Тени сумерек - Берен Белгарион

Финрод принял меч, мгновение-другое держал его как взял — острием направив в Берена, а потом, перехватив за лезвие, вернул его тем же порядком.

Берен обтер лезвие о рукав и вложил Дагмор в ножны. Стыд сжигал его сердце.

— Откуда ты знаешь, — тихо спросил король, — на что способен, а на что — нет? Разве ты дошел до края своей жизни? Разве ты до конца испытал свою судьбу? Разве ты уже сделал все, на что способен? Или ты знаешь, чего я от тебя жду?

Берен поднял голову. Было темно, но лицо эльфа виднелось отчетливо, словно очерченное слабым сиянием.

— «Если узы супружества и могут связать наши народы, то это случится во имя великой цели и по велению судьбы». Что же это за великая цель, король, если ты решился помочь мне? И в чем ты видишь мою судьбу?

Эльф заговорил не сразу, а после краткого раздумья.

— Прежде чем я отвечу, я хотел бы знать, о чем ты думал там, на поляне. И как отказался от мысли об убийстве.

Берен преодолел страх и стыд, крепко взявшись за рукоять меча. Соприкосновение длилось какой-то миг — но в этот миг уместился весь разговор с Дагмором, голосом собственной души.

— Хорошо, — сказал Финрод. — А теперь — пожелай узнать мои мысли.

И Берен — пожелал…

…Как они были беспечны…

Они слышали о боли и зле — но это ведь не имело к ним никакого отношения, правда? Это было где-то там, в Смертных Землях, где еще не изжиты последыши Мелькора, где скрываются майяр из его учеников. Их — любящих, творящих, прекрасных и беспечных — это не касалось.

Соперничество между Феанаро и Ноловинвэ, легкие насмешки над излишне задумчивыми ваньар и чересчур легкомысленными тэлери, властолюбие Артанис… Это кое-кому не нравилось, но ведь ничего общего со Злом здесь не было, да? Зло — уродливое, черное и горбатое, отвратительное и внутри, и снаружи; если Зло появится здесь, в Валиноре, — что само по себе уже непредставимо — может быть, тэлери его и проворонят, может быть, упустят из виду ваньар, обитающие рядом с Валар, но уж нолдор, такие мудрые и неравнодушные, сумеют распознать Зло сразу и наверняка!

Так говорил Мелькор, отпущенный из темницы — и, наверное, улыбался про себя.

Как же они были наивны…

Даже тогда, стоя на площади Тириона, где в пляшущем свете факелов троилась тень Феанаро — даже тогда многие думали, что Зло — это нечто отдельное от них; то, что можно настичь, взять за рога и пригнуть к земле, снести голову одним ударом… И они были полны решимости сделать это.

И лишь на пирсах Альквалондэ, остывая от кровавой рубки, они поняли, что Зло пребывало с ними всегда, от начала их жизни — дремало в сердцах, словно семя в земле. И нашелся тот, кто заботливо полил это семечко, щедро удобрил лестью ростки гордыни, тщательно разрыхлил землю у корней гнева, подпирал ветви зависти, на которых уже во всю созревали исчерна-красные плоды зла.

…А когда они осознали зло, такое близкое и неотступное — их охватило отчаяние. Одни по-прежнему полагали, что зло истребится, если убить того, кто принес его в мир. Уничтожить Мелькора — и чудесным образом забудется несмываемый грех Альквалондэ, встанут из могил мертвые, простят живые… Другие же сказали себе: зло — это мы. Нам нет прощения и нет возврата, нам остается лишь сражаться здесь до конца и собственной смертью искупить чужие. Лишь странный, забавный Финарато в глубине сердца считал, что спасение возможно для всех. Даже для Феанаро. Может быть, даже для Мелькора. Милосердие Единого должно быть так же бесконечно, как и Его могущество, и если зло можно искупить, Он укажет — каким образом.

Если гордыня, зависть и гнев привели нолдор к Падению — значит, нужно отринуть гордыню, зависть и гнев.

Поэтому он ни мгновения не колебался, когда Фингон поделился своим намерением — идти в Железные горы, спасать Маэдроса. Фингон настаивал, на том, что сделает это один. Но кто-то должен был ждать в условленном месте с малым отрядом, запасными конями, припасами… Он не мог попросить об этом сыновей Феанаро — отец не позволил бы сыну пойти в их лагерь и иметь какие-то общие дела. Он не мог попросить об этом даже своего родного брата: Тургон желал Маэдросу гибели, не в силах простить никому из феанорингов потери своей жены. И Фингон пришел к сыновьям и дочери Арафинвэ.

Преодолев гордыню, ненависть и зависть, Фингон спас Маэдроса. Спас весь народ Нолдор от смуты и вражды.

Финрод увидел в этом знак.

А потом был другой знак — когда, блуждая в Оссирианде, он увидел костры на склонах Синих Гор и услышал пение народа, о котором прежде знал только смутно, из намеков Мелькора и сдержанных рассказов Валар.

Балан говорил: когда взошло солнце, среди народа людей случился раскол. Многие были недовольны прежней жизнью, а род Балана был из тех, кто еще слышал Голос-из-Темноты. Это скрывали, этого боялись даже сами слышащие, но в роду Балана издавна верили старым богам и не верили новому. И однажды Балан услышал Голос. Время пришло, сказал Он. Завтра вам будет знамение, и поверившие спасутся от Тьмы. Они перевалят через три горных цепи — и придут в землю, что течет молоком и медом. Тогда они должны устроить пир и принести старым богам жертвы хлебом и вином. А после этого нужно сделать арфу и лечь спать, не выставив дозорных. Тот, кто придет и заиграет на арфе — за тем нужно последовать. Он укажет путь к спасению.

И те, кто поклонялся старым богам и не признавал нового бога, принесли беор предку Балана и последовали за ним. По пути к ним пристали еще два народа: золотоволосые коневоды и мрачноватые, слегка раскосые лесовики. Но горцы, принесшие беор, все же шли первыми. В их рядах был ропот, потому что путь пролегал через опасные земли — и через прекрасные земли. И там, и там они теряли людей. В опасных землях люди гибли в схватках с орками, с дикими людьми и троллями, один раз, по ошибке — даже с гномами. В прекрасных землях люди откалывались и оседали.

Земли за Синими Горами были прекрасны, и большинство из народа беора сказало: хватит! Здесь — чудесные места, много хороших пастбищ и земли под пашню — зачем делать еще один мучительный переход через горы? Скольких они опять недосчитаются в этих снегах?

И Балан — тогда еще молодой — сказал, что пересечет эти горы, как было предсказано — даже если ему придется идти туда одному.

Ему не пришлось — тысяча человек вызвалась разделить поход. Гномы, встреченные по пути на север, показали перевал. И когда перевал был пройден — в золотых лучах солнца людям открылся Белерианд. Они спустились в долину и развели костры, принесли жертвы хлебом и вином, пели и танцевали, радуясь исполнению пророчества и концу долгого пути…

Кто-то натянул на простой ясеневый лук еще девять тетив — и получилась арфа. Она лежала на возвышении, покрытом чьим-то плащом, словно положенная нарочно. Финрод взял ее, еще не зная, что так оно и есть.