Тайны Истон-Холла - Дэвид Тейлор

— Папа разгадал тайну женщины из Истон-Холла. Ну, той, которая появилась во время вашего обеда.

— Серьезно? И что же он говорит?

— Это подопечная мистера Дикси, и она, — мисс Марджорибэнкс постеснялась употребить слово «безумна», — не вполне в своем уме. Но папа сказал, что ходят слухи, будто мистер Дикси — настоящая Синяя Борода и держит бедняжку в заточении.

— Если это действительно так, то, должен сказать, мистер Дикси — очень гостеприимная Синяя Борода, — заметил мистер Кроли. — Я несколько раз у него обедал, и мне никогда не приходило в голову, будто меня могут съесть на десерт.

— Ну, в компании все друг на друга похожи. Впрочем, я просто передаю папины слова.

Мистер Кроли наклонился и снова пошевелил угли в камине. У него возникло ощущение — откуда оно явилось, сказать трудно, — что ему следует быть поосторожнее в своих высказываниях по поводу подопечной мистера Дикси. В то же время он понимал, хотя бы уже по одному ее тону, что эта тема занимает мисс Марджорибэнкс не меньше, чем его самого.

Мистер Кроли отодвинулся от огня и в высшей степени непринужденно проговорил:

— Речь ведь идет о некоей миссис Айрленд, не так ли? О дочери мистера Бразертона; по-моему, это литератор. Но о каких-либо скандалах я слышу впервые.

— Ну может, ничего и не было. — Слово «скандал» мисс Марджорибэнкс тоже произносила через силу. — Но папа говорит, что люди начинают задавать вопросы, почему ее так долго держат взаперти и родственникам не разрешают с ней видеться. И вообще все это очень странно.

— Не сомневаюсь: все делается как надо, — сказал мистер Кроли, хотя и не очень верил в это. — На мой взгляд, мистер Конолли, бывший директор клиники для душевнобольных в Хануэлле, — весьма компетентный врач.

— А папа считает его шарлатаном.

Мистер Кроли чрезвычайно высоко ставил мнение настоятеля прихода в Эли по разным вопросам, но в данном случае у него имелось и свое мнение.

— Как бы то ни было, миссис Айрленд произвела на меня впечатление человека, который не вполне отдает отчет в своих действиях.

— Говорят, она красотка, — простодушно заметила мисс Марджорибэнкс.

— Весьма вероятно. У меня не было времени как следует рассмотреть — ее почти сразу увели из комнаты.

Мистер Кроли видел, что разговор отклоняется в том направлении, за которым ему совершенно не хотелось следовать. В то же время если юной даме, сидящей в гостиной своего отца, захочется поговорить на какую-то определенную тему, вряд ли он способен остановить ее.

— Я, помню, читала какую-то статью в газете, где говорилось, что она красавица, — продолжала мисс Марджорибэнкс.

Все это было очень плохо, и в который уж раз мистер Кроли пожалел, что не остался в Истоне заканчивать свою проповедь. Он сделал отчаянную попытку сменить тему: ну как, понравилась ли мисс Марджорибэнкс книга «Миссис Кодл»? Но в ответ на вопрос дождался лишь такой реплики: вроде бы в свое время все только и говорили что о ссоре автора книги с покойным мистером Бразертоном? Впрочем, даже сейчас, под конец встречи мистер Кроли надеялся, что у него все же появится возможность вставить два-три слова. Но как раз в это время послышался стук входной двери, из коридора донесся шум шагов и на пороге появилась горничная:

— Извините, мисс, миссис Харрисон с девочками.

«Ну все, — подумал мистер Кроли, — это выше моих сил». Он поднялся со стула, виновато посмотрел на часы и начал прощаться.

— Что ж, мисс Марджорибэнкс, надеюсь, в ближайшем будущем я буду иметь приятную возможность приветствовать вас и вашего батюшку в Истоне.

— Право, не знаю, — откликнулась мисс Марджорибэнкс, приглашая миссис Харрисон и трех ее неповоротливых дочерей войти в гостиную. — Папа сейчас очень занят — мистер Прендергаст, счета и все остальное. Но я непременно передам ему ваше приглашение.

И все же мистер Кроли надеялся, что ему удастся погладить тонкую руку Амелии. Но мисс Марджорибэнкс была дочерью настоятеля и ничего такого не позволила. Короткое рукопожатие, и мистер Кроли оказался за воротами, где кебмен, доставивший миссис Харрисон и ее дочерей из Трампингтона, ругал на чем свет эту даму, давшую ему на чай всего два пенса. Печально бредя на постоялый двор, где его дожидалась лошадь, он столкнулся со знакомым священником — в такие моменты всегда сталкиваешься со знакомыми, разве нет? — который, протягивая ему руку, осведомился:

— Ну что, приятель, когда же наконец?

— Что? — огрызнулся мистер Кроли. — Насколько мне известно, в ближайшее время ничего не ожидается.

