Вечный дом. Мир ноль-А. Пешки ноль-А - Альфред Ван Вогт

Госсейн повернулся и, не говоря ни слова, направился к выходу.

— Куда же вы? — крикнула она вслед.

— В гостиницу. Если я вам понадоблюсь, звоните в любое время.

У дверей он остановился. У него совсем вылетело из головы, что своей выходкой он поставил ее в дурацкое положение.

— Вам придется вызвать рабочих, чтобы привести в порядок стену, — сказал он. — Впрочем, вы лучше меня знаете, что делать дальше. До свидания. Желаю удачи.

Он вышел из дворца и пошел в город. В первой попавшейся аптеке он купил пачку гипнотических таблеток.

— Начинаете готовиться к Играм будущего года? — сочувственно спросил аптекарь.

— Как сказать, — коротко ответил Госсейн.

В студии звукозаписи он взял напрокат магнитофон.

— Примерно на неделю, — сказал он.

— А пленку для записи?

— Да.

— Четыре доллара пятьдесят центов.

В отеле он взял у портье ключ от сейфа, достал оставшиеся деньги и вернулся в холл.

— Месяц тому назад, — сказал он, — меня выгнали из гостиницы, так как я не мог назвать своего настоящего имени. Сейчас мне нужна комната. Я заплачу вперед.

Служащий не раздумывал. Отель был почти пустым. Люди, не выдержавшие испытаний, покинули город. Через две минуты мальчишка-лифтер проводил Госсейна в просторный номер. Тщательно заперев за собой дверь, Госсейн быстро продиктовал в микрофон заранее подготовленные фразы, включил аппарат на повтор, принял гипнотаблетку и лег, не раздеваясь. «Через двадцать четыре часа, — подумал он, — действие лекарства кончится, и тогда…» Он положил маленький пистолет, отобранный у Патриции Харди, на столик рядом с кроватью.

Это был не сон. Скорее, он впал в забытье, чувствуя смертельную усталость, сквозь которую пробивался раздражающий звук… звук его собственного голоса:

«Я — никто. Я ничего не стою. Меня все ненавидят. Нет смысла оставаться в живых. Я никогда ничего не добьюсь. Ни одна девушка меня не полюбит. Я разорен… ни надежды… ни денег… покончи с собой… застрелись…»

На Земле жили миллионы людей, думающих так ежедневно, но они не стояли на ноль-А пути развития. Госсейн надеялся, что его сбалансированная нервная система не выдержит отчаяния, которое он пытался себе внушить. Сознательно бросаясь с высот логики в пропасть отчаяния, он не сомневался, что рука его не дрогнет в нужный момент.

«Какой смысл мне оставаться в живых? Какой смысл… ни надежды… покончи с собой!»

«Меня все ненавидят… ненавидят… ненавидят…»

В течение первого часа в голову лезли посторонние мысли.

«Глупая затея. Мой мозг хорошо тренирован, баланс моей нервной системы нарушить невозможно. Я никто… Ничего не стою. Ни надежды…»

Еще через час откуда-то издалека до него стал доноситься необычный шум. Он становился все громче, иногда заглушая звук его голоса. «Пушки! Обстрел! — прорвалось в затуманенное сознание Госсейна. — Неужели они напали на Землю?»

Ему стало жутко.

Он не помнил, как встал с постели, как очутился на полу. Он устал, устал! «Я ничего не стою… разорен… ни надежды… покончи с собой…»

Собрав остатки сил, он пополз к окну. И ничего не увидел, кроме соседнего здания. Но теперь он совершенно отчетливо слышал разрывы снарядов. На какое-то мгновение его захлестнуло негодование. Они бомбили Машину!

«Я никто… покончи с собой… Все меня ненавидят… Зачем мне жить?»

Видимо, она начала трансляцию по всём радиостанциям о нападении на Венеру! А заговорщики решили уничтожить ее.

В его номере есть радио! Надо включить… Усталость давила ему на плечи. «Покончи с собой! Ни надежды…» С огромным трудом ему удалось добраться до приемника и повернуть регулятор громкости.

