Письма. Том I. 1828–1855 - Святитель, митрополит Московский Иннокентий

сколько возможно с моей стороны ускорить это дело, я решаюсь так: сына моего я ныне возьму с собою в Ситху (это для него почти и необходимо), а на будущую весну пришлю его опять в Аян — с тем, если получится от Св. Синода желаемое мною дозволение, то он отправится на Амур; а если не последует такового дозволения почему либо, то он возьмет жену свою (которую мы по этому оставляем в Аяне на зиму) и возвратится в Ситху.

А между тем, по желанию Г. Невельского, если только будет случай, я нынешнего лета велю побывать в зимовье Аянскому священнику (бывшему миссионером в Америке). Его посещение будет полезно и для живущих в зимовье и относительно к Гилякам дела не испортит.

Что же касается до того, чтобы сын мой, воротясь из Ситхи на будущую весну в Аян, мог знать, что дозволение Св. Синода на открытие миссии последовало, я прошу Г. Обер-Прокурора дать знать об этом Аянскому священнику, для объявления сыну моему по прибыли его в Аян.

Затем остается мне только обратиться с просьбою к Вашему Высокопревосходительству написать об этом и с Вашей стороны к кому следует, дабы священник Гавриил Вениаминов на будущее лето мог отправиться на желаемое Вами и мною дело и на месте будущего своего пребывания имел по возможности средства, как к существованию своему, — так наипаче к начатию и продолжению возлагаемого на него поручения во славу Божию.

Касательно первого, на случай, если не получится чаемая нами помощь от г. Голубкова и на следующее лето, я сделаю распоряжение, что священник Вениаминов с причетником, которой при нем будет, не останутся без жалованья в течение года. А там — что Бог даст! будут успехи, будут и средства к существованию, авось поможет и Св. Синод.

Об успехах, кажется, сомневаться много нельзя. Конечно, все от Господа. Сам Бог обращаете людей на путь истины, а не проповедники; они только орудия. По крайней мере, я со своей стороны не вижу препятствий к тому, кроме одного и очень — очень не маловажного. Я это объясню примером. Три раза проехал я чрез Коряков, и, конечно, не менее сего числа говорил я с ними о принятии христианства; и каждый раз слышал от них: «зачем нам креститься? разве для того, чтобы сделаться такими же, как Русские, т. е. обманщиками, развратными и проч.» Конечно, трудно, не легко отвечать на такое возражение; но я говорил им, что не надобно смотреть на тех Русских, с которыми они имеют дело; это Русские, худшие из прочих. Также отвечаем мы на подобный возражения и Колошам, соседям нашим. В Гижиге и в Ситхе так отвечать и говорить можно. Но что отвечать Гилякам, если и они скажут что либо подобное. Да — хотя больно и стыдно, но св. истина требует сказать, что нынешние Русские православные сами служат препятствием к распространению и утверждению христианства, Увещания наши тут не действительны… Тут нужны меры с Вашей стороны, а какие именно? это вполне предоставляю Вашему Высокопревосходительству; и прошу только — о мерах, какие будет угодно Вам указать Г.г. начальствующим на Амуре (да не худо бы и везде), не оставить меня уведомлением.

Призывая помощь и благословение Божие на все Ваши дела, начинания и намерения, касательно нашего края, честь имею быть с глубочайшим уважением и искреннею преданностью Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

августа 4 дня. 1851. Аянский порт.

Письмо 101

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь[192]!

Г. Генерал-Губернатор Восточной Сибири, Николай Николаевич, в (частном) письме своем ко мне, от 17 февраля сего года, между прочим, пишет: «…Открывается великое для особой миссии поприще, я говорю о земле Гиляков, Вам известной, — здесь дело христианское можете много споспешествовать великой будущности России; благоволите, Преосвященнейший, миссию эту направить к берегам Амура и благословите нового священника ввести и распространить Христово учение в тех местах…. и кто же лучше сына Вашего может начать это дело, особенно, когда там надобно будет опровергать ложные слухи, Якутами распространенные… Если благоволите, Преосвященнейший, исполнить просьбу мою, то снарядите Гавриила Ивановича (сына моего) к отправлению с Невельским, который зайдет в Аян (в 1851 году)».

Относительно же средств к существованию мисси, он говорит, что содействием Высокопреосвященнейшего Филарета Московского будут получены средства для одной особой миссии. В письме же своем ко мне Высокопреосвященнейший Филарет говорит, что «Платон Васильевич Голубков оказывает Вам помощь для миссии» (и, как я знаю, для одной в Америке). Но Николай Николаевич просите, чтобы это употреблено было именно для Амурской миссии.

На письмо Николая Николаевича, я отвечал ему, (также партикулярно,) что я со своей стороны совершенно готов исполнить его желание, касательно учреждения миссии на Амуре, готов и сын мой идти туда. Все готово.

И, конечно, несмотря на то, что по сие время я ничего ни откуда не получил, касательно помощи от г. Голубкова, и несмотря на самые затруднения при первом водворении миссии, когда нет еще помещений и для пришедших русских; я ныне же бы отправил сына моего к Гилякам, как о том просил меня усердно и г. Невельской, если не с семейством, то одного, и нашел бы денег на содержание его. Но меня связывает одно и самое важное и главное.

Для начатая этого деда в земле, еще не вошедшей в состав, не только какой-либо епархии, но и самой России, необходимо соизволение Государя и благословение или позволение Св. Синода. Но я не вижу первого и не имею последнего.

Конечно, о первом я могу и не знать, но без последнего я не смею принять в свое ведение не только целого народа, но даже ни одной души. Правда, для избежания суда и осуждения, по правилам Св. Соборов, я мог бы употребить мирские средства, т. е. послать сына моего на Амур под видом посещения там русских; а он, под разными предлогами, мог бы остаться там на зиму. Но можно ли и зачем начинать великое дело Божие лукавством и средствами не духовными?

Знаю я, что Св. Синод не решится дать официального позволения на учреждение миссии в земле Гиляков, ибо дело о заселении русских между Гиляками еще и поныне держится в секрете, и потому то я прошедшего 1850 лета от 22 июня беспокоил моим письмом Его Высокопреосвященство Никанора и просил его разрешения: может ли священник, имеющий посещать русских, живущих на Амуре, обращать свою проповедь к туземцам. Такого разрешения для меня теперь было бы достаточно; но к сожалению моему, я оного