Учение древней Церкви о собственности и милостыне - Василий Экземплярский

В кратких выдержках из святоотеческих творений мы старались, как в фокусе, собрать лучи святоотеческой мысли, освещающие христианское учение о собственности и милостыне. Лучи эти — чистые и согревающие. Древняя православная Церковь, в которой они сияли, выступает перед нашими глазами вестницей той любви и правды, которые принесены на землю Христом Спасителем и являются светом христианской жизни, призванным светить миру. В этом свете мы видим картину той истинной жизни, какой и должны жить члены Церкви Христовой. Бог — Отец всех людей, дающий им все обильно для наслаждения; мир весь — отображе­ние Божественной любви, приносящей людям свои дары; все люди — бра­тья, призванные жить в отчем доме, пользоваться сообща всеми дарами отеческой любви без обиды друг друга, но разделяя между собой и скорби, и радости на пути своего странствования в горнее отечество. Так учили в Церкви ее великие служители. В жизни, конечно, было не то. Не толь­ко весь мир нехристианский не мог и постигнуть начал новой жизни во Христе, но и самая христианская жизнь была далека от своего идеала, особенно когда начала охладевать «первая любовь». И среди христиан­ского общества не было истинно братских отношений, видны были яркие картины неправды земной, слышны были неумолкающие стоны обижен­ных и обездоленных в мире — в этом доме общего Отца. И все сердца, страдавшие от недостатка братской любви, все жертвы человеческой злобы и неправды, все души, задыхавшиеся в атмосфере начал мирской языческой жизни, все алчущие и жаждущие правды — все они, как цветы к солнцу, тянулись к Церкви, у нее искали и помощи, и защиты, и утеше­ния в своей скорби, у нее просили хлеба жизни и воды живой, текущей в жизнь вечную. И Церковь помогала им, утешала их, кормила голод­ных, одевала нагих и согревала озябших; делала все это, но делала и еще большее этого: насыщала и напояла людей духовно, светила миру светом истинным, согревала его теплом вечной правды и любви. И у Церкви мог­ло не хватить хлеба земного, чтобы всех насытить, но у нее было всегда достаточно хлеба духовного, слова Христовой истины, которым истинно жив человек. Выходил пастырь Церкви ко всем жаждавшим истины учить их, и радостными ударами отвечало скорбящее сердце на речи эти. Гово­рил этот пастырь, что наше истинное жительство на небесах, что земные состояния людей — это только театральные маски, которые нужно будет сбросить каждому, когда пробьет последний час его жизни. Говорил этот пастырь, что все в этом мире — не наше собственное, но принадлежит небесному нашему Отцу, перед лицом Которого все мы — дети и наслед­ники, почему нам и приличнее всего поделить все поровну, как братьям. И когда обращался пастырский взор в сторону богатых, горячим обличе­нием звучало слово провозвестника Христовой истины. Слово это говори­ло о поругании правды Божией на земле и призывало, призывало горячо и неустанно к милости и любви. А когда этот пастырский взор обращался в сторону бедных и обиженных в этом мире, звучало слово отеческой ла­ски и утешения. Слово это говорило о том, что придут дни, когда воссияет в мире свет правды Христовой, и что будет праведное воздаяние всем. Грозные обличения богатых сливались с ободряющим утешением бедных; горячие призывы к милости и правде переходили в предостерегающий го­лос отеческой любви, ревнующей о спасении духовных детей. Церковь была истинной матерью для верующих: матерью, тем существом, которое для детей является носительницей любви, самоотверженной защитни­цей, источником всего чистого, греющего, ласкающего, к которой дети простирают свои руки, лаской и заботами которой живут. Такова и была древняя Вселенская православная Церковь в учении о ней ее пастырей и учителей. И когда последние говорили, что «кому Церковь не мать, тому Бог не отец», они знали, что говорили. Церковь была проводником любви Христовой и света Его истины в жизнь мира, и кто отвергал эту любовь и отворачивался от этого света, тот отвергал и дело Христово и не хотел взирать на Его чистый небесный лик...