— Преступники… Негодяи…

Несмотря на оцепенение, овладевшее мозгом, Госсейн удивился. И понял: пропаганда. Потоки брани, угроз и обвинений. Машина — чудовище! Механический монстр без души, предательница! Венерианские бандиты пытались навязать свою волю землянам. Чуждая психология. Смирительные рубашки… истребить… уничтожить…

А на фоне лживых голосов грохотала орудийная канонада. Госсейна потянуло в сон. Надо добраться до кровати. Он устал. Он безумно устал.

— ГОССЕЙН!

Все другие голоса замерли в отдалении.

— ГОССЕЙН, К ВАМ ОБРАЩАЕТСЯ МАШИНА. НЕ КОНЧАЙТЕ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ!

«Покончи с собой! Я — никто. Меня все ненавидят. Зачем мне жить?»

— ГОССЕЙН, НЕ КОНЧАЙТЕ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ. ЗАГОВОРЩИКИ УНИЧТОЖИЛИ ВАШЕ ТРЕТЬЕ ТЕЛО. МНЕ ДОЛГО НЕ ПРОДЕРЖАТЬСЯ. ПЕРВЫЕ ПОЛЧАСА МЕНЯ ОБСТРЕЛИВАЛИ ОБЫЧНЫМИ СНАРЯДАМИ, НО СЕЙЧАС МЕНЯ БОМБЯТ ТОРПЕДАМИ С АТОМНЫМИ БОЕГОЛОВКАМИ.

ГОССЕЙН! В МОЕМ ДЕВЯНОСТОФУТОВОМ СТАЛЬНОМ БАРЬЕРЕ УЖЕ ПЯТЬ ПРОБОИН ОТ ТОРПЕД, НАПРАВЛЕННЫХ С ВЕНЕРЫ.

ГОССЕЙН, НЕ КОНЧАЙТЕ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ. ВАШЕ ТРЕТЬЕ ТЕЛО УНИЧТОЖЕНО. ВЫ ДОЛЖНЫ НАУЧИТЬСЯ КОНТРОЛИРОВАТЬ СВОЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ МОЗГ. Я НЕ МОГУ ПОДСКАЗАТЬ ВАМ, КАК ЭТО СДЕЛАТЬ, ПОТОМУ ЧТО…

Взрыв.

После минутного молчания приемник сказал:

— Леди и джентльмены, Машина только что уничтожена прямым попаданием. Ее неожиданное, коварное нападение на дворец президента…

Щелк!

Он уже давно хотел выключить этот глупый приемник. Только раздражает. И что там болтали о… что-то о… что?

Добравшись до кровати, он улегся поудобнее и на мгновение нахмурился, стараясь уловить смысл сказанного. Что-то важное… Как он устал! «Покончи с собой. Меня все ненавидят. Я разорен… Покончи с собой».

XXIII

Сознание вернулось. Госсейн попытался передвинуть руки. И не смог. Как будто он лежал на руках. «Странная поза», — подумал он в легком раздражении, но понял, что вряд ли будет рассуждать здраво, пока не проснется окончательно.

Внезапно он вспомнил, зачем ему вообще понадобилось снимать номер в отеле. Им должна овладеть жажда смерти! «Самое простое сразу схватить пистолет и пустить себе пулю в лоб», — услужливо подсказал мозг. Но ему вовсе не хотелось умирать. Наоборот, в глубинах сознания росла ясная уверенность в своих силах, чувство оптимизма, убеждение, что ничто на свете не сможет помешать ему. Некоторое время он пытался анализировать, почему у него такое хорошее настроение. Он же вставал с кровати и слышал какой-то шум. Может быть, он тогда случайно выключил магнитофон?

— Не кажется ли вам, — неожиданно прозвучал слева от него женский голос, — что пора проснуться? Действие таблетки давно кончилось.

Госсейн открыл глаза, остатки оцепенения улетучились. Он действительно лежал на руках, но пошевелить ими не мог. В кресле, рядом с кроватью, сидела Патриция Харди. Она курила и задумчиво смотрела на него. Госсейн хотел подняться, но это ему не удалось, и он откинулся на подушку. Патриция выпустила в потолок струю дыма и продолжала: