Петр II - Николай Павленко

Если дозволено судить по проявлению счастья и довольства на лицах, выбор государя принят подданными его с большой радостью. Все единогласно рассыпаются в похвалах княжне. Приветствие датского посланника княжне особенно пришлось по сердцу старорусской партии, но отнюдь не сторонникам герцога голштинского. Оно не длинно, потому беру на себя смелость препроводить его в копии вашему превосходительству:

«С сердцем полным истинной, искренней радости, пришел я поздравить вас по поводу избрания преславной и всесовершенной особы Его величеством себе в супруги. Здравствуйте, государыня, будьте счастливы и даруйте российскому престолу столько наследников, чтобы никогда иноземный род не мог иметь на него никаких притязаний».

Москва, 29 декабря 1729 г.

<…> Чем более присматриваюсь к настоящему положению дел в России, тем более утверждаюсь во мнении, что в интересах его королевского величества было бы при данных обстоятельствах облечь меня определенным званием, дабы я мог иметь честь принести царю поздравление по случаю его бракосочетания, а также — следить за всем, что здесь предпримет венский двор. Может показаться, что я таким образом как бы ходатайствую за себя. Потому, пожалуйста, не откажитесь уверить лорда, что я не способен из личных выгод предложить ничего, что бы впоследствии могло оказаться неблагоприятным для Его величества.

Два дня тому назад я слышал, будто князь Меншиков скончался в Сибири 15-го минувшего октября. В тот же день царский фаворит, князь Иван Алексеевич Долгорукий, торжественно обручен с графиней Шереметевой, дочерью покойного фельдмаршала.

Погода стоит до того холодная, что лес, из которого построены дома, трескается с шумом, напоминающим пушечную пальбу.

Москва, 12 января 1730 г.

<…> С прошлого четверга Его Царское величество заболел и опасаются, как бы у него не открылась оспа. Ходят даже слухи, будто она уже и обозначилась. Сердечно желаю ему выздороветь для блага России.

Счел нужным с возможной поспешностью сообщить вашему превосходительству об этом событии: оно может разрешиться здесь последствиями чрезвычайной важности.

Буду тревожить ваше превосходительство письмами каждую почту впредь до совершенного восстановления здоровья царя.

С глубочайшим почтением и т. д. Т. Уорд.

P. S. Я уверен, что на случай смерти Его величества семья Долгоруких приняла все меры к устранению голштинской партии от престола, а также к тому, чтобы он достался княжне — обрученной царю.[182]

Москва, 19 января 1730 г.

<…> Позвольте уведомить ваше превосходительство, что Его Царское величество скончался 8 января между двенадцатью и часом утра. Перед самой кончиной его Алексей Еригорьевич Долгорукий, отец невесты государевой, предложил повенчать его с дочерью, но бракосочетанию этому воспротивился барон Остерман, сказав, что необходимо подумать о наследнике, по вероятиям более угодном народу. К мнению барона присоединились фельдмаршал князь Долгорукий, фельдмаршал князь Еолицын и многие другие лица. После долгих препирательств вспомнили о старой императрице Евдокии Федоровне, но она отказалась от престола ввиду преклонных лет. Тогда решено было собраться сегодня в пять часов утра в Кремль (так называется городской дворец). Не успели съехаться, как член Верховного совета, князь Дмитрий Михайлович Еолицын в длинной речи, выразив печаль по утрате, понесенной со смертью Его величества, прибавил, что, по его мнению, наиболее правильно было бы передать престол Анне Иоанновне, герцогине курляндской, второй дочери царя Иоанна, старшего брата Петра I. Весь Верховный совет присоединился к этому предложению и немедленно сообщил о своем решении генералитету, собравшемуся в передней комнате, приказав ему в то же время возвестить о совершившемся избрании солдатам и народу, что и было исполнено. Пока, кажется, будто все вполне довольны.

Слышно, что важнейшие представители русской знати озабочены изменением существующей формы правления. Уверяют даже, будто составлены статьи, ограничивающие власть императрицы, и ей предлагается подписать их, с предварением, что в случае отказа престол передан будет другому лицу. Василий Лукич Долгорукий, Михаил Михайлович Еолицын (брат фельдмаршала) и генерал-майор Леонтьев отправились в Митаву известить герцогиню об избрании и просить ее о скорейшем прибытии, дабы воспрепятствовать всяким интригам, которые бы могли быть направлены против нее.

Это великое событие, конечно, разрушило все надежды голштинской партии, которая пыталась возвести на престол сына герцога или великую княжну Елизавету Петровну. Думали также о старшей сестре ныне воцарившейся императрицы — герцогине Мекленбургской, и она, вероятно, была бы преемницею покойного царя, но русские не любят ее супруга.

Полагаю, союзники его королевского высочества могут быть уверены, что теперь император, в случае если бы он не согласился присоединиться к севильскому договору, на 30 тысяч человек, обещанных трактатом 1726 года, рассчитывать не может.

10-го в Москву торжественно въезжал посол шаха Тамхасиба. Еще не знаю, чего он будет домогаться, но, принимая в соображение мирный договор, недавно заключенный царским двором с султаном Эшрефом, удивлен оказанными ему почестями <…>.

Вероятно вскоре в состоянии буду прислать вашему превосходительству точное донесение о всех переменах, которые вызовет кончина царя. Они, надеюсь, к нашему ущербу клониться не будут, так как новая государыня всегда любила Великобританию и, проживая здесь, держала возле себя нескольких англичан.

2. Письма леди Рондо, жены английского посланника[183]

№ 1

Москва, апрель, 1729.

Мадам,

следуя Вашим указаниям, я без предисловий опишу свое путешествие из Петербурга сюда. Мы выехали пятого марта на санях. Сани похожи на деревянную колыбель и обиты кожей. Вы ложитесь на постель, устланную и покрытую мехами, в санях помещается лишь один человек, что очень неудобно, так как не с кем поговорить. Мы ехали днем и ночью и прибыли сюда девятого. Вы скажете, что я слишком бегло описываю путешествие, но что мне рассказывать? Нашим пристанищем всякий раз служила одна маленькая задымленная комната, где мы останавливались поменять лошадей и поесть то, что взяли с собой. Люди изо всех сил стремятся услужить, но видишь, что человеческая природа столь унижена, встречаешь таких жалких и несчастных бедняг, что они, кажется, лишь по виду напоминают человеческие существа. Если бы не эти хижины, расположенные друг от друга на расстоянии, нужном для смены лошадей, можно было бы подумать, что проезжаешь через безлюдный край, где не видно ни города, ни дома, а одни лишь густые леса, которые, будучи покрыты снегом, выглядели довольно романтично, и мне часто мерещилось, что снег на пнях и кустах образует всевозможные фигуры; я видела медведей, волков, даже кавалеров среди ветвей деревьев.