Римский орел - Саймон Скэрроу

ГЛАВА 37

Веспасиана по его же велению подняли до рассвета. Второму легиону предстояло совершить маршбросок по вражеской территории, и, хотя штабные олухи довели этот приказ до всех командиров, оставалось еще множество мелочей, нуждавшихся в личном контроле легата. «Крючкотворство, — с улыбкой подумал он, — и есть главное бремя, лежащее на плечах каждого полководца». Публика Рима видит в своих военачальниках неустрашимых героев, поднимающих легионы на бой против превосходящих вражеских сил. А вот рутина, отнимающая у них львиную долю времени, никому не видна, хотя именно она и делает армию боеспособной. Римские легионы, что бы там ни воображали штатские болтуны, вовсе не скопище безумных героев, а нерушимый союз спаянных дисциплиной людей, способных действовать с методичной неотвратимостью.

Выбравшись из походной кровати и натянув тунику, легат сел за письменный стол. Там на серебряном изящном подносе уже дымилась чаша вина, подле которой лежал кусок вымоченной в оливковом масле лепешки, и Веспасиан с удовольствием принялся за еду, пробегая глазами последние донесения и подписывая необходимые документы.

Наконец очередь дошла до журнала ночных дежурств. Патрули, как и ожидалось, никаких признаков Тогодумна в тылу легиона не обнаружили, и теперь их редкая сеть переместилась на северозапад. Исчезновение вражеского войска весьма озадачивало, если, конечно, оно вообще существовало, а не являлось плодом воображения разведчиков, возбужденных высадкой на незнакомую землю. Последнее казалось вполне вероятным, однако Веспасиан был слишком осмотрителен, чтобы принять желаемое за действительное и сбросить со счетов даже тень возможной угрозы. Вот почему он оставил до неопределенного времени действенным свой приказ об усилении караулов. Солдаты ворчат? Что ж, пускай поворчат. Лучше быть недовольным, чем мертвым. Кстати, надо бы вложить ума и Вителлию. Ему поручено координировать действия патрулей, а он сам умчался в разведку, да еще прихватил с собой вспомогательный конный разъезд. Вот и думай, где его теперь носит. Наверняка заблудился в потемках и наделал от страха в штаны.

Покончив с бумажной возней, Веспасиан вызвал оруженосца, и тот принялся облачать его в боевые доспехи. Пока раб подтягивал ремни и застегивал пряжки, легат стоял совершенно недвижно. Блуждающий взгляд его вдруг упал на складень с камеями. Веспасиан недовольно нахмурился. Строгий профиль жены и подетски курносая мордочка сына пробудили в нем чувство вины. В последнее время, захлестываемый прорвой забот, он забыл и думать о них, а ведь Флавия с Титом — это все, что есть у него в этой жизни. Подумав так, Веспасиан, с внезапной остротой ощутил, как сильно они ему дороги. Прошло всего десять дней с тех пор, как он проводил их в дорогу, однако теперь казалось, что разлука длится уже целую вечность. И может продлиться до бесконечности, если римлян ждет партизанская затяжная война. Пройдут годы, прежде чем Веспасиан снова увидится с ними. Тит уже будет не смешным, задиристым малышом, а совсем ему незнакомым подростком. Что же до Флавии… то, безусловно, переменится и она. В волосах заблестит серебро, а вокруг глаз и рта лягут морщинки? Веспасиану вдруг мучительно захотелось обнять и утешить ее. Он поморщился, не понимая, отчего у него щиплет в глазах, потом быстро сморгнул, сдерживая набежавшие слезы.

— Не туговато ли, господин?

— Что? Нет, все в порядке. Ты можешь идти.

— Да, господин.

Оставшись один, Веспасиан больно ущипнул себя за руку. Нет, ни за что, ни при каких обстоятельствах нельзя позволять себе так распускаться! Еще немного, и он, чего доброго, разрыдался бы, как мальчишка. Щеки его залила краска при мысли о том, с каким смаком невольник описывал бы своим приятелям столь постыдную сцену. Плачущий легат! Несомненно, ему бы поверили, ибо такое выдумать невозможно. Потом поползли бы слушки, и простипрощай образ сурового, строгого полководца с сердцем из камня и железными нервами. Кто пойдет в бой за слезливым командующим? Конечно никто!

С этой мыслью легат сердито защелкнул складень и дал себе слово сегодня же велеть слугам спрятать его до конца кампании на дно дорожного сундука.

Дурное настроение не покинуло его даже тогда, когда он вышел к бойцам. Пока убирали штабную палатку, никто не осмеливался взглянуть на него. Все хорошо знали, что значат эти сердито сдвинутые брови и опущенные уголки рта.

После быстрого завтрака, состоявшего из жидкой ячменной каши, легионеры принялись спешно упаковывать снаряжение. Солнце еще не успело подняться над горизонтом, а люди уже построились по центуриям, приготовившись к маршу.

Когда до подразделений довели информацию о порядке следования легиона, солдаты внутренне застонали. Им вменялось двигаться двумя колоннами — по обе стороны от обоза. Ветераны втихую сетовали на излишнюю осторожность легата и терпеливо втолковывали новобранцам, какими неприятностями это чревато. В то время как хренов обоз будет с удобством катиться по утоптанному проселку, пехотинцам придется тащиться по бездорожью, сбивая ноги обо все кочки, что попадутся у них на пути. К исходу дня все устанут вспотеют и обдерутся, проламываясь сквозь заросли. А почему? Да лишь потому, что начальство изволит побаиваться какихто дерьмовых, пальцами деланных дикарей.

— И нигде ни за что не останавливайся, понятно?

Катон кивнул, пытаясь усмирить свою лошадь.

— Явишься прямо к Веспасиану и скажешь, что легион ждет ловушка. Доложишь ему о численности неприятеля и о том, где он прячется.

Макрон еще раз оглядел своего юного оптиона. Конечно, всадник из него аховый, зато язык у парня подвешен как надо, и в роли гонца он будет потолковей других.

— А выто как, командир?

— Не беспокойся о нас, малый. Твое дело предупредить Веспасиана. И вообще, какого хрена ты тут расселся? Гони!

Макрон с такой силой хлопнул лошадь по крупу, что испуганное животное рвануло с места, едва не свалив с себя седока. В последний момент тот успел ухватить поводья и стиснуть ногами часто вздымающиеся бока. Бросив последний взгляд через плечо на маленькую группу людей, с тревогой глядевших ему вслед, Катон поскакал вниз по склону. Нелепо вихляясь, хватаясь за гриву, подпрыгивая в седле. Наездником он был и впрямь никудышным, и лошадь, чувствуя это, то шла боком, то взбрыкивала, но всетаки продолжала бежать.

Спустившись в очередную лощину, Катон потерял лагерь из виду и чуть было не ударился в панику, но, сверившись с солнцем, несколько успокоился. Умница лошадь держалась верного направления и достаточно резво перебирала ногами. Другое дело, нужна ли кому эта спешная скачка? Скорее всего, Вителлий уже добрался до лагеря и доложил о засаде легату. Впрочем, Макрона тоже можно понять. Ситуация слишком серьезна, а двое гонцов надежнее, чем один. К тому же совсем не исключено, что его, Катона, как вестника, доставившего сообщение исключительной важности, отметят в приказе, а может, и наградят.