Мурена - Валентина Гоби

вот протез Мугетт предательски выглядывал из-под подола. Неожиданно полы зеленой юбки всколыхнул воздушный поток, и взорам окружающих явился черный чулок в паре с пластмассовым протезом. Какая-то женщина ужаснулась:

— О господи боже, девушка, как это с вами такое случилось?

— Да ничего особенного, мадам, авария на железной дороге, — рассмеялась Мугетт. — Со мной-то все нормально, а вот видели бы вы, что случилось с локомотивом!

Франсуа пришла мысль, что, если поцеловать эту постоянно улыбающуюся девушку, первым делом коснешься ее передних зубов… И вот они стоят на набережной и смотрят на дрожащие в воде отблески фонарей. На улице слишком холодно, чтобы присесть на скамейку. Они молчат. Франсуа чувствует, что пауза затянулась. Они совсем одни, и вроде самое время поцеловать ее. Но он не делает этого. Он не может забыть о ее культе. А она, как ему кажется, наверняка стесняется его из-за отсутствия рук. Наконец он решает прервать это затянувшееся молчание, это безмолвное свидание и ведет ее на свет, туда, где снуют прохожие и слышен шум улицы. Они подходят к Арсеналу, идут по направлению к площади Бастилии, откуда доносятся какие-то странные звуки. Франсуа замедляет шаг, его беспокоит собравшаяся вдалеке толпа.

— Погоди-ка, Мугетт.

Со стороны улицы Рокет видны красные огни и слышится рев мегафона.

— Кажется, какая-то демонстрация…

Он совсем забыл, как Сильвия говорила, что они с Жюльеном сегодня участвуют в манифестации Национального союза студентов.

— Мугетт, что там происходит?

— А пройдем немного вперед, посмотрим.

Шум нарастает, и это ему совсем не нравится. Позади них Сена. Если повернуть назад, они отдалятся от станций метро, а Мугетт заметно устала. Она не жалуется, но Франсуа слышит, как ее костыли с трудом скрежещут по мостовой. И ему никак ей не помочь.

— Может, ты хочешь присесть?

Слева на улице вдруг появляются полицейские, один из них останавливается рядом:

— Мадам, вам опасно здесь находиться! Вы же на костылях. Уходите, уходите скорее!

Шум приближается. Слышатся выкрики: «ОАС[25] — убийцы! Прекратить Алжирскую войну!»

Мугетт вытягивает шею, пытаясь разглядеть из-за спин полицейских, что происходит на улице.

— Да убирайтесь же, я сказал! — раздражается блюститель порядка.

Но уже слишком поздно. Через несколько секунд толпа сминает кордон и наводняет улицу. Мугетт падает.

— Осторожно! — кричит Франсуа. — Отойдите, не напирайте!

Народ немного расступается перед девушкой. Мугетт приподнимается на локтях, потирает оцарапанную щеку, пытается осмотреть свои ноги.

— Ох, мой протез…

Великолепное изделие фирмы «Отто Бокк», кажется, сломано в районе коленного шарнира. На Франсуа набрасываются:

— Да помогите же женщине подняться! Что стоишь?

— Да у меня рук нет! — огрызается Франсуа.

Двое обалдевших от такого поворота молодых людей помогают Мугетт подняться, отводят ее дальше на тротуар, приносят костыли.

— С вами все в порядке, мадам?

— Да. Со мной-то да. Но тут вот что…

Она кивает на свой протез. Франсуа понимает, что дело плохо. Им надо убираться отсюда.

— Честно говоря, вам тут совсем не место… Надеюсь, вы не на демонстрацию пришли? — спрашивает один из молодых людей, вынимая из кармана пачку листовок Союза студентов.

— Нет, разумеется, — улыбается ему Мугетт, расправляя юбку.

— Нам нужно такси, — говорит Франсуа.

— Эй, такси!

