Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир - Дейдра Макклоски

Но характеристика его как сухого, мрачного и утилитарного ошибочна. Франклин, безусловно, был успешным бизнесменом. Бодлер утверждал, что "цивилизованный человек ограничивает себя узкими рамками своей специальности ["закрытая кабина профессии" - обычная насмешка канцеляристов над людьми, занятыми производством товаров и услуг для других людей]. . . . [Он] изобрел доктрину Прогресса, чтобы утешить себя тем, что он сдался и пришел в упадок; в то время как первобытный человек, боящийся и уважаемый муж, воин, обязанный личной доблестью, ... приближается к границам Идеала".⁸ Я так не думаю, и Франклин тоже. Работа не была всей его практикой, и он не ездил в закрытом кэбе - не то чтобы занятие было такой уж ужасной практикой. И Бодлер не мог иметь большого опыта общения с "первобытным человеком", если он считал такого человека близким к границам Идеала. Бодлер и Лоуренс - лишь два из многочисленных европейских недооценщиков Франклина: Это и цитируемый Ауден, и Моретти, и, что удивительно, шотландский философ Аласдэр Макинтайр, который большую часть своей карьеры провел в США, но, тем не менее, солидаризируется с антибуржуазным и антиамериканским прочтением "Автобиографии" Лоуренса.⁹

Напротив, Франклин был отличным, а после сорока двух лет и полноправным переговорщиком и прожектёром в общественных целях, не связанных с деловыми амбициями. Он преуспел в них благодаря тому, что рано научился "убирать себя как можно дальше с глаз долой". Он объясняет эту тактику благоразумно, как это делали люди в те первые дни, когда обходились без беспокойно действующего Бога: "Нынешняя небольшая жертва вашего тщеславия впоследствии будет с лихвой вознаграждена"¹⁰. Но то, что он использует здесь такую благоразумную риторику затрат и выгод, не означает, что на самом деле он был чудовищем благоразумия, а только то, что воображали Бодлер и Лоуренс. Для Города братской любви Франклин воплотил в жизнь общественное мощение, уличное освещение, ночных сторожей, газету, библиотеку, больницу (финансируемую за счет изобретенного им гранта), Пенсильванский университет, пожарную охрану и самосовершенствующуюся дискуссионную группу, состоящую из представителей рабочего класса; Для колоний в целом и для новой нации он помог создать восемнадцать бумажных фабрик, частную почтовую службу, Американское философское общество, Американскую дипломатическую службу; а для всего мира он изобрел буржуазные добродетели, бифокальные очки, стеклянную гармонику, гибкий катетер, печь Франклина, библиотечное кресло, громоотводы, карту Гольфстрима, электрическую батарею, волновую теорию света и теорию электричества.

За все это, по его словам, он был сполна "отплачен". Но какой монетой? Честь, хорошая репутация, благо общества - мотивы, которые признал бы воин, обязанный личной доблестью, или святой, обязанный Богом природы, но не просто машина для получения прибыли и накопления. Франклин не считал бизнес унизительным. Напротив, он был полезной платформой, с которой можно было перейти к гражданскому республиканизму, не связанному с денежной прибылью. (Сравните Милтона Фридмана.) Его позиция контрастировала с позицией южан того времени, которые считали, что "обучение ремеслу сильно умаляет (то есть подрывает, даже по закону) характер [молодого джентльмена]".¹¹ Хотя Франклин всю свою жизнь старался стать джентльменом в понимании XVIII века, человеком досуга, посвятившим себя государственной службе, как пишет Гордон Вуд, он никогда не стыдился своей профессии.¹²

Метафора "расплаты" за принесенную жертву, как за ссуду под проценты, характеризует деловую манеру теоретизирования Франклина. Но она не характерна для его жизни. Его пруденциальная риторика ввела в заблуждение антиделовых читателей его "Автобиографии". "Характер" в его теории - но, как я утверждаю, не в его реальном поведении - это капитальный проект, который должен быть построен за счет нынешних жертв ради будущего денежного вознаграждения. Эта теория была общим местом буржуазной эпохи, появившись, например, в "Школьных днях Тома Брауна", хотя и в своеобразной псевдоаристократической форме. Реформированные английские "общественные" школы, такие как Рагби, были буржуазными, поскольку делали упор на накопленный (человеческий) капитал в характере, в отличие от природных заслуг, передаваемых по наследству. Франклин рекомендует формировать хороший характер, исходя из соображений личной благоразумности: "Итак, у меня был сносный характер, с которым я начал жить в этом мире, - пишет Франклин. "Я оценил его должным образом и решил сохранить его", как он сохранил капитал в своем печатном бизнесе.¹³

Но эта теория обманчива. Франклин, как и Адам Смит в своей книге 1776 года "Советы нации", говорит о благоразумии больше, чем о любви, уважении или солидарности. Если не обращать внимания на действия Франклина и игнорировать другие его труды (подобно тому, как экономисты игнорируют действия Смита, например, его частые и крупные пожертвования на благотворительность, и игнорируют "Теорию нравственных чувств" и другие его труды), можно сделать вывод, что Франклин считал важным только благоразумие. И тем не менее, как было замечено, этот якобы максималистский Бен в возрасте семидесяти лет присоединился к революции, помогая составить и затем подписать документ, за который его могли повесить, нарисовать и четвертовать.

Отсутствие благоразумия только в реальном поведении Франклина, в отличие от его теоретизирования, проявляется в напряжении между краткосрочным и долгосрочным благоразумием. (Экономист отмечает, что это различие бессмысленно, поскольку долгосрочный период - это последовательность краткосрочных периодов, но это неважно). Франклин рассказывает о своем друге Уильяме Коулмане, "тогда еще торговом клерке, примерно моего возраста, который обладал самой холодной и ясной головой, самым добрым сердцем и самыми строгими моральными принципами почти из всех, с кем я когда-либо встречался. Впоследствии он стал известным купцом и одним из наших провинциальных судей"¹⁴ Делать хорошо, делая хорошо. Но обратите внимание, что тесты, которые применяет Франклин, согласуются с беспристрастным зрителем Смита или с его восхвалением купца из Глазго, выходя за рамки простого краткосрочного мирского успеха, но (по словам Бена) и не противоречат ему.

Прочтение "только благоразумие" не вполне оправдано текстом "Автобиографии". Франклин, например, всегда оправдывает добрую волю благоразумием, как будто ожидая, что его читатели будут цинично относиться к искренним заявлениям о любви: "Впоследствии эти друзья были мне очень полезны, как и я иногда был полезен некоторым из них".¹⁵ Вуд отмечает, что в XVIII веке (а по данным OED, в английском языке и раньше) слово "друг" было эвфемизмом для обозначения "покровителя" или "клиента", и Франклин с большим мастерством играл обе традиционные роли.¹⁶ Для того чтобы вернуть любовь в моду, понадобились романтизм и евангелизм среди европейского духовенства.

Но мужественное самоуважение в кругу Франклина на самом деле ограждено если не Любовью, то любовью. На Франклина в юности произвел большое впечатление ошибочный цинизм утверждения Мандевиля о том, что порок так же