Безымянное семейство (с иллюстрациями) - Жюль Верн

Это была первая жертва, принесенная во искупление преступления Симона Моргаза.

Глава IX

ОСТРОВ НЕЙВИ

Первый европейский корабль под командованием Кавелье де ля Салля на воды Онтарио спустили в 1668 году французы. Доплыв до южной оконечности озера, где была воздвигнута крепость Ниагара, их судно направилось вверх по течению реки с таким же названием, пока не достигло стремнин в трех милях от порогов. Затем другой корабль, построенный и спущенный на воду выше знаменитых водопадов, доплыл по реке к озеру Эри и продолжил свое отважное плавание до озера Мичиган.

В сущности, Ниагара — это естественный канал длиною в пятнадцать-шестнадцать миль, который позволяет озеру Эри сбрасывать свои воды в Онтарио. Но на середине этого канала дно вдруг резко опускается на 160 футов — как раз здесь река изгибается в виде подковы. Козий остров — Гот-Айленд — делит Ниагару на две неравные части. Справа американский водопад, слева — водопад канадский низвергают свои бурные воды в глубокую пучину, которую постоянно венчает шапка водяной пыли.

Остров Нейви расположен выше водопадов. Ближе к озеру Эри, в десяти милях от города Буффало и в трех милях от деревни Ниагара-Фолс, стоящей прямо напротив каскадов, по имени которых она и называется.

Именно здесь патриоты создали последний оплот восстания, нечто вроде лагеря, разбитого на острове, находящемся между Канадой и Америкой на реке Ниагаре — этой естественной границе между двумя странами.

Те из повстанцев, что ушли от преследований лоялистов после событий у Сен-Дени и Сен-Шарля, покинули канадскую территорию, перешли через границу и сосредоточились на острове Нейви. Если военная удача им изменит, если солдатам королевской армии удастся переправиться через левый рукав реки и вытеснить их с острова, они смогут укрыться на другом берегу, где у них не будет недостатка в сочувствии. Но, конечно, число тех, кто попросит убежища у американцев, будет невелико, ибо в этой конечной схватке все будут стоять насмерть.

Вот каково было соотношение сил франко-канадцев и королевских войск, направленных из Квебека в первой половине декабря.

Сторонники реформ — в частности те, кого называли «синими колпаками», — занимали остров Нейви, защищенный рекой в недостаточной мере. Действительно, несмотря на холода, Ниагара оставалась судоходной из-за быстрого течения; с любого берега можно было переправиться на остров на лодке. А потому суда американцев и канадцев беспрерывно сновали между лагерем и американской деревней Шлоссер, расположенной на правом берегу Ниагары. Одни перевозили боеприпасы, оружие и провизию, другие — людей, устремившихся в Шлоссер в предвидении скорого нападения солдат королевской армии.

Гражданин Соединенных Штатов Уилс, владелец небольшого парохода «Каролина», организовал даже ежедневные рейсы на остров, беря за проезд умеренную плату, которую любопытствующие охотно опускали в его кассу.

На противоположном берегу Ниагары, напротив Шлоссера, в деревне Чиппева, стояли лагерем англичане под командованием полковника Макнаба. Их число было достаточно велико, чтобы разбить реформистов, сосредоточившихся на острове Нейви, если бы им удалось туда высадиться. Они собирались предпринять такую попытку, как только Макнаб закончит все приготовления, то есть через несколько дней, и возле Чиппевы было сосредоточено много крупных лодок. Последнее сражение на этой оконечности Канады, в поле зрения американцев, было, таким образом, неминуемо.

Читателя не удивит, что персонажи, которые встречались в разных местах нашего повествования, все оказались на острове Нейви.

Андре Фарран, недавно оправившийся от раны, а также Уильям Клерк поспешили в этот лагерь, где к ним не замедлил присоединиться Винсент Годж. Только депутат Себастьян Грамон, заключенный в монреальскую тюрьму, не смог занять свое место в рядах братьев по оружию.

Винсенту Годжу, после того как он дал убежать Бриджете и Кларе де Водрель, которые благодаря его вмешательству смогли добраться до «Запертого дома», удалось избавиться от наседавших на него пьяных солдат и от тех, что грозили перерезать ему дорогу. Он тут же устремился в лес и к утру сумел уйти от солдат королевской армии.

Двое суток спустя Годж добрался до Сент-Олбанса по ту сторону границы. Когда на острове Нейви был создан лагерь, он направился туда с несколькими американцами, телом и душой преданными делу освобождения.

Были там также Том Арше и четверо его сыновей — Пьер, Тони, Жак и Мишель. Спасшись от гибели в Сен-Шарле, они не смогли вернуться на ферму «Шипоган» — это значило бы подвергнуть опасности не только себя, но и Катерину Арше. А потому они укрылись в деревне Сент-Олбанс, куда Катерина смогла передать весточку о себе и остальных детях. Затем, в первую неделю декабря, они обосновались на острове Нейви, решив продолжать борьбу и желая отомстить за смерть Реми, павшего от пуль лоялистов.

Что касается мэтра Ника, то если бы самый всеведущий колдун Дальнего Запада когда-нибудь предсказал ему: «Настанет день, когда ты, нотариус королевской службы, смирный по характеру, осторожный в силу профессии, будешь сражаться во главе гуронского племени против официальных властей своей страны», — он счел бы, что этому колдуну место в окружном приюте для умалишенных.

Однако мэтр Ник действительно оказался во главе воинов своего племени. После торжественных речей махоганы решили примкнуть к повстанцам. Великий вождь, в жилах которого струилась кровь сагаморов, не мог остаться в стороне. Его отчаянные протесты не были приняты во внимание, и на следующий день после того, как Лионель вместе с аббатом Джоаном покинул Вальгатту, после того как «костер Совета» был погашен, мэтр Ник, сопровождаемый — нет! — возглавивший с полсотни воинов, направился к озеру Онтарио, в деревню Шлоссер.

Можно себе представить, какой прием был оказан мэтру Нику в лагере. Том Арше пожал ему руку, да так крепко, что тот сутки не мог, если бы захотел, держать лук и томагавк. Столь же радостно встретили его Винсент Годж, Фарран, Клерк — все те, кто были его друзьями или клиентами в Монреале.

— Да... да... — бормотал он, — я счел своим долгом... вернее, вот эти славные люди...

— Воины вашего племени? — подсказывали ему.

— Да... моего племени! — повторял он.

В самом деле, несмотря на то, что этот замечательный человек имел довольно-таки жалкий вид, за который было стыдно Лионелю, гуроны представляли собой серьезную поддержку для дела национального освобождения. Если другие племена, увлеченные примером гуронов, последуют за ними, если их воины, охваченные теми же чувствами, примкнут к реформистам, власти уже не смогут справиться с повстанческим движением.