Французская защита - Анатолий Арамисов

— Спрашивай. Я отвечу на все твои вопросы.

— Это имеет смысл делать только в одном случае.

— В каком?

— Если ты честно ответишь на них.

— Естественно, я буду честна перед тобой. Принеси мне, пожалуйста, виски со льдом!

— А тебе не много ли будет алкоголя сегодня?

— В самый раз! Ты думаешь, я пьяная? — усмехнулась француженка. — Вовсе нет! И, кстати, приехала к тебе на своей машине…

— Ну, хорошо…

Виктор ушел на кухню, достал из бара «Чивас Регал», плеснул виски в бокал и добавил кусочек льда.

— Ну-с, о чем ты меня хотел спросить? — глаза Женевьевы уменьшились в ироничном прищуре. Она высоко закинула правую ногу на левое колено, обнажив ажурную вязь верха чулок. — Давай, выпьем за нашу неожиданную встречу! Что у тебя в бокале? Бордо?

— Да, ты угадала… — мужчина сделал пару глотков, встал со стула и подошел к гостье, почти касаясь коленями ее ног.

Пауза.

— Скажи мне, Женевьева, история с моими фотографиями в прессе накануне матча с Леконтом — твоя работа?

— Не совсем… — усмехнулась француженка.

— Как это понимать?

— Просто я честно ответила на этот вопрос.

— Так кто же меня…

— Люди из спецслужб. Они явно перестарались. К тому же, это не повлияло на твое настроение в матче с Патриком.

— И ты знала об этом?

— Конечно.

— Из каких источников?

— Из разных. В том числе из прессы. Ведь такие фокусы не делают кло-шары? Только спецслужбы и никто другой.

— Логично. Тогда ответь — с Симоной в Лондоне, — кто?

Женевьева молча допила виски, достала сигарету и выжидающе посмотрела на Виктора.

Тот, не двигаясь, стоял перед ней.

«Ждет, что сейчас побегу искать зажигалку… Перебьется!»

Женщина опустила руку в свою сумочку, и, пошарив там, достала дамский пистолет.

По лицу Одинцова пробежала тень.

Четко очерченные темно-бордовой помадой губы француженки скривились в пьяной ухмылке. Она медленно подняла руку с оружием, почти уперев ствол в живот Виктора, и тихо сказала:

— А вот эту твою Симону я бы лично…

И нажала на курок.

Раздался негромкий щелчок. Пламя вылетело из дула пистолета и коснулось кончиком светлой рубашки мужчины.

Одинцов инстинктивно отпрянул.

Женевьева наклонила голову и прикурила от своей зажигалки-обмана.

В голове мужчины мелькнула шальная мысль: «Выбить бы ей мозги…!?» Женщина вскинула голову и произнесла:

— Что? Неужели испугался? Храбрый рыцарь, претендент на мировую шахматную корону?… Пчм…

— Я тебя спросил. Ты не ответила! — жестко проговорил Одинцов.

— О Симоне то? Да, в Лондоне этот идиот Лёня Гельфанд чуть не отправил её к праотцам. Перестарался, однако! Видишь, к чему приводит неразделенная любовь? Он страстно желает её, она отвергает его ухаживания. Месть! Ты, Виктор, когда-нибудь в жизни чувствовал, как отвергают твою любовь?? Страстную, всепоглощающую!! Нет??

Одинцов молчал.

Француженка переменила положение ног и продолжила, глядя мимо Виктора:

— Тогда ты — счастливый человек, если не чувствовал такой боли! Такого унижения! Когда ты хочешь подарить весь свой мир лишь одному человеку на Земле, а — не можешь! Он отвергает твой бесценный подарок! Выбрасывает его, как ненужную вещь! Как старую куклу! Как обмусоленную тряпку! Твою любовь! Почему?? И ты задаешь себе миллион раз этот вопрос. Ты не можешь заснуть до утра, думая об этом! И тогда другая страсть постепенно захлестывает душу отвергнутого человека.

Месть!!

Только она способна залить пожар ненависти, который рано или поздно вспыхивает внутри! Если только человек сам — не как тряпка! А имеет в жизни почти все. Почти…

Она замолчала, поискала взглядом пепельницу. Виктор допил вино и поставил на пол у ног Женевьевы свой стакан. Та бросила окурок и подняла голову.

Ее глаза были затуманены дымкой слез.