Пятнадцать веков протекло с того времени, как учили в Церкви послед­ние из тех ее отцов, учение которых по вопросу о христианском отношении к собственности мы изложили. Мир жил эти века своей жизнью; и теперь, так же, как и в дни святоотеческого учительства, нет правды на земле в от­ношениях между христианами, и дивными кажутся нам слова Евангелия Христова о братстве людей, как детей одного Отца. И теперь, так же как и в первые дни христианства, миллионы обездоленных в мире идут к Цер­кви и через нее приносят в жертву Богу свои сокрушенные сердца, ожидая здесь утешения и просвещения. Наша русская православная Церковь есть часть великого вселенского целого и должна являться носительницей тех идей, какими жила древняя Церковь. К ней, русской православной Цер­кви, протянуты не только руки просящих, но устремлены сердца, любящие правду и тоскующие по ней. И наша Церковь должна быть вестницей прав­ды Христовой, должна исповедовать Его истину, обличать мир в том, что нет правды в его жизни, и указывать миру единый путь жизни во Христе и Его слове вечной истины. И если наше богословие и проповедь в храме призваны быть слугами Церкви и содействовать ее возрастанию в мире, то они должны исповедовать и проповедовать истину Христову во всей ее чистоте и лучезарной красе, а не извращать ее в угоду началам, господ­ствующим в нашей наличной жизни. Нами было кратко указано на ложь того пути, каким идут, в общем, современные нам богословие и проповедь в уяснении христианского взгляда на вопросы об отношении христианина к собственности и помощи нуждающимся. Коренная ложь эта в том, что за норму христианских отношений принимаются не те идеальные начала жизни, какие были возвещены миру Господом Иисусом Христом, но на­чала, фактически господствующие в нашей, языческой по духу, жизни. Поэтому и оказалось возможным дойти до такого ослепления, чтобы от имени Церкви Христовой советовать хранить и умножать свое богатство в то время, как братья умирают с голоду, и жить в роскоши тогда, когда великое множество людей не имеют и крова. Так учить, значит, поистине, подавать алчущим правды камень, вместо хлеба; и нужно ли удивляться, что когда такие учители говорят: «Церковь — мать наша», — то, хотя они говорят истину, но в их устах уныло звучит она, и не ощущается в их речи всего тепла этого образа — материнства Церкви. И есть лишь один надеж­ный путь для нашей русской богословской мысли сохранять верность Хри­сту — это прислушиваться более к голосу предания Вселенской Церкви, чем к голосу предания человеческих обычаев; усваивать значение вечной правды слову Евангелия, а не меняющимся человеческим установлениям и мнениям. Русская богословская мысль, если она желает быть верной заветам древней Церкви, должна на пути своего исповедания и пропове- дания Христовой истины идти в мир со знаменем, на котором были бы начертаны великие слова псалмопевца, обращенные им к Богу: «правда Твоя — правда вечная, и закон Твой — истина».

ПРИЛОЖЕНИЕ. Архиепископ Василий (Кривошеин). ПРЕПОДОБНЫЙ СИМЕОН НОВЫЙ БОГОСЛОВ И ЕГО ОТНОШЕНИЕ К СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ СВОЕГО ВРЕМЕНИ

Мне хотелось бы рассмотреть в настоящей статье несколько харак­терных мест из «Огласительных Слов» пр. Симеона Нового Богослова[1006], в которых отражается отношение этого духовного писателя и мистика к политической и социальной действительности своего времени и оценка ее им. Пр. Симеон Новый Богослов не был политическим писателем, ин­тересы его всецело сосредоточены на вопросах духовной жизни, вполне естественно поэтому, что прямых политических высказываний у него не встречается. Тем не менее даже говоря о духовной жизни или об отно­шениях между человеком и Богом, пр. Симеон Новый Богослов любит пользоваться образами и примерами, заимствованными из общественной жизни, и в этих образах часто проглядывает его отношение к ее явлениям. Так, например, повторяя вслед за апостолом Павлом (1 Кор. 1, 27-28), что «оставив мудрых и сильных и богатых мира, Бог избрал по неизреченной Своей благости немощных и немудрых и бедных мира»[1007], Симеон Новый Богослов делает следующее противопоставление между Божественным и земным царством: «Люди отвращаются их (т. е. немощных, немудрых, бедных), земной царь не переносит их вида, начальствующие от них отво­рачиваются, богатые их презирают и, когда встречают их, проходят мимо, как будто бы они не существовали, и общаться с ними никто не считает желаемым, а Бог, Которому служат бесчисленные множества ангелов, все содержащий словом Своей силы, Кого великолепие непереносимо для всех, не отказался стать отцом и другом и братом этих отверженных, но захотел воплотиться, чтобы стать подобным нам по всему кроме греха и сделать нас причастниками Своей славы и царства»[1008]. В этом отрывке из Второго «Огласительного Слова» интересно не только яркое описание, как «богатые» с отвращением и презрением относятся к «немощным и бед­ным», и как «царь» даже «не переносит их вида», но и само противопо­ставление «земного царя» небесному Царю, Богу, Который в отличие от земного не отказался обнищать и стать человеком, подобным нам, нашим братом. Как видно отсюда, пр. Симеону Новому Богослову была чужда мысль, будто бы «земной царь» является образом Бога на земле, и что земное царство есть отражение Царства Небесного. Наоборот, земное царство со всеми его порядками представляется ему противоположностью Царству Божиему.