Горячий танец смерти - Николай Иванович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Похоже, не преувеличил генерал, — заметил Лев Иванович. — В самом деле, с интернетом негусто, потому и разные цифровые излишества отсутствуют за ненадобностью.
— Зато теперь мы можем быть уверены, что турбаза и усадьба частные, — сделав аппетитный глоток, заметил Станислав. — Иначе не избегли бы цифровизации.
— Да уж. Плохо, что ближайшее отделение полиции в одиннадцати километрах — и обидно. Наверняка ни черта не знают, ни местных, ни обстоятельств.
Фотографии, размещенные добрыми интернет-пользователями из тех, кому все равно куда ехать, лишь бы ехать, мало что проясняли. Приоритет отдавался атмосфере и красивым ракурсам. И сюжеты преобладали банальные: «я на фоне живописных развалин», «я и березка», «я и какая-то колонна». Не владели пользователи приемами специальной фотографии. И лишь пара панорамных съемок с дронов прояснила ситуацию окончательно, и суть вывода Станислав выразил кратко:
— Глушь и дыра. И ночевать наверняка негде.
Гуров утвердительно хмыкнул. Настал тот момент, когда нет смысла немедленно, тут и сейчас, пытаться выстраивать какие-то версии и предположения — куда разумнее позволить всему уложиться. И ехать себе смотреть на место. А прежде всего — до времени оставить без внимания, в стороне, все то, что написано, начерчено и отобрано другими. Нужна непосредственность восприятия.
Надо полагать, что и Станислав рассудил подобным же образом, поскольку просто развалился на диване и включил телевизор.
— Иной раз задумываюсь, — признал он спустя несколько минут втыкания в происходящее на экране (новости, одна другой страшнее), — что мы с тобой делать-то будем на пенсии? Без вот этого сования носов в чужие дела, без требований идти туда — незнамо куда, искать то — незнамо что.
— Думаю, нечего нам там делать. Давай работать до последнего, а там, глядишь, кто-нибудь сжалится и пристрелит.
Станислава аж перекосило:
— Что ты, что ты! Кому сейчас стрелять-то? Максимум, на что хватает: какую-нибудь пакость в каких-нибудь соцсетях запустить, чтобы проверками заахали, — и всего дел.
— Так все ж по классике — злые языки страшнее пистолета, — заметил Лев Иванович. — Допустим, тебе, да и мне на все эти посты положить с три прицепа, а иным это как нож острый. Неосторожное слово — и конец тщательно выстроенному личному бренду. И сиди в уголочке, плачь и рыдай.
— А просто делом нормальным надо заниматься, — философски выдал Крячко. — Ведь если незаменимый ты, да и плевать на реноме и прочую мишуру. Хотя… человеку с именем иной раз прощается то, что человеку без имени никогда не простят. Ну, чисто теоретически.
— Ага, — съехидничал друг и коллега, — а если практически — вот скажет кто-то про тебя на полном серьезе: Станислав Васильевич взятки загребает обеими руками — и пусть хоть сто раз всем известно, что нет, а проверочку-то проведут, ибо положено. Понятно, что все это ты же сам и напишешь, по старым, испытанным рецептам — безупречная репутация, много лет беспорочной службы и прочее…
Крячко молчал, кивая, очевидно, машинально, но краем глаза Гуров заприметил некую в нем ненормальность: только-только вольготно, по-домашнему расплывался по мягкому дивану, и вот уже коренастая фигура как бы собралась воедино. Между тем по телевизору шла какая-то новостная спортивная программа — вещь, к интересам Стаса имевшая лишь условное касательство.
— Что там? — спросил Гуров вполголоса. — Наши победили?
— Нет, — задумчиво отозвался тот, — но зато впервые за долгое время пробились в плей-офф, вот и вспоминают славные страницы новейшей истории…
— Молодцы.
— Да. Правда, все кончилось после первой же игры, символическое вбрасывание в которой провел владелец клуба «Метеор», он же капитан клуба Национальной хоккейной лиги «Нью-Йорк саккерс» Александр Радаев.
— И что? — после паузы поинтересовался Гуров.
— Ничего. Кроме того, что игра состоялась двадцатого ноября, на «ВТБ-Арене».
Гуров сообразил не сразу, а сообразив, ошеломленно переспросил:
— В Москве? Ай да Профессор Сан Саныч, честный, искренний, открытый человек. Если и врет, то сам и попадается… как же понимать все это?
Станислав саркастически хмыкнул:
— Так и понимай. Он, оказывается, был в Москве минимум за день до пропажи жены.
— Как же оставили без внимания?
— Он сказал: мамой клянусь; как не поверить Такому-то Человеку? — саркастически хмыкнул Крячко. — Зуб даю, что млели так же, как и наш дежурный: это же Сан Саныч! Радаев! Профессор! Гордость наша, корова неприкасаемая, агнец непорочный. Прыгают вокруг с бубнами, а надо брать эту шкуру; помяни мое слово: его работа, а остальное — фиглярство и имитация.
— Станислав Васильевич, погоди, — призвал к порядку Гуров, — что ты как ребенок, беги-хватай. Ну выхватишь ты его, как цапля лягушку, а если Орлов прав, если его подозрения — не старческая паранойя, тогда пусть и выцепим одного, а гнойник останется и сам не рассосется.
— Да прав ты, прав, как всегда, — угрюмо отмахнулся Крячко. — Давай по-твоему.
Он поскреб уже зарастающий подбородок:
— В конце концов, куда он денется. Он под подпиской, все-таки не иголка, знаменитость, не побежит же в женском платье через село Шишиги в Монте-Карло. К тому же если не дурачок, то должен понимать, что за один лишь его статус мученика за традиционные ценности многое ему простят.
«Вот и отлично. Последнее дело — успокаивать разошедшегося Крячко, а так сам себя успокоит и устаканит», — подумал Гуров и напомнил:
— Пора на боковую. Завтра выдвигаемся пораньше, а то кто его знает, что там с ночевкой.
Станислав, допив бокал и окончательно успокоившись, выдвинул встречное предложение:
— Лучше так: поспим часика три-четыре… ты сколько бокалов употребил?
— Два.
— Вот, поспим часика три, а потом выдвинемся. Ты говоришь, там рыбалка, так и посидим… удочки есть у тебя?
— Найдутся.
— Ну вот и посидим до открытия этой турбазы, чего людей рано беспокоить.
Глава 19
С утра Станислав, свежий, бодрый и собранный, проследил, чтобы все рыболовные принадлежности были уложены в целости, и настоял на том, что за рулем поедет он.
— Прости, ты по городу ас, а на природе, уж извини, не доверяю тебе.
Улицы еще были по-ночному пусты, поэтому быстро добрались до кольцевой дороги и доехали до нужного шоссе. Было еще темно, навстречу тянулись вереницей трудолюбивые подмосквичи, а в сторону области машин не было, только служебные автобусы, набитые до отказа.
Километр сменял километр, небо постепенно светлело, но от елей, которые теснились к
