Французская защита - Анатолий Арамисов

Виктор заглянул в глаза Симоне.

— И что?

— Потом эта лодка будто взорвалась. Мы чуть не упали за борт, а вокруг всплыло много рыбы, и почему-то зеленые бумажки, похожие на доллары.

— Надо же, как у тебя работает подсознание! — засмеялся Одинцов и крепче прижал ладонью плечо девушки. — Значит, мы с тобой взорвем весь шахматный мир и потом уедем в кругосветное путешествие!

— Ты фантазер! — улыбнулась Симона. Потом взглянула на часы и воскликнула:

— Мне пора на встречу в фирму Sagem! Не дай Бог, пробка будет по дороге, заболталась я с тобой!

На следующий день Одинцов, проводив в аэропорт Симону, поехал в клуб мадам Шодэ. Там они договорились провести первую встречу с Яковом Буреем, чтобы обсудить круг вопросов, которые интересуют претендента.

— Ты играешь дебюты, досконально им изученные! — с ходу заявил Яша.

— Что, если нам попытаться изменить репертуар? Хотя бы частично?

— Например? — Виктор внимательно посмотрел на своего помощника.

— Вот смотри… Ты черными играешь «сицилианку». И он — тоже. Всю жизнь. Познания чемпиона в ней, я думаю, гораздо больше твоих…

— Ты уверен? — усмехнулся Одинцов.

«Знал бы он, сколько миллионов вариантов хранятся в электронной памяти «СиМы», — весело подумал Виктор.

— Уверен! — вытаращив и без того выпуклые глаза, выпалил Бурей. — Он не одну уже книгу выпустил по этому дебюту!

— Ну и что? Игра не заканчивается в самом начале, — возразил Одинцов.

— Вот с ним как раз и заканчивается! — эмоционально воскликнул Яша. — Если прихватит какой-нибудь новинкой-разработкой, — пиши пропало! До эндшпиля не дотянешь, заклюёт в миттеле[41]!

— Ну, это мы еще посмотрим! — снова засмеялся претендент. — Просто с ним нужно играть так, словно это не чемпион, которого все боятся, а один из равных тебе. Вот и всё.

— Легко сказать, — пробурчал Яша, — трудно сделать. Я сколько видел, как перед ним пасовали самые закаленные турнирные бойцы! Матч на первенство мира — это совсем другая штука! Испытание нервов, прежде всего! У кого они крепче, тот и выигрывает!

— Я думаю, у меня они будут покрепче! — Одинцов развеселился, вспомнив, какие «нервы» имеются у железной электронной машины.

— Посмотрим… посмотрим… — недовольно пробурчал Бурей. Ему не нравилась самоуверенность русского игрока. Ему вообще не нравился Одинцов. В некоторые моменты Яша признавался себе, что люто ненавидит этого выскочку. Но жажда срубить приличный куш пересиливала все эти эмоции, и он умело гасил их, прятал вовнутрь.

— Итак. Что ты предлагаешь? — Виктор внимательно посмотрел на секунданта.

— Предлагаю черными на е четыре — французскую защиту. Ты иногда играл ее, я видел.

— Да, было дело. Но не слишком пассивно будет выглядеть этот дебют?

— Ничего. В самый раз. Тебе главное — лишить его основного козыря. А именно: умения разыгрывать динамичные позиции. Которых в «сицилианской» — тьма. А здесь, во «французской», гораздо больше статики. Понимаешь?

— Возможно… — задумчиво проговорил Одинцов, — а белыми что?

— Белыми? Начинать иногда не только с е4. А попробовать закрытые дебюты. На дэ четыре он играет староиндийскую. А я уж там собаку съел, должен знать по моим партиям! — хохотнул Яша. — Там тебе столько новинок могу показать! Ждут, не дождутся своего часа!

— Интересное предложение. Надо подумать…

— И нечего думать! Он от тебя ожидает только е четыре! А ты ему — раз! И систему Авербаха в староиндийской! Вот поскрежещет зубами чемпион, точно говорю! — Яша развеселился не на шутку, отчетливо представляя, как в шахматной прессе замелькает его имя, когда комментаторы будут подробно разбирать ход поединка, припоминая роль секундантов при выборе дебютных схем.

В этот момент мимо столика прошел человек в черных очках. Его фигура показалась Бурею знакомой, он мельком взглянул на нового посетителя клуба мадам Шодэ и снова продолжил разговор с претендентом. Владимир Быстрицкий неторопливо присел рядом с шахматным столиком, за которым в задумчивости сидели два седовласых француза, и стал наблюдать за игрой.

Одинцов договорился со словоохотливым помощником, что готовиться к матчу они будут на нейтральной территории.

— Я сниму на месяц номер в отеле, здесь рядом. И мы будем встречаться в полдень по понедельникам, средам и пятницам. Я позвоню, в каком именно месте. Устраивает?