Виктор почувствовал, как что-то, похожее на жалость, шевельнулось у него в груди. Он снова боролся с собой. Извечная мужская тяга к запретному плоду давала о себе знать. Вот она — красивая женщина, одна с тобой в большой квартире, ждущая твоей любви… Почему бы не воспользоваться таким моментом? Одинцов поймал себя на мысли, что, возникни эта ситуация сразу после его выхода из тюрьмы, — он наверняка бы уложил Женевьеву в свою постель. Но, узнав близко Симону, он уже даже и не помышлял об измене. Нет ничего прекраснее чувства, когда ты ласкаешь любимого человека. И секс с таким человеком божественен. Повторение его с нелюбимой женщиной — лишь имитация этих ощущений, лишь что-то больше похожее на случку животных. Природа мудро распорядилась так, что человек не может испытывать любовь одновременно к двум людям.

В гостиной наступила гнетущая тишина.

Каждый думал о своем. Одинцов боролся с желанием немедленно позвонить Симоне в Лондон, услышать ее голос, успокоиться, — что с ней все в порядке.

Женевьеву одолевало другое желание. Здесь, прямо сейчас, бросить ему в лицо всю информацию, которую она знает о секрете его стремительного взлета. И насладиться неизбежной растерянностью на лице мужчины, явным замешательством.

Но они оба перебороли свои желания.

Виктор не хотел, чтобы француженка слышала его разговор с любимой. Не догадываясь, что та уже слышала многие их диалоги.

Женевьева чувствовала, что еще рано выкладывать свой главный козырь. Она должна сделать это в самый важный, самый решающий момент в жизни Одинцова. Когда ему ничего не останется делать, как принять все условия, которые уже давно были обдуманы и не раз проиграны в воображении отвергнутой женщины.

Наконец, Виктор нарушил молчание.

— Как ты узнала этот адрес? И то, что я буду сегодня один дома?

— Просто!

— Не понимаю. Ты обещала быть искренней со мною.

— Я сдержала обещание!

— Не совсем…

— Ерунда! Неужели ты не понял, что я знаю о любом твоем шаге!? Тебе ничего не сказали мои слова на закрытии матча с Леконтом?

— О том, с кем впереди мой главный поединок? Не с чемпионом мира, а с тобой?

— Именно.

— И что? В этой игре не может быть ничьей? Мне кажется, — нам стоит разойтись с миром! Оставив друг о друге только хорошие воспоминания. Или ты хочешь победить? И как будет выглядеть твой выигрыш?

— Мне неважно — как. Важно, что я выиграю…

— Все равно, даже в этом случае твоя победа будет неполной. Ведь мое сердце принадлежит другой.

— Ну и что? Полной стопроцентной победы не бывает. Мне интересен сам процесс.

— Ты следишь за мной? И это доставляет тебе удовольствие?

— Конечно. В жизни так много скуки. Все мужчины — предсказуемы. По крайней мере, те, которых я знала. А ты — иной.

— Представь себе, Женевьева, что я тоже — обыкновенный. Ничуть не лучше и интереснее других. И тебе тут же станет легче.

Француженка сначала прищурилась, потом ее зрачки расширились, и она заливисто засмеялась.

— Нет, мой дорогой! Ты не обыкновенный мужлан! Я давно это поняла, после нашей первой встречи в моем кабинете. А знаешь, чем ты отличаешься от всех остальных?

— Чем же? — усмехнулся Одинцов.

— В тебе очень много фантазии! Ты изобретателен! Я это чувствую всей кожей! В тебе живет гениальный авантюрист, я уверена в этом! Ты, в конце концов, очень красивый мужчина! И по своей натуре невероятно добрый, отзывчивый! Ты столько перенес, чтобы похоронить своего друга на Родине! Ни один француз не способен на такой поступок! Я знаю, что говорю!

Виктор молчал. Слова француженки, несомненно, были приятны. Женевьева отлично знала психологию сильного пола…

Глаза женщины блестели. Она понизила голос:

— И в сексе, я думаю тоже, эти твои качества раскрываются в полной мере… Давай, поэкспериментируем вместе, а? Прямо сейчас!

И она медленно развела в стороны свои красивые длинные ноги, одновременно потянув край юбки вверх. Как в той памятной встрече в кабинете. И снова чулки от Cascharel оканчивались сногсшибательной пустотой.

Одинцов, словно загипнотизированный удавом кролик, помимо воли смотрел на волнующую тонкую полоску. Женевьева была обворожительна в этот миг, несмотря на очевидную вульгарность ее последнего жеста. Мужская сущность Виктора Одинцова разрывалась на части. Он, было, хотел уже присесть на диван рядом с женщиной и поговорить с ней по-другому, чуть приласкать, коснуться ее кисти, быть может, даже поцеловать Женевьеву, но не более того, — как внезапно в комнате раздался телефонный звонок.

Виктор вздрогнул и, сделав несколько шагов по комнате, снял трубку.

— Милый, добрый вечер! — родной голос Симоны вывел его из состояния гипноза. — Как твои дела? Я звоню из номера отеля, сегодня встречалась с шефом. Он побурчал немного, но когда я показала свои наработки, сразу подобрел! Что ты молчишь?