Но юноша качает головой:

— Вы что, смеетесь? Куда тут… Погодите, я постараюсь вывести отсюда вашу подругу, вряд ли легавые станут ее…

И он делает рукой движение, как будто бьет кого-то палкой.

— Да у них тут повсюду наряды с резиновыми дубинками, — продолжает молодой человек. — О, становится жарковато. Уходим!

Он помогает Мугетт удержаться на ногах, и она вскрикивает от неожиданности.

— Дайте пройти! Пропустите!

Толпа движется в сторону бульвара Ришар-Ленуар, увлекая за собой Мугетт, и обезумевший от рева толпы Франсуа следует за ней.

— Мир Алжиру! — раздается кругом. — Долой ОАС!

— Да здравствует Союз студентов! — кричит Мугетт, размахивая костылем. Из ее рта вырывается облачко белого пара. — А вы точно из Союза?

— Надо быть сумасшедшей, чтобы притащиться сюда! — бросает юноша.

— Да здравствует Союз студентов!

И в этот миг Франсуа испытывает страстное желание целовать эти губы, что выкрикивают в ночное небо слова с транспарантов. Но он не в силах преодолеть свои сомнения, да, она сильнее меня, думает Франсуа, и в его душе разливается неизведанное тепло. Он восхищен этой растрепанной простоволосой девушкой, которая смеется среди красных огней демонстрации. Он прекрасно понимает, что его восхищение, его восторг будет смыт мыслью о ее физическом недостатке, и пытается отогнать это видение, образ Мугетт в купальнике на краю бассейна. Но все равно сейчас он восхищается ею. Ему приятен внутренний огонь, он ласково греет, и Франсуа раздувает его угли, он видит только зеленую юбку Мугетт, только ее сияющее лицо. Лишь бы это не кончалось!

— Да здравствует Союз студентов! — снова выкрикивает Мугетт, но он слышит другое: не возьмете нас, вы, брюзжащие, вечно недовольные рожи, эксплуататоры, злодеи, вы не получите нас, мы не хотим быть вашими жертвами; нет, я не желаю быть жертвой своего недуга, никто не будет жертвой, ибо я крепко стою (или мы крепко стоим) на ногах! И тут юноша бросается навстречу толпе, он движется зигзагами в сторону площади Бастилии, так, что Франсуа с трудом поспевает за ним.

— Пропустите! пропустите! — кричит он.

Парень совсем запыхался, но осторожно усаживает Мугетт на скамейку под деревом.

— Ну вот и славно! Но мне пора к своим.

— Благодарю вас от всей души! Кстати, вы не знаете такого Жюльена Фурвьера, он член Союза?

Юноша морщит лоб:

— Нет, не знаю, извините.

И он убегает туда, где раздаются крики и валит дым, и исчезает за углом здания на улице Шмен-Вер. Наконец Мугетт рядом, она оперлась на спинку скамьи, протез разбит вдребезги, лицо раскраснелось, губы обнажили передние зубы, она в его распоряжении! И желание Франсуа тотчас испаряется, исчезает. Но он знает, что оно вернется. Он теперь уверен. Он хочет этого. И он любуется Мугетт. Отныне Франсуа в долгу перед Союзом студентов, он обязан манифестации девятнадцатого декабря: благодаря им он обрел женщину, которую боялся полюбить — идиот, дурак, кретин! — только из-за ее физического недостатка.

Он прошел очередной свой рубеж.

Сильвия бушует: отец запрещает ей участвовать в ближайшей манифестации. Через открытую дверь комнаты Франсуа слышит их перебранку.

— Мы не должны спасовать перед ОАС! — кричит Сильвия.

— Да ты от горшка два вершка, — парирует отец, — ты же несовершеннолетняя!

— И что, поэтому я не могу иметь своего мнения? — вспыхивает сестра.

— Ты еще не получила избирательного права. Вот в следующем году — пожалуйста.

— Что? Я не собираюсь ждать целый год, чтобы позволить себе иметь собственное мнение!

— То есть мнение Жюльена, — поправляет