Закон Дальнего космоса - Дмитрий Байкалов

- Напрасно ты так настроен, Валера, - улыбалась мама, накладывая всем свой замечательный сметанный салат из желтых помидоров с жареными кальмарами. - И ты не справедлив. Варя очень талантлива, и не надо ее обижать. А для меня роли еще найдутся…

- Да, кстати, - вскричал Валерий Иванович, - что это я все о себе да о спектакле! Сережа, дорогой, открывай шампанское!

- Дайте мне! Дайте я! - Запрыгал вокруг стола Генка и потянул руки к бутылке. - Чтобы стрельнуло!

- Пусть откроет? - предложил я.

- Да пусть, конечно, - согласился Валерий Иванович. - С прилетом, Сережа! С возвращением! Ну, и как там?.. - И тут же разочарованно махнул рукой: - А-а! Вам же ничего нельзя рассказывать!

Да, о Рамаде гражданским пока ничего конкретного сообщать нельзя. По идее, ему и маме нельзя рассказать даже о том, что живет тут, у них под носом. Теперь-то я знаю, откуда оно взялось.

- Да ты мне в прошлый раз, помнишь, штуковину красивую подарил, блестящую, сказал, что это плод какого-то инопланетного растения? - кололся по дороге домой Генка. - Там я его личинку и нашел, выкормил и воспитал…

“Господи, боже мой. Сколько раз нам повторяли: из космоса на Землю - НИЧЕГО! НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ! Но мы всё тащим. Правдами и неправдами. Как-нибудь да протаскиваем. Каждый хоть раз да приволок оттуда какой-нибудь “сувенир””.

- Я, главное, потом нашел фотографию этой штуки в одной сетевой базе, - продолжал Генка. - Оказалось, это шишка рамадской лиственницы. Я сразу догадался, что там ты и служишь…

“Ох уж эта мне утечка! Ох уж эти чертовы гражданские ученые!”

- Стоп! - воскликнул я, когда мы подошли к самому дому. - Генка, скажи, ты уверен, что он безопасен?

- Да, конечно! Он добрый! Тупой только, зато все мыть любит и все, что хочешь, съест. Хоть железо, хоть помои. А без спросу ничего не тронет. За полгода ни разу такого не было! Мама уходит, говорит: “Помой пол”. Только она вышла, я зову: “Мелкий, Мелкий!” Он приползает, я ему: “Съешь всю грязь с пола и весь мусор!” Мама приходит - чистота и порядок…

- Подожди. Откуда он знает, что такое “грязь” и что такое “мусор”?

- Да он все понимает! Он ласковый. Только лом недавно съел. Нечаянно.

“Елки! А мы их там мочим, как последних паразитов, давим, как клопов. А он, видите ли, “ласковый и все понимает”… С ним, видите ли, в контакт надо входить и жить душа в душу…”

Вдалеке зажужжало, и на горизонте появилось желтое пятнышко маминой “элки”.

- Генка, - сказал я торопливо. - Да ты соображаешь ли, черт полосатый, что ты весь космос с ног на голову перевернул?!

- Ничего я не переворачивал, - пожал плечами Генка, - я просто пол не люблю мыть.

- Сережа!

- А? - очнулся я.

- Ты уже на Земле, - улыбнулась мама. - Давай-ка чокнемся. За приезд. Хотя я, конечно, сок. Ты, надеюсь, надолго?

Я отпил шампанского.

- Нет, мама, мне уже завтра придется уехать. И вам бы тоже надо. Скоро тут будет немного неуютно…

Я вздохнул: “Придется, наверное, все им рассказать. Прямо сейчас. А куда деваться?”

- Да, кстати, - вспомнил я, оттягивая неприятное. - У меня же есть для всех подарки…

Роман Афанасьев

ДОМ РОДНОЙ

Передо мной расстилалось огромное поле, покрытое зеленью, настоящее море, что колыхалось от ласковых прикосновений ветра.

Хотелось войти в его живые воды, почувствовать прикосновение стеблей, ощутить их жизненную силу, что пряталась в сочной листве.

Воздух стал горячим от солнечных лучей и сладким от запаха трав. Летнее солнце, присевшее над горизонтом, щедро дарило тепло зеленому морю, а оно тянуло к свету тоненькие ростки.

Раскинув руки, я загребал ладонями стебли травы, что доставали мне до плеч. Колючие и не очень, гладкие и шершавые, с цветами и без цветов - все они рядом. Я не помнил их названий: это просто трава, которую называют сорной. Но сейчас для меня она стала самой большой драгоценностью, она говорила мне о том, что я дома.

Я шел, вдыхая сладость воздуха. Плывя по зеленой равнине, я чувствовал: осталось совсем немного - шаг, другой, - и я буду дома.

Мой дом. Как давно я не был в нем. Нет, не в том любимом деревянном коттедже, что стоит на самом краю соснового бора. Дом - это не здание. Дом - это то, что ты любишь больше всего на свете, это то, что ты считаешь своим, и то, что считает своим тебя. Друзья и знакомые, любимые места, темы для разговоров, запахи и звуки. Скамейка под каштаном, соседская собака, лениво растянувшаяся в пыли, разговоры о погоде. Толстая ветка дерева, где ты сидел еще ребенком, прижимаясь к нагретой летом коре. Последний луч заходящего солнца, стрелой пробивший листву клена…

Все это дом. И море травы под жарким солнцем - тоже дом.

