Вайделот - Виталий Гладкий

Схватка произвела на обе сражающиеся стороны потрясающее впечатление. Рыцарь и Скуманд, одетые в броню, рубились как одержимые. Они заняли всю тропу, поэтому всякое движение по ней прекратилось. И поляки и дайнавы смотрели на двух воинов, закованных в железо, с каким-то суеверным страхом. Казалось, на землю сошли древние боги и устроили поединок. И Скуманд и Януш из Гур были высокого роста, широкоплечие, мощные; их хорошо начищенные панцири ярко блистали, а мечи казались молниями, укрощенными человеческой волей.

Несмотря на весь свой немалый опыт, Януш из Гур с трудом сдерживал натиск юного дайнава. По витой серебряной гривне на груди Скуманда он уже определил, что перед ним не простой воин. Но откуда варвар знает приемы мечевого боя, которые неизвестны даже ему, опытному, бывалому воину? Меч Скуманда легко находил прорехи в защите польского рыцаря, и того спасала лишь броня. Януш из Гур хорошо понимал, что долго так продолжаться не может. Когда-нибудь остроконечный клинок меча дайнава доберется до незащищенного броней места на его теле, – пусть это будет даже неширокая щель – и тогда конец неминуем. Панцирь и богатую одежду дайнавы снимут, а его тело выбросят на поживу лесным зверям и воронью. Как тогда он сможет предстать перед Господом на Страшном суде? Разве что по частям…

И тут случилось то, что с такой надеждой ожидал Скуманд. В польском лагере раздались крики, звон оружия, и мазуры, которые все еще дрались с дайнавами на вершине вала, в полном беспорядке побежали вниз. Озадаченные панцирники тоже остановили свое продвижение, оглядываясь назад. Януш из Гур и Скуманд отскочили друг от друга на безопасное расстояние: рыцарь – в большой тревоге, а вайделот – в радостном предвкушении.

В лагере поляков шла сеча. Из лесу валили толпы ятвягов, которые с остервенением набрасывались на своих врагов – ошеломленных неожиданностью и совсем не готовых к сопротивлению. Тем более что в лагере остались в основном раненые, обслуга и около сотни стрелков, прекративших участвовать в сражении, так как поляки и дайнавы смешались в схватке, и точно прицелиться было невозможно.

Это пришла долгожданная подмога. Быстроногий гонец все-таки добрался до военного лагеря князя Судовии великого Скумо (а в Пуще это было очень непросто), и тот прислал отряд под командованием своего ближайшего сподвижника, князя Стуче. Благодаря временной передышке, организованной жрецами-вуршайтами с помощью змей и воронья, помощь подоспела в самый раз. Вскоре лагерь поляков был разгромлен, и ятвяги принялись за мазуров-копейщиков, которые начали разбегаться в разные стороны. Не бежали лишь рыцари и панцирники; и не потому, что были отменными храбрецами, а по той причине, что в тяжелом воинском облачении далеко и долго не побегаешь.

Закованные в броню поляки сбились в квадрат и, закрывшись большими щитами и ощетинившись длинными копьями, начали более-менее организованно отступать. Ими командовал Януш из Гур. Скуманд посмотрел вслед ему с сожалением; он должен, нет, просто обязан был победить этого рыцаря, да не сложилось. Но в одиночку преследовать отступавших поляков он, как военачальник дайнавов, не имел права.

Скуманд поднял руку, и боевой рог сигнальщика, который всегда держался рядом с военачальником, прогудел общий сбор. Вскоре за спиной вайделота сгрудились воины дайнавов, сгорающие от нетерпения. Им хотелось немедленно броситься в погоню за врагами, потому что никому не хотелось терять ценную воинскую добычу. А поживиться в лагере поляков было чем. Не говоря уже о пленниках, за которых можно взять хороший выкуп. Особенно за рыцарей и панцирников, которые в отличие от нищих мазуров владели поместьями и землями, а значит, имели денежки.

Оставив два десятка воинов постарше защищать ворота, Скуманд повелительно указал мечом на соблазнительно сверкающий под лучами солнца железный квадрат панцирников, и толпа дайнавов с гиканьем и улюлюканьем ринулась вперед. Никто из них не стал кидаться грудью на острые копья поляков; окружив отступающих, дайнавы начали стрелять по ним из луков и бросать камни из пращ. Казалось, что бронированный строй невозможно пробить, тем не менее то там, то сям раздавались стоны и крики, и в монолитном строю панцирников начали появляться бреши.

Они тут же закрывались – поляки смыкали шеренги, но их становилось все больше и больше, и когда железный квадрат, миновав открытое место, вступил под лесную сень и поневоле нарушил свои боевые порядки из-за деревьев, в бой ринулись витинги со своими длинными мечами. Прорвав первую шеренгу, закованные в панцири дайнавы очутились внутри квадрата, и завертелась беспощадная сеча – до тех пор, пока к сражающимся одновременно не подошли князь Стуче и вайделот Скуманд.

– Сдавайтесь! – крикнули они звучно. – Мы гарантируем вам жизнь в обмен на выкуп!

Призыв вражеских военачальников произвел впечатление холодного душа. До поляков вдруг дошло, что они попали в безвыходное положение; польские воины опустили оружие и безропотно сдались на милость победителей, тем более, что почти половина панцирников уже была изрублена ятвягами…

Пир по случаю победы длился три дня и три ночи. А на четвертые сутки Скуманд попрощался с монахом и менестрелем. Никто из старейшин и жрецов (а уж вождь Комат, который все это время от радости был пьян до изумления, тем более) не возражал против того, чтобы отпустить двух иноземных приблуд на волю без всяких условий, тем более что они проявили себя в битве с поляками как полезные и надежные товарищи. Хитроумный Хуберт не преминул воспользоваться удобным моментом, и вскоре два искателя приключений в сопровождении небольшого отряда дайнавов, посланного Скумандом для их охраны, бодро вышагивали по направлению к территории, занятой Тевтонским орденом.

Нужно сказать, что Скуманд был с ними очень щедр. Кошелек менестреля приятно отягощали золотые, добытые дайнавами у захваченных в плен рыцарей, а в котомке лежали куски превосходного янтаря.

– Этого вполне хватит, чтобы начать строительство монастыря! – радовался монах.

– Закатайте губу, ваша святость, – насмешливо отвечал Хуберт. – У меня несколько иные намерения на сей счет. Эти страшные леса, набитые варварами как частый бредень мелкой рыбешкой, настолько морально измучили и утомили меня, что я просто обязан хорошенько поправить свое здоровье.

– Сын мой, не бери грех на душу! Я знаю, ты хочешь прокутить эти деньги в какой-нибудь грязной харчевне или проиграть их в кости, но вспомни, сколько невежественных варваров пребывает в дикости и темноте без света истинной христианской веры, исцеляющей душу, и без малейшей надежды на спасение.