— Правда? Очень жаль.

Оставляя следы на пушистом снегу, мистер Кроли вернулся на постоялый двор, и мысли его почему-то переключились с мисс Марджорибэнкс и гостиной настоятеля на Истон-Холл и хранимые им тайны.

Глава 23

НОЧНАЯ РАБОТА

Из всех господ живописцев, чьи работы регулярно выставляются для просвещения публики, выше других я ставлю члена Королевской академии мистера Фриса. Сколько раз, заходя в какую-нибудь городскую галерею или поднимаясь по лестнице какого-нибудь клуба на Пэлл-Мэлл (в сопровождении своего хозяина Тимминса, краснощекого и страдающего одышкой джентльмена, подталкивающего меня к накрытому столу), я останавливался, чтобы полюбоваться, скажем, изображением дерби. Или интерьера железнодорожного вагона, или лондонской улицы, невольно скашивая глаза на скромный пустой уголок картины, где угадывалась знакомая подпись. Можно сказать, что здесь сосредоточена вся жизнь: поля шляпки девушки-служанки, склоняющейся к своему возлюбленному; раскрасневшаяся физиономия подвыпившего солдата, выходящего на заплетающихся ногах из пивной; дородный глава семейства с целым выводком детей; генерал на своем мощном жеребце и сержант у артиллерийского лафета. Все это выходит из-под кисти мистера Фриса с такой же легкостью, с какой мы с вамп занимаемся всякими безделицами или поддразниваем застенчивую девушку, сидящую за столом и боящуюся поднять глаза, вопросом: чего это, мол, ее возлюбленный топчется на крыльце?

Тем не менее, думается, картины мистера Фриса не то, что люди называют реализмом. Он может изобразить толпу, или военный отряд на марше, или ораву учеников, вываливающихся с шумом из ворот школы, однако в любом случае в том, что художник замечает и не замечает, что изображает, а мимо чего проходит, ощущается замысел. Не правда ли, удивительно, как, разглядывая большие полотна мистера Фриса, мы улавливаем скрытые намеки: солдат на белой лошади явно неравнодушен к дочери хозяина постоялого двора, подающего ему кружку пива; господин в шляпе с высокой тульей и моноклем, несомненно, как-то связан со священником в черной сутане, стоящим позади него. Никаких явных признаков этих связей нет — как не бросаются они в глаза ученому, разглядывающему под микроскопом движение молекул, — но эффект получается поразительный. В моем представлении мистер Фрис сходен с великим ботаником или исследователем морских глубин, только растения, которые он изучает, или колонии морских ежей, попадающие в расставленные им сети, — это человечество.

Давайте-ка просто так, забавы ради, представим себе, что в этот тихий летний вечер, часов в восемь, когда рабочий и служивый люд разошелся по домам, мистер Фрис поставил свой мольберт в зале ожидания вокзала Лондон-бридж, посреди лотков и книжных киосков, где торгуют романами за девять пенсов и журналами «Корнхилл» и «Беллс лайф». Что бы он здесь увидел? Пару фантастически замызганных и оборванных ребятишек, крутящих волчок на верхней площадке каменной лестницы, нескольких пожилых женщин, занятых выполнением каких-то загадочных поручений в сосисочных и бакалеях, сомнительных особ в потертых шляпах и поношенных башмаках, которые всегда отираются в подобного рода местах. Один важный эпизод мистер Фрис, только еще устанавливающий свой мольберт, наверняка пропустил, а именно: полчаса назад из Сити на вокзал прибыл крытый фургон, запряженный взмыленными лошадями. При его появлении как из-под земли явились двое служащих железнодорожной полиции и вместе с охранниками понесли два ящика в кабинет начальника вокзала. Тот уже стоял на пороге под станционными часами, чувствуя на себе взгляд суровой на вид дамы в темном пальто и такого же цвета шляпе без полей. Не приходится сомневаться, что мистер Фрис бросил бы оценивающий взгляд на медные пуговицы, украшавшие мундир начальника, и на его пышные усы. Был там и кое-кто еще, на ком, вполне вероятно, мог бы остановить внимание мистер Фрис: пожилой священнослужитель в гетрах и черном костюме, сжимая в ладони экземпляр журнала «Фрэзере», изучал расписание поездов, висевшее под стеклом над кабинетом начальника вокзала. Суровая пожилая женщина, которая могла оказаться кем угодно, от директора школы до домохозяйки их тетушки, выталкивала из зала ожидания четырех девушек в дорожных платьях сизого цвета и скромных шляпках. У ближайшей платформы стоит под парами почтовый поезд на Дувр (через Фолкстон), он должен доставить груз на пакетбот. Двое кочегаров деловито подкидывают уголь в и без того полную топку. Но старуха дуэнья не обращает на происходящее никакого внимания и, орудуя маленьким остроконечным зонтиком, гонит своих подопечных к скамейке, подальше от паровозного дыма, а также от мольберта художника.