Ожерелье невесты - Кэт Мартин

Миссис Риддл, которая со своим мужем Джейкобом жила в домике у ворот, помнила Тори со времени ее последнего посещения имения. Они приезжали вместе с матерью и сестрой уже после смерти отца.

– О Боже, как я рада! Леди Виктория здесь, в Уиндмере. – Миссис Риддл, крупная ширококостная ирландка с седеющими рыжеватыми волосами, белозубо улыбнулась. Они с мужем служили в Уиндмере с того самого времени, как он перешел в собственность дедушки Тори.

– Добрый день, миссис Риддл. Как приятно снова увидеться с вами.

Миссис Риддл бросила взгляд на пустую дорожку, ведущую к резным парадным дверям.

– Как вы добрались сюда? Совсем одна?

– У нас сломалось колесо. Кучер пошел в деревню, чтобы карету починили.

– Что привело вас сюда, милое дитя? После стольких лет?

– Я узнала, что мой отчим продает имение. Мне захотелось еще раз взглянуть на дом, прежде чем он станет чужой собственностью.

– Да, Уиндмер – особенное место, без сомнения. Лучшее в округе, и так было всегда. – Миссис Риддл покачала головой. – Нерадостные настали времена, не то что раньше. Когда были живы ваши отец и мать.

– Это одна из причин, по которой я здесь. В доме могли остаться вещи, принадлежавшие моей матери.

– Да, и это последний день, когда вы можете забрать их.

Миссис Риддл провела ее по посыпанной гравием дорожке к парадному крыльцу большого каменного особняка и отперла дверь.

– Я схожу в деревню. Джейкоб работает в поле. Так что у вас будет много времени.

Тори посмотрела вслед уходящей служанке, а потом вошла в дом. Воспоминания окружили ее. Она почти слышала доносящийся сверху смех, сочный баритон отца и отвечающий ему оживленный голос матери. Тори не разрешила себе погрузиться в грустные мысли. У нее нет времени для оплакивания прошлого. Ей надо найти дневник.

Потянув за ленты своей отороченной мехом шляпки, она сняла ее и бросила на столик у входа, там же она оставила плащ. Дом стоял запертым больше двух лет. Диваны и кресла были накрыты белыми простынями, почти все занавески задернуты, но массивные дубовые столы недавно протерли, а резные деревянные балки и шкафы с дверцами из свинцового стекла придавали дому знакомый облик.

Учитывая размеры дома, Тори знала, что поиски могут занять много времени, и не мешкая принялась за дело. Но и через два часа она все еще продолжала поиски. Она обнаружила несколько платьев матери, все еще висевших в шкафу наверху, стопку вышитых вещиц, нитки на которых начали выцветать, несколько детских игрушек Клер и собственных детских платьиц.

Но никаких следов дневника.

Она осмотрела буфеты в столовой, хотя и не надеялась, что дневник может быть спрятан там.

Если он здесь, то в таком месте, где мама могла быть уверена в его сохранности.

Но где может быть такое место? Она вернулась в спальню матери. Когда был жив отец, ее родители спали на половине хозяина. После злосчастного второго замужества мать перебралась в соседнюю комнату.

Если она держала дневник там, барон мог видеть, куда она его прячет. Он мог обнаружить тайное местечко.

Тори еще раз все осмотрела, но не удивилась, ничего не обнаружив.

Она уже два раза обыскала комнату для шитья, которая, казалось, более других подходила для места, где мог быть тайник. Тем не менее она еще раз прошла в эту маленькую комнату. Там перед маленьким камином стояла кушетка из красного дерева, рядом – кресло-качалка, в котором мама любила сидеть за вышивкой и вязаньем или с книгой.

В углу стоял небольшой дубовый письменный стол. Когда был жив отец, дневник хранился в нем. Но Тори уже осмотрела стол, он был пуст.

"Где же ты спрятала его, мама?"

И вдруг ее осенило – наверное, мама выбрала бы такое место, где ее дочери однажды смогут найти записи. Тори заторопилась дальше по коридору. В последнюю неделю жизни мать умоляла барона свозить ее и Клер в Уиндмер. Тори была в это время в школе, не подозревая, что мать тяжело больна. Мама умерла здесь, в этом доме, прежде чем Тори смогла добраться сюда.

Если мама хотела, чтобы она нашла дневник…

Тори бросилась в комнату, которая когда-то была ее спальней. Она сама выбрала для нее бледно-розовое одеяло, хорошо сочетающееся с темно-розовыми занавесками из дамаста. Ей невольно вспомнилось, как было весело, когда они втроем поехали по магазинам, чтобы… но она безжалостно отбросила воспоминания.

Она торопливо подняла пуховую перину и тщательно проверила, нет ли чего-нибудь под ней.

Ничего.

В комоде красного дерева оказалось кое-что из ее одежды.

А в нижнем ящике, под шалью, которую мама связала Тори ко дню рождения, лежал дневник.

У Тори задрожала рука, когда она откинула шаль и любовно провела пальцами по гладкому переплету из красной кожи, потертому от частого пользования. Боже, она наконец нашла его! В горле стоял ком. Когда она доставала дневник из ящика, он открылся, и она узнала знакомый почерк.

Тори не стала читать начало, записи, относящиеся к тому времени, когда Шарлотта Темпл вышла замуж за красавца юношу, в которого была влюблена. Чувства матери были так похожи на ее собственные.

Тори перескочила к последним дням жизни матери, последним неделям, когда она была смертельно больна. И вот оно – доказательство, что все было так, как Тори себе и представляла.

"Сегодня я нашла перстень Уильяма. Он был в шкатулке, где Майлс держит драгоценности, завернутый в белый шелковый атлас и убранный подальше, – трофей, доказывающий, как Майлс умен".

Тори перестала читать и сделала глубокий вдох, чтобы успокоить бьющееся сердце. Бедная мама! Виктория переворачивала страницы, рассказывающие о растущих подозрениях матери и ее страхе.

"Думаю, он понимает, что я узнала о его роли в убийстве Уильяма. Моего любимого Уильяма.

Как я не увидела, что за человек на самом деле Майлс? Как я ненавижу его.

Я боюсь его, боюсь за детей".

Каждая страница наполняла Тори гневом и болью.

"Он изводит меня при каждом удобном случае, его взгляд предупреждает о том, что случится, если я выдам его".

Как могла мама выйти за него замуж? Как могла она не распознать, что он из себя представляет? Но мама была так отчаянно одинока, так погружена в свое горе. И в конце концов прозрела.

"С каждым днем я чувствую себя все хуже и хуже. Я уверена, что Майлс отравляет меня, но не могу понять, каким образом. Я все слабею и уже слишком больна, чтобы остановить его".

Тори смотрела на строки, которые начали расплываться перед ее глазами. Она поморгала, чтобы восстановить зрение, слезы катились по ее щекам.

Он убил и мать!

Тори вытерла глаза и дала себе слово, что увидит, как Майлса повесят.

Она заставила себя продолжать чтение, тем более что за последние несколько дней записей прибавилось мало.