Об Екатерине Медичи - Оноре де Бальзак

ныне. В этом причина той славы, которая оставалась за Италией в течение двух последующих столетий. Писатели столько злоупотребляли этой славой, что чуть ли не каждый раз, когда в романах выводятся итальянцы, они представлены отравителями и убийцами. Коль скоро Италия умела в те времена производить незаметно действующие яды, о которых нам повествуют некоторые историки, следовало бы попросту признать за этой страною первенство в области токсикологии, как и во всех искусствах и науках, в которых она опередила Европу. Нельзя относить к Италии все преступления той эпохи: она просто служила страстям своего времени, совершенно так же, как она воздвигала великолепные здания, командовала армиями, писала чудесные фрески, пела романсы, любила королев, нравилась королям, устраивала празднества, давала балеты и управляла политикой. Во Флоренции это страшное искусство довели до такого совершенства, что был случай, когда в руках у женщины оказалось золотое лезвие, один конец которого был отравлен; разрезав им персик, она съела одну его половину, а другой отравила бывшего с ней герцога. Смертельный яд через надушенные перчатки проникал в поры кожи. Букет живых роз умели отравить так, что понюхавший его умирал мгновенно. Говорят, что дон Хуан Австрийский был отравлен с помощью башмаков.

Можно себе представить, какое любопытство снедало короля Карла IX и как мрачны были одолевавшие его чувства: король горел нетерпением захватить Рене с поличным.

На углу улицы Арбр-Сек был старый высокий фонтан, по нему все эти знатные гуляки влезали на крышу дома, соседнего с домом Рене; Карл IX сказал своим слутникам, что хочет зайти в этот дом. Вместе с ними он принялся перебираться с крыши на крышу и, разбудив спящих горожан, перепугал их насмерть. Наши мнимые воры называли их разными забавными именами, подслушивали все, что творилось в каждой семье, а кое-где даже взламывали замки. Когда итальянцы увидели, что король и Таванн взобрались на крышу, маршал де Ретц, сказав, что он устал, сел отдохнуть; его брат остался возле него.

«Тем лучше», – подумал король и с радостью расстался с обоими шпионами.

Таванн в душе посмеялся над флорентинцами, которые остались одни среди глубокой ночи в таком месте, где над головами их было небо и где услышать их могли только бродячие коты.

Итальянцы же в свою очередь воспользовались этим обстоятельством, дабы обменяться мыслями, возникшими под влиянием событий этого вечера, мыслями, которые они нигде в другом месте не высказали бы друг другу.

– Альберто, – сказал Карло Гонди брату, – король одержал верх над нашею королевой, и нам придется худо, если мы будем по-прежнему верны Екатерине. Если мы перейдем на сторону короля теперь, когда он ищет поддержки в борьбе с матерью и когда ему так нужны люди, нас потом не станут гнать, как зверей. Нас не тронут даже тогда, когда королеву-мать отправят в изгнание, посадят в тюрьму или казнят.

– С такими мыслями далеко не уйдешь, Карло, – решительно ответил ему маршал. – Ты хочешь стать по гроб верным королю, а ведь он долго не протянет, он совсем изможден. Козимо Руджери сказал, что жить ему осталось не больше года.

– Бывает, что кабан, умирая, убивает охотника, – сказал Карло Гонди. – В этом заговоре герцога Алансонского, короля Наваррского и принца Конде, о котором так хлопочут Ламоль и Коконна, больше риска, чем пользы. Во-первых, король Наваррский, которого королева-мать собиралась захватить врасплох, стал остерегаться ее и не хочет во все это вмешиваться. Он хочет извлечь выгоду из этого заговора, ничего не ставя на карту. К тому же сейчас все думают о том, чтобы посадить на престол герцога Алансонского, который собирается стать кальвинистом.

– Budelone![131] Неужели ты ничего не понимаешь? Этот заговор покажет нашей королеве, что гугеноты могут сделать с герцогом Алансонским и что король хочет сделать с гугенотами. Ведь король пытается сговориться с ними! Но для того, чтобы он промахнулся, Екатерина завтра же сообщит ему об этом заговоре. Это сведет на нет все его планы.

– Да! – воскликнул Карло Гонди. – Пользуясь нашими советами, она стала теперь сильнее, чем мы. Это хорошо.

– Хорошо для герцога Анжуйского, которому больше хочется царствовать во Франции, чем в Польше; я все ему расскажу.

– Значит, ты уезжаешь, Альберто?

– Да, завтра. Разве мне не было поручено сопровождать короля польского? Я застану его в Венеции; его величество там сейчас развлекается.

– Ты воплощенная осторожность.

– Che bestia![132] Клянусь тебе, что здесь при дворе нам не грозит ни малейшей опасности. Неужели ты думаешь, что иначе я бы уехал? Я бы остался возле нашей доброй повелительницы.

– Доброй! – повторил Карло Гонди. – Эта женщина не станет жалеть своих слуг, которые сделали все, что от них требовалось.

– О coglione![133] Ты хочешь стать солдатом, а боишься смерти. Каждое ремесло к чему-то обязывает, а у нас есть свои обязательства перед троном. Начав служить королям, без которых на земле не стало бы власти, королям, которые даруют нашим семьям покровительство, возвышение, богатство, мы должны питать к ним любовь, от которой возгорается пламенем сердце мученика, нам надо уметь пострадать за них. Когда они приносят нас в жертву своему величию, мы можем погибнуть, ибо мы умираем не только ради них, но и ради самих себя, – семьи наши не погибают. Ессо[134].

– Ты прав, Альберто, ты ведь получил старинное герцогство Ретц.

– Послушай, – сказал герцог де Ретц. – Королева возлагает большие надежды на искусство Руджери, чтобы помириться с сыном. Когда наш болван не захотел больше звать к себе Рене, эта хитрая бестия отлично поняла, что заподозрил ее сын. Но кто знает, что сейчас у короля на уме? Может быть, он просто еще не решил, какую казнь избрать для матери. Он ее ненавидит, ты понимаешь? Он о чем-то проговорился королеве, та разболтала все госпоже Фьеско, а Фьеско сообщила об этом королеве-матери. И вот теперь король скрывает свои планы даже от жены.

– Давно уже пора это сделать, – сказал Карло Гонди.

– Сделать что? – спросил маршал.

– Занять короля, – ответил Карло Гонди: хоть он и не пользовался таким доверием Екатерины, как его брат, он был, однако, не менее прозорлив.

– Карло, я помог тебе проложить дорогу в жизни, – многозначительно сказал Альберто Гонди, – но если ты хочешь стать герцогом, как я, будь так же, как и я, слепо предан нашей повелительнице. Она останется королевой, она здесь сильнее всех. Госпожа де Сов сделает все, что она захочет, а король Наваррский и герцог Алансонский сделают все, что захочет госпожа де Сов. Екатерина будет всегда вить из них веревки, как при