни один город в свете не может поравняться в этом отношении с Лондоном, этим громадным чудовищем оборотной стороны человеческого прогресса и цивилизации. Знаменитая улица Офевр и Сент-Марсельское предместье Парижа не заражают по крайней мере своими миазмами благородной части города. В Лондоне все перемешано и перепутано. Везде циничная и отвратительная нищета имеет случай позавидовать безумной роскоши и богатству, которые, как нарочно, лезут в глаза. На каждом шагу великолепнейшие улицы, со своими магазинами, газом, грозными полисменами, соединяются грязными и темными переулками, где опасно ходить. Всюду на тротуарах богатая, беззаботная толпа, а на грязной мостовой коченеющий от голода и холода старик или ребенок!

Но самое ужасное и позорное это соседство аристократического Гольборна с Сен-Джильским кварталом, который в устах бездомной и бесприютной, но остроумной толпы невольных евангельских птиц получил имя Новой Ирландии! Всевозможные на свете пороки и преступления соединялись здесь. Человек забывал о Боге, небе, аде и приходил в состояние скотского отупения и зверства.

А рядом чванная и гордая знать!

Уверяют, что теперь, в 1845 году, Сен-Джиль далеко не тот, что был в 1820 году! Боже! Что же было тогда?!

Здесь-то и поселился Христиан О'Брин в надежде найти себе средство к жизни. Но увы! Все его надежды скоро разлетелись в пух и прах. Отчаянье овладело им.

Мистрисс О’Брин, кроткая и добрая женщина, ничего не знавшая кроме семьи, нежно любила детей и совершенно подчинялась воле мужа.

Единственным утешением горькой доли О'Брина была шестнадцатилетняя дочь Елизавета, красивая и умная девушка, умевшая разгонять хмурые морщины на лице отца.

Странный решительный характер сына сильно тревожил Христиана О'Брина. Восемнадцатилетний Ферджус О'Брин отличался удивительной, поразительной красотой. Едва ли во всем Лондоне можно было сыскать еще такое идеально прекрасное лицо. Ум, сильная воля, решительность, гордость, прелестность и мягкость все соединилось в этом лице, очаровательному облику которого могла позавидовать любая красавица.

Прежде Ферджус помогал отцу в сельских занятиях. В Лондоне он поступил в громадную типографию Болдериуса и Мунка. Ферджус работал неутомимо и был почти единственной опорой семьи, так как Елизавета зарабатывала немного. В свободные часы вниманием Ферджуса овладевали книги, которые он доставал в типографии.