Суши для начинающих - Мэриан Кайз

Эшлин затрясло от возмущения. Нельзя же так, это… это эксплуатация какая-то! Она открыла рот, чтобы возразить, но Бу, сверх ожидания, оказался просто счастлив.

– Это фотосессия? И вы хотите нас в ней занять? Класс!

– Но… – пискнула Дани.

– Или они, или урна, – с металлом в голосе заявила Лиза.

Дани с минуту подумала и стала между Бу и Дэйвом.

– Гениально! – завопил Найал. – Бесподобно! Нет, э-э-э… Дэйв, улыбаться не нужно, ведите себя естественно. А вы… гм… Бу, одолжите, пожалуйста, Дани ваше одеяло. Великолепно! Дани, солнышко, сделай милость, набрось его себе на плечи. Считай, что это накидка, радость моя, если так тебе проще. Так, еще нам нужен пластиковый стаканчик! Трикс, срочно в «Макдоналдс», возьми там несколько штук…

Изумленная Эшлин робко подошла к Мерседес.

– Но ведь эти кадры никуда потом не денешь?!

– Денешь, – с тяжким вздохом возразила Мерседес. – Тут все как надо. Вот посмотрите, они еще какую-нибудь премию отхватят!

Съемка закончилась после восьми часов вечера. Эшлин помчалась домой собираться, и не успела она ввалиться в прихожую, как зазвонил телефон. То была Клода, которая весь день провела в парикмахерской, где ее так радикально подстригли и покрасили, что Дилан перестал с нею разговаривать. Затем были куплены белые, в немыслимую обтяжку брючки до середины икры, десятого размера, в который она перестала влезать еще до того, как забеременела Крейгом. Наконец решился и вопрос с обувью (туфельки без задника на «гвоздиках»), и теперь Клоде не терпелось выйти в свет.

Но, не успела она поведать подруге хоть слово, Эшлин прошелестела в трубку:

– В жизни так не уставала. Весь день проторчала на фотосессии.

Клода замолчала. Радостное возбуждение ушло, уступив место черной зависти. Эшлин, дрянь везучая, вертихвостка светская. Она это все нарочно устроила, чтобы лишний раз кольнуть лучшую подругу тем, какая у нее безнадежно скучная жизнь.

– Честное слово, не могу говорить, – оправдывалась Эшлин. – Мне надо собираться, я уже пять минут как должна быть у Маркуса.

Клода была просто убита. Теперь придется сидеть дома перед телевизором, с новой прической, в новой одежде и новых туфлях. Она чувствовала себя настолько по-дурацки, что лишь через пару секунд смогла выдавить:

– Как там у тебя с ним?

О горьком Клодином разочаровании Эшлин даже не подозревала. Ее мысли были заняты Маркусом, вот только стоит ли искушать судьбу?

– Замечательно, – ответила она. – Просто великолепно.

– Да у вас, похоже, все серьезно? – хихикнула Клода.

Эшлин снова замялась:

– Ну, не знаю… – И поспешно проговорила: – Это ведь только начало…

Однако ни на какое начало это похоже не было. Они виделись по меньшей мере трижды в неделю, и вместе им было так легко и привычно, будто общались уже очень давно. И в постели все стало значительно лучше… За последнее время Эшлин только раз мельком взглянула на карты Таро, и маленький Будда был коварно забыт.

– Кстати, звонил Тед. Он выступает в следующую субботу, – сказала Клода.

Эшлин помолчала, стараясь справиться с недобрыми чувствами. Ей совершенно не хотелось способствовать близкой дружбе Клоды с Тедом.

– Ну да, – небрежно согласилась она. – Перед Маркусом.

– Позвони мне на неделе, договоримся, где и когда встречаться.

– Конечно. Надо сходить.

Как только она примчалась к Маркусу, ей стало ясно: что-то случилось. Вместо того чтобы поцеловать ее, как обычно, он был надут и расстроен.

– Что не так? – спросила Эшлин. – Извини, что опоздала. Я работала…

– Взгляни. – Он швырнул ей газету.

Она торопливо прочла. Судя по заметке, Билли Велосипед, названный «одним из лучших юмористов Ирландии», заключил с издательством договор на публикацию двух книг и получил «шестизначный аванс». Представитель издательства охарактеризовал его роман как «очень мрачный, очень тяжелый, разительно непохожий на его сценические миниатюры».

– Но ты же книг не пишешь, – желая утешить друга, возразила Эшлин.

– Они назвали его одним из лучших юмористов Ирландии.

– Ты намного лучше, чем он. Правда. Все это знают.

– Тогда почему об этом в газете не пишут?

– Потому что ты не написал книгу.

– Ну, давай, – холодно процедил Маркус. – Посыпь соли.

– Но…

Эшлин совсем растерялась. У Маркуса и раньше проскальзывали сомнения в собственных силах, но чтобы настолько… Она ничего не понимала, но очень хотела помочь ему.

– Ты самый лучший, – убежденно повторила она. – Ты же сам знаешь. Иначе зачем бы Лиза так хотела, чтобы ты вел колонку? Она никого больше не просила. Смотри, как тебя все любят.

Он обиженно пожал плечами, и Эшлин поняла, что дело пошло.

– Ни разу не видела, чтобы кому-то еще из юмористов так хлопали, – продолжала она.

– А Лиза действительно волновалась, что я откажусь вести колонку? – вдруг спросил он.

– Еще как! Маркус промолчал.

– Она говорила, ты вот-вот станешь звездой. Маркус взял ее руку и впервые за этот вечер поцеловал.

– Извини. Ты ни в чем не виновата. Но сцена – мир жестокий, все друг другу готовы глотку перегрызть, и судят о тебе только по твоему последнему выступлению. Иногда мне даже страшно делается.

После фотосессии Лиза пребывала в замечательном настроении. Чутье – а оно ее никогда не подводило – подсказывало, что снимки вышли редкостные и, скорее всего, произведут фурор.

Весь месяц она была невероятно занята, и нелепые приступы депрессии, отравившие ее первые недели в Дублине, больше не возвращались. Только начинала накатывать хандра, Лиза сочиняла очередной материал для журнала: статейку, интервью, рекламу. На депрессию просто не оставалось времени, и каждый день она с удовольствием наблюдала, как мало-помалу складывается первый выпуск. Говорить о том, что журнал существует за счет рекламы, было пока рановато, но Лиза подозревала, что отснятые сегодня фотографии окончательно убедят в состоятельности «Колин» те немногие дома косметики, что еще не разместили у них рекламу. Джек будет доволен.

И вдруг безоблачное, солнечное настроение испортилось. Джек и Мэй. Они по-прежнему строили из себя образцовую пару. За целый месяц ни разу не поругались при людях, а вспышки чувственного напряжения между Джеком и Лизой, наоборот, бесследно прошли. По крайней мере, со стороны Джека ничего подобного больше не наблюдалось. Как трезвый реалист, Лиза понимала, что ничего сверхъестественного между ними не происходило, но и этого немногого было достаточно, чтобы надеяться. Когда она пыталась утвердиться на ранее завоеванных высотах путем легкого флирта, Джек никак не реагировал, хотя был безукоризненно вежлив и корректен. Пришлось предоставить его отношениям с Мэй жить своей жизнью. Авось эта жизнь, как ей и положено, скоро сойдет на нет.