Я касался ладонями метелок спелых трав, и они в ответ приятно щекотали кожу. Вдыхал горячий воздух, а он обжигал мне горло. Нужно было сделать еще один шаг, только один. Но я не мог двигаться. Что-то отталкивало меня от дома, стремилось вернуть назад. Куда? Туда, где страшно. И больно.

Меня позвали. Голос пришел из-за спины, с края зеленой глади. Я обернулся, мир закрутился вокруг меня цветным водоворотом, и все вокруг подернулось багровым туманом.

- Сережа!

Тяжелая рука лежала у меня на плече. Пальцы впивались в мою кожу, словно когти зверя. Больно. Я с трудом разлепил веки и невольно застонал, когда тусклый свет ударил по глазам, привыкшим к темноте.

“Неужели это мой голос? Хриплый, надсадный, как у старика”.

Я приподнял голову, и все вокруг поплыло, пошло разноцветными пятнами.

- Сергей!

Чужая рука помогла. Подтолкнула, и я сел, опираясь о рубчатый пол. Над головой была лишь одинокая лампа аварийного освещения, и ее едва хватало, чтобы разглядеть рубку, узкую, как стенной шкаф. Железный пол, железные стены, экран. Вот и все. Посадочный блок рассчитан только на то, чтобы слетать на поверхность и подняться обратно. Его ведет один пилот, которому не нужен полноценный жилой модуль.

- Ты как?

“Нужно повернуть голову. Больно и неприятно. Но нужно. Кажется, мне знаком этот голос”. - Я обернулся. И все вспомнил.

Кирилл, Александрович Осипов, палубный офицер в звании капитан-лейтенанта, вот кто находился рядом со мной. Его круглое лицо с широкими азиатскими скулами покрыто капельками пота. Воротник черной формы космофлота расстегнут, кадык жадно ходит вверх-вниз. Волосы на висках, тронутые серебром, грязные и сальные. Он старше лет на двадцать, я для него всего лишь мальчишка, которого надо утешать. И лгать тоже нужно, ибо ложь во спасение - не ложь.

- Нормально, - отозвался я, чувствуя, как пульс отдается в висках барабанной дробью.

Он нашарил мою ладонь и пожал ее, словно здороваясь.

- Выберемся, мы обязательно выберемся, - сказал он. - Я ввел программу посадки, рассчитанную на самые слабые перегрузки. Так перевозят драгоценные и хрупкие приборы. Еще пару витков - и мы начнем снижаться.

- Хрупкие приборы, - повторил я. - Человек - это самый хрупкий прибор.

- Все будет хорошо, Сереж. Мы сядем на эту планету чисто и легко, как на параде.

Он замолчал, и я не стал отвечать ему. Он прав: модуль может сесть и даже сохранить в целости груз, что находится в нем. Но вот беда, грузам не нужен кислород. В модуле нет запаса воздуха, а тот, что есть в рубке, - скоро кончится. Никто и не подумал заправить баллоны, ведь высаживаться на планету мы не планировали.

Осипов рассчитал программу снижения так, чтобы нам хватило кислорода на время посадки и при этом модуль не падал подобно камню. Этот баланс - еще не самое страшное, как ни удивительно подобное звучит. Дело в том, что мы собирались опуститься на планету, о которой ничего не знали.

Я спокойно сидел у себя в каюте за рабочим столом и сортировал в компьютере снимки обнаруженной планеты. Как младший лаборант я обязан сделать коллаж, поместить рядом комментарии нашего штатного планетолога, потом сформировать отчет, сведя воедино доклады атмосферников, и отнести все это заведующему лабораторией.

Очередной снимок заставил меня задуматься. За всю жизнь я видел только две планеты, кроме Земли, и обе они оказались непригодны для жизни. А тут… Насколько я понимал, шанс был. Конечно, я не планетолог, но, в конце концов, после окончания Академии кое-что еще осталось в памяти.

Поверхность была странного красноватого оттенка. Но совершенно точно есть атмосфера и вода. Это хорошо видно - завихрения облаков и темные пятна, очень напоминающие земные озера и моря. А странный оттенок - наверное, красная почва или, быть может, даже растительность.

Я сдвинул снимок левее, освобождая место для комментария. Как жаль, что мы должны пройти мимо. Корабль возвращался домой, все ресурсы подошли к концу. Злая ирония! Единственная интересная находка за все время экспедиции. Но не беда. Следом придут другие. Главное - они будут знать, куда нужно лететь. Пусть так. Мы все равно останемся первыми, кто ее заметил. Кивнув, я нажал кнопку обработки.

В этот момент все и случилось.

Корабль содрогнулся от носа до кормы. Меня бросило грудью на край стола, и, задохнувшись от удара, я ощутил, как завибрировали переборки. Странно, но первое, что пришло мне в голову: землетрясение. Я совсем забыл, что нахожусь в космосе.