Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

– Н-на каком основании, собственно? Вы… Вы не имеете права!

– На каком основании, спрашиваете вы меня? Я не имею права, говорите вы? В таком случае, милостивый государь, я полагаю, что для вас будет небезынтересным содержание вот этой бумаги.

Ходнев не спеша раскрыл лежавшую на столе папку, вытащил лист бумаги и с расстановкой начал читать.

– «На основании 12-й статьи Правил о местностях, объявленных на военном положении…»

Телеграмма командующего Балтийским флотом адмирала Непенина адмиралу Русину

Мною объявлены Свеаборг, Моонзундская и Абоская позиции на осадном положении. В подчиненных мне частях все в полном порядке. Непенин.

Могилев. 28 февраля (13 марта) 1917 года

Сквозь морозный воздух доносилось лошадиное ржание, лязг метала, скрип колес, приглушенная ругань – в общем, весь тот размеренный гул, который неизбежно сопровождает большую массу военных людей, организованно выдвигающихся в заданном направлении. Десятки птиц, поднятые в небо непонятной суетой на станции, поглядывали на множество суетливых двуногих внизу. Постепенно обитателям воздушной стихии звуки земли заглушил мощный звук, идущий уже непосредственно с высот, и птицы прыснули в стороны от тяжелого гиганта, вторгшегося в небо над станцией.

Полковник Горшков смотрел на людскую реку, растекающуюся отдельными потоками по платформам, и в каждом таком потоке угадывался независимый ручеек, который двигался в общем направлении, но упорно не смешивался с остальными.

Тяжелый гул разливался над станцией. Сотни человек крутили головами, пытаясь между темными силуэтами вагонов разглядеть источник басовитых раскатов. И вот некоторым счастливцам, марширующим по левому флангу, удалось рассмотреть плывущий по зимнему небу гигантский аэроплан с красно-сине-белыми кругами на крыльях.

Командир «Муромца» коснулся моего локтя и указал большим пальцем вниз.

– Может быть, лучше было бы поездом, ваше императорское высочество? Зима. Погода неустойчивая. В Орше тридцать минут назад шел снег!

– Нет, Георгий Георгиевич, нельзя. В Оршу вот-вот начнут прибывать войска из Минска, и мне нужно их обязательно встретить.

Горшков пожал плечами, мол, мое дело предупредить, а там хозяин-барин. Я и сам понимал всю рискованность моей авантюры, но выбора не было. Меня не покидало ощущение, что мы теряем темп, да и оставлять войска в Орше без хозяйского ока было рискованно. Мало ли там какие настроения.

Я задумчиво проводил взглядом уплывающую вдаль станцию, на которой сотни солдат спешно, но без лишней суеты начали погрузку.

Георгиевский батальон выдвигался в сторону Орши.

Орша. 28 февраля (13 марта) 1917 года

Император стоял у окна и смотрел на мечущийся в разные стороны снег. Несущийся вдоль состава ветер гнал орды снежинок, и Николаю в этом бесконечном хаотическом вихре чудилось грозное предзнаменование грядущих бедствий. Мрачное низкое небо усиливало напряженную атмосферу, и гнетущее чувство надвигающейся беды не покидало государя.

Люди на перроне явно томились в том же тревожном ожидании. Мрачные взгляды, резкие окрики унтера, ведущего сквозь снежный круговорот группу солдат по направлению к хвосту поезда, опасливо поглядывающие по сторонам станционные служащие, прячущиеся от жалящих снежинок офицеры Конвоя, что-то вполголоса нервно обсуждающие. И судя по быстрым взглядам, которые они временами бросали на императорский вагон, речь, очевидно, шла о нем, а о содержании этих разговоров можно было лишь догадываться.

Чувство тревоги усиливалось с каждым часом. Его, казалось, приносил с собой ветер, злыми снежинками разбрасывавший вокруг поезда напряжение, вздымавший апатию под самые крыши и обрушивший отчаяние на головы несчастных.

Прибытие на станцию Орша насторожило Николая практически сразу. Удивленные взгляды, настороженные лица и престранные вопросы со стороны депутации лучших людей Орши, которая в полной растерянности прибыла с явным опозданием, засвидетельствовать верноподданнические чувства. Было такое ощущение, что прибывшие растерялись, увидев царский поезд, который двигался свободно и в обычном порядке, а сам государь император, к их удивлению и, как показалось императору, к некоторому разочарованию, оказался жив и здоров. Нарушая протокол, раздраженный Николай скомкал концовку встречи с верноподданными и поспешил удалиться в свой кабинет. И почти сразу же туда ворвался бледный Воейков, держащий в руках листок с «Обращением» этого непонятного ВЧК.

Эта новость так шокировала императора, что тот в гневе чуть было не натворил глупостей, пытаясь отменить буквально все распоряжения этого пресловутого Комитета. Нет, прав Воейков, тут горячиться не нужно. И тут вопрос совсем не в том, что многое из распоряжений ЧК можно было бы признать разумным. Например, та же погрузка и начавшаяся переброска войск были проведены мастерски. Но это все было сейчас абсолютно неважным.

Глядя вслед пролетающему снегу, царь признавался сам себе, что за минувшие несколько часов этот Комитет или те, кто за ним стоит, сумели провернуть большую работу. Например, вот этот листок с «Обращением». Наверняка его уже распространили чуть ли не на всю империю. Вот это и пугало царя. И вопрос был даже не в обещанных от его имени реформах, о которых он и думать без отвращения не мог. Пугала решительность действий, жесткость приказов и мертвая хватка этого самозваного Комитета. Более того, самозваный Комитет фактически начал перенимать функции правительства России. Его правительства. И вдобавок ко всему известий от князя Голицына больше не поступает, и что с ним – бог весть.

Да что там правительство – Николаю вдруг показалось, что в России появился еще один самодержец Всероссийский, отодвинув его самого на второй план!

Император бросил взгляд на ожидающих его повелений Фредерикса, Воейкова и Нилова. Вот и эти уже колеблются. Вот и им напористость и твердость Комитета явно импонирует. И на этом фоне даже он, государь, которому они безусловно верны, уже выглядит лишь бледной тенью.

До чего же отвратительная погода нынче! Даже в тепле вагона хотелось поднять ворот несуществующей шинели и втянуть голову в плечи. Или это не из-за холода?

Кто? Кто же стоит за ними? Кого он проглядел? О ком ему не