Римский орел - Саймон Скэрроу

Пока трибун терзал себя этими размышлениями, его лошадь пришла в себя и теперь с довольным видом пощипывала траву под развесистым дубом. Неожиданно она дернула ушами, вскинула морду и насторожилась. Заметив ее волнение, Вителлий положил ей руку на холку. Лошадь вздрогнула.

— Что с тобой, девочка?

Кобыла раздула ноздри и, прядая ушами, попятилась. Вителлий проследил за ее испуганным взглядом и увидел приближавшихся к нему всадников. С бьющимся сердцем, он попытался вспрыгнуть на лошадь, но та отскочила и громко заржала.

— А, чтоб тебя!

Рванув поводья, трибун взлетел в седло и, ударами каблуков послав дурочку с места в галоп, понесся прочь от расплывчатых силуэтов, бесшумно скользящих по залитому лунным светом пространству.

Панический страх и желание жить овладели им в такой степени, что он выбрал не то направление и теперь удалялся от своего легиона. «Ладно, — мелькнуло на задворках сознания, — в конце концов, наплевать». Можно догнать Четырнадцатый легион, движущийся сейчас на соединение с Плавтием. Пусть Веспасиан сам разбирается с вражеским войском, а он, Вителлий, поведет себя героически какнибудь в другой раз.

Римские кавалеристы подскакали к дубу, где только что ктото скрывался, и прислушались к стремительно удаляющемуся стуку копыт.

— Вот хренов вояка, — пробормотал один из них. — Похоже, наш. Мне, по крайней мере, так показалось.

— Какойнибудь тупицагонец? — предположил декурион. — Сбился небось с пути.

— Может, догнать его, командир?

Декурион, подумав, покачал головой.

— Нет. Не стоит. Если он наш, то вскоре опомнится и отыщет дорогу.

— А если он варвар? А, командир?

— А если варвар, то ему повезло. Мне неохота гонять вас по буеракам. Мы и так уже умотались. Пора возвращаться.

Декурион поморщился, развернул эскадрон и поскакал впереди всадников, хмуро прикидывая, что скажет Веспасиану. Обнаружить какиелибо признаки вражеских сил так и не удалось. По правде говоря, декурион вообще сомневался в реальности этого варварского войска, якобы пытающегося устроить легиону засаду. Он устало пожал плечами, подумав, что вся эта кампания вообще оборачивается сплошным разочарованием: ни тебе врага, ни добычи, ни женщин. Рассчитывать было не на что, и приходилось смириться с фактом, что Плавтий разгромит туземцев задолго до того, как Второй легион хоть какимнибудь краешком сунется в дело.

«Стыд и позор, — подумал декурион. — Славная маленькая битва была бы сейчас очень кстати. Награды, надежда на продвижение за счет командиров, вздумавших проявить избыточный героизм. Но, — вздохнул он, — никакого сражения не предвидится, ибо им в многочасовом кружении по окрестностям так и не встретился ни один долбаный бритт».

Для маленького отряда легионеров ночной переход обернулся сущей мукой. Легконогие сирийские кони, идеальные для внезапных наскоков, капризничали, отказываясь нести на себе более одного седока. В конце концов, утомившись от ругани и понуканий, Макрон приказал людям спешиться, оставив на лошадях только раненых. Легче стало не только животным, но и солдатам. Шагать им было много привычнее, чем болтаться в седле.

Макрон вел свой отряд практически наугад, стараясь забирать ближе к морю. Так было больше надежды обогнать варваров, к тому же, при известном везении, на них мог наткнуться римский конный патруль. Они должны теперь рыскать повсюду, ведь Вителлий, надо думать, успел добраться до лагеря и поднял тревогу, так что хитрецы дикари никого уже не застигнут врасплох. Это успокаивало, но, с другой стороны, Макрон понимал, что трибун сейчас не сидит сложа руки, а всемерно пытается очернить своих обличителей. Кто его знает, какой оборот теперь примет дело? Зря, нет, всетаки зря он его отпустил. Конечно, подлеца следовало прирезать, а труп утопить, это разом решило бы многое. Центурион досадливо крякнул. И вообще, как Вителлий пронюхал о сундуке? Веспасиан уверял, что вся эта история — тайна, доверенная лишь узкому кругу лиц. Трибун не входил в этот круг, однако не только проведал о миссии уходящего в ночь отряда, но и ухитрился нанять банду приспешников, чтобы этот отряд перебить. Надо думать, тех самых сирийцев, что напали на центурию по дороге в Гесориакум. Ктото явно вел тонкую, сложную игру, и создавалось неприятное ощущение, что он, Макрон, всего лишь мелкая нитка в огромном клубке интриг.

Центурион усилием воли заставил себя выбросить из головы эти мысли. Сейчас не время на чтолибо отвлекаться, сейчас главное — доставить своих людей в часть. А они, Макрон это видел, вымотались до крайности. Чтобы провести их по вражеской территории, необходимо постоянно быть начеку. То есть иметь ясную голову, острый взор и чуткий слух. Думая так, центурион пошатнулся и почувствовал, что его поддержала чьято рука.

— Осторожнее, командир! — прошептал Катон. — Ты чуть было не упал. Тебе нужен отдых.

— Нет, я в порядке.

— Командир, ты можешь сесть на лошадь и подремать, а я поведу ее в поводу.

— Я сказал, нет. Нельзя!

Макрон хотел объяснить, что такой поступок позорен для командира, но язык во рту не ворочался, и он ограничился тем, что оттолкнул от себя несмышленого оптиона и попытался ускорить шаг.

Всю ночь маленькая колонна плутала по окутанной мглой холмистой равнине. Привал делать не решались из опасения, что все тут же уснут. Люди плелись и плелись, пока с первыми лучами рассвета не поднялись на вершину очередного холма и не увидели в отдалении множество светящихся точек, являвшихся, разумеется, не чем иным, как кострами римского легиона. Несмотря на ранний час, лагерь был весь в движении.

— Похоже, мы как раз вовремя, — устало ухмыльнулся Макрон. — Они вроде как готовятся выступать. Веспасиан всегда был ранней пташкой. Так что никакого отдыха для нас не предвидится.

Катон улыбнулся Макрону.

Однако тот уже отвернулся и как завороженный глядел в сторону дальнего леса, смыкавшегося с дорогой, по которой должен был двинуться легион. Солнце еще не коснулось деревьев, однако к их темной зубчатой линии тянулась другая тень. Черный поток людей, лошадей, колесниц вливался в лес с бесшумной вкрадчивостью выслеживающей добычу змеи.

ГЛАВА 37

Веспасиана по его же велению подняли до рассвета. Второму легиону предстояло совершить маршбросок по вражеской территории, и, хотя штабные олухи довели этот приказ до всех командиров, оставалось еще множество мелочей, нуждавшихся в личном контроле легата. «Крючкотворство, — с улыбкой подумал он, — и есть главное бремя, лежащее на плечах каждого полководца». Публика Рима видит в своих военачальниках неустрашимых героев, поднимающих легионы на бой против превосходящих вражеских сил. А вот рутина, отнимающая у них львиную долю времени, никому не видна, хотя именно она и делает армию боеспособной. Римские легионы, что бы там ни воображали штатские болтуны, вовсе не скопище безумных героев, а нерушимый союз спаянных дисциплиной людей, способных действовать с методичной неотвратимостью.