— Конечно! — Яша был доволен неплотным графиком новой работы. Помнится, перед Аргентиной претендент буквально «заездил» Бурея, заставляя того работать над репертуаром ежедневно, часов по 5–7, без всяких выходных.

— Тогда до встречи!

Они обменялись рукопожатиями, и Одинцов покинул клуб под комплименты нестареющей мадам Шодэ. Яков остался поиграть в блицтурнире. На радостях он выиграл первый приз, всего тысячу франков, но и это в данный момент были для него весомые деньги.

Бурей выходил из клуба, улыбаясь своим мыслям.

«Эх, получу гонорар от Одинцова, сниму хорошую квартиру, и, быть может, даже женюсь! Будет тот выигрывать по ходу, попрошу не пять, а все десять процентов! Это целых триста тысяч баксов! Вот разойдусь тогда!» Он, естественно, не замечал, как мужчина в темных очках и сером плаще, засунув руки в карманы, не спеша, шагал за ним по тротуарам Монтмартра.

Виктор читал подаренную Василием Петровичем книгу о биографии барона Врангеля, как в прихожей раздался звонок.

«Кто это может быть? — с недоумением подумал шахматист. — Почта? Слишком поздно… Кто-то из команды? Вряд ли, только что виделись в клубе на Левалуа — Перетг».

Он поднялся с дивана и, отложив книгу, направился к двери.

— Кто? — спросил он по давней московской привычке, прежде чем щелкнуть замком.

Молчание.

Виктор пожал плечами и направился, было в гостиную, как снова раздалась трель.

Он быстро вернулся и распахнул дверь.

На пороге стояла Женевьева.

По одному ее взгляду Одинцов понял, что женщина выпила. В нем как будто был виден блеск глаз хищницы, приготовившейся к прыжку на жертву.

Они молча смотрели друг на друга.

— Что? Не ожидал? — первой заговорила француженка. — Долго я буду стоять на площадке?

— Проходи! — Виктор сделал шаг назад, посторонился, пропуская незваную гостью. В этот миг, почему-то нелепо вспомнился старый анекдот: в Москве из Татарстана получили жалобу-требование отменить поговорку: «Нежданный гость хуже татарина». Долго думали в Кремле и постановили: впредь говорить — «Нежданный гость лучше татарина!»

На улице только что прошел дождь, и по чистому паркету гостиной четко отпечатались следы женских туфель из крокодиловой кожи. Французы не снимают обувь, даже заходя в чужой дом.

Женевьева дошла до дивана и мягко опустилась на его кожаную поверхность. На ней была надета короткая черная юбка, тонкий модный свитер и, как всегда, черные, эротичные чулки от Cascharel.

— Ну-с, здравствуй, дорогой Виктор! — с иронией и привычным ударением на последней гласной имени Одинцова, произнесла гостья. — Я вижу, ты не очень рад моему визиту?

Одинцов молчал, разглядывая француженку.

«Как она узнала, что сегодня утром Симона улетела в Лондон? Иначе она вряд ли пришла сюда…»

Он взял стул, поставил его напротив дивана. Сел, раздвинув ноги и облокотившись локтями на спинку.

— Здравствуй, Женевьева! Признаюсь, не ожидал, что ты придешь прямо сюда… Ведь знаешь, что я живу не один.

— И я от себя не ожидала… — усмехнулась француженка, — но уж сильно соскучилась по тебе. Ведь ты так и не выполнил своего обещания…

— В последний день заключения? — уточнил Одинцов.

— Именно.

Женевьева внимательно разглядывала свой маникюр.

— Мы об этом уже говорили. К чему возвращаться, если я решил…

— Что ты решил? — перебила француженка. — Обычно решаю я! Это — мой жизненный принцип!

В темных оливках глаз собеседницы замелькали гневные искорки.

«Не хватало мне еще здесь скандала… — подумал мужчина, — но она, я чувствую, пришла не просто так..».

Женщина словно прочла его мысли.

— Да, я пришла сюда не только для того, чтобы посмотреть на тебя. Я знаю, что твоя подруга в Лондоне. Кстати, ты не боишься снова отпускать её одну?

Искры вылетали из глаз отвергнутой женщины, превращаясь в невидимые лезвия; они резали душу Виктора, кололи незаметными льдинками страха, боязни за Симону. Одновременно откуда-то снизу поднималась волна неприязни, и даже агрессии, кулаки мужчины непроизвольно сжались, на лице заходили желваки.

Он вспомнил ту историю, когда Симона после встречи с Леней Гельфандом оказалась в лондонском госпитале.

— Не боюсь. Она не маленькая девочка. И вот о чем я хотел спросить тебя давно. Но все случая не было.