Суши для начинающих - Мэриан Кайз

– Слушай, мне нравится твоя… – Он показал на кофточку Эшлин. – Вечно не знаю, как назвать женские вещи. Майка? Нет, по-моему, если я назову это майкой, то оскорблю тебя в лучших чувствах. Топ? Блузка? Рубашка? Жилетка? В общем, не знаю, но мне нравится.

– Это кофточка.

– Тогда что такое блузка?

Эшлин пришлось прочесть краткую лекцию.

– Никогда, ни за что не говори слова «блузка», если дама моложе шестидесяти. Можешь похвалить жилетку, если только это не футболка без рукавов. А если это старомодная жилетка, советую бежать, пока не поздно.

Маркус кивнул:

– Надо же, прямо минное поле какое-то!

– Погоди. – Эта мысль только что пришла ей в голову. – Ты, случайно, не раскручиваешь меня на материал для новых номеров?

– Неужели я стал бы? – улыбнулся он.

Еда была необременительной, беседа – легкой, но Эшлин не оставляло ощущение, что это лишь прелюдия. Рекламный ролик. А сам фильм еще впереди.

Когда принесли счет, она сделала вялую попытку внести свою лепту.

– Нет, нет, – воспротивился Маркус, – и слушать не хочу.

Они вышли на улицу, и он спросил:

– Теперь куда?

Эшлин пожала плечами, но, не сдержавшись, хихикнула. Неужели и так не ясно?

– Ко мне? – вкрадчиво предложил он.

Он целовал Эшлин в такси. Потом – в прихожей своей квартиры. Было очень хорошо, но, когда они разомкнули объятия, Эшлин не отказала себе в удовольствии оглядеться, оценить обстановку. Она, конечно, увлечена Маркусом, но по-прежнему любопытна.

Квартира была небольшая – двухкомнатная, но поразительно аккуратная и чистенькая.

– Идеальный порядок! – изумилась Эшлин.

– Я тебе говорил, мамочка меня хорошо воспитала. Эшлин зашла в гостиную.

– Ух ты, сколько видеокассет, – ахнула она. На полках громоздились сотни коробок.

– Хочешь, посмотрим что-нибудь?

Эшлин хотела. Разрываясь между влечением к Маркусу и детскими страхами, она была рада отсрочке.

– Выбирай, – предложил он.

Но, скользя взглядом по полкам, Эшлин все больше удивлялась. Монти Питон, Блекеддер, Ленни Брюс, Лорел и Харди, Папаша Тед, мистер Бин, братья Маркс, Эдди Мерфи – да у него одни комедии!

Эшлин смутилась. На первом свидании у них вышел оживленный разговор о любимых фильмах. Маркус заявил, что ему много всего нравится, но по кассетам на полках это трудно было предположить. Наконец она вытащила «Жизнь Брайана».

– Осмелюсь сказать, превосходный выбор, мадам! Маркус принес ей бутылку белого вина, себе – банку пива, и они устроились вдвоем перед экраном.

Минут через десять от начала фильма он начал легонько гладить ее плечо указательным пальцем, приговаривая «Э-э-шли-и-ин» так нежно, что у нее заныло в животе. Она взглянула на него почти испуганно. Он смотрел на экран.

– А теперь внимание, – все так же негромко и вкрадчиво предупредил он. – Сейчас будет одна из лучших комических сцен всех времен.

Слегка разочарованная, Эшлин тем не менее повиновалась и, когда Маркус затрясся от хохота, рассмеялась с ним вместе. Тут он развернулся к ней лицом и тоном пай-мальчика спросил:

– Эшлин, ты не против? Что?! Лечь с тобой в постель?

– Посмотреть еще раз сначала.

– Ах да, конечно, давай.

Когда пульс у Эшлин пришел в норму, она решила, что тронута его желанием поделиться с нею чем-то для него важным.

– Так обрадовались они, когда я согласился вести у них колонку? – немного погодя спросил Маркус.

– О, в полном восторге!

– Эта Лиза – та еще штучка, правда?

– Она умеет убеждать, – неопределенно поддакнула Эшлин, не зная, стоит ли мыть косточки Лизе.

– Тебя должны похвалить.

– Но я ведь ничего такого не сделала! Маркус посмотрел на нее со значением.

– Ты могла бы сказать им, что уговорила меня, пока мы вдвоем лежали в постели.

В его глазах читалось желание столь неприкрытое, что у Эшлин перехватило дыхание. Она сглотнула, будто проталкивая в горло устрицу.

– Но это же была бы неправда. Маркус все не отрывал от нее глаз.

– Мы могли бы сделать это правдой, – после паузы произнес он.

Весь душевный подъем Эшлин куда-то делся. Растаял, испарился. Ложиться с Маркусом в постель казалось ей слишком рано, а отказывать – как-то старомодно. Она просто не могла понять парализовавшей ее странной робости: ей все-таки тридцать один год, и мужчины у нее были и раньше.

– Идем.

Он встал, мягко потянул ее за руку с дивана. Что-то подсказывало Эшлин, что слово «нет» он как ответ не воспримет.

– Но фильм…

– Я его уже смотрел.

Робость боролась в ней с любопытством, влечение – со страхом новой близости. Она хотела спать с ним – и пока еще не созрела для этого, но его настоятельное желание вынуждало. Она оказалась на ногах. Его поцелуи убеждали, вели, звали – и вот она уже в спальне. Плавного, медленного раздевания, чтобы вместе с одеждой исчезли стыд и неловкость, не получилось: Маркус долго возился с застежкой ее лифчика, а увидев, как мощно выпирает его мужская сила, Эшлин сочла уместным отвести взгляд и затрепетала, как пугливая девственница.

– Ты что?

– Боюсь.

– Так это не из-за меня?

– Нет, нет.

Его беззащитность несколько воодушевила ее. Она обняла его, прижала к себе, таким образом сделав ему приятное и избавив себя от необходимости наблюдать физиологические подробности его возбуждения.

Простыни были свежие, свечи лили мягкий свет, Маркус был нетороплив, нежен, внимателен и ни словом не обмолвился об отсутствии у Эшлин талии, но она была вынуждена признаться себе самой, что процесс захватил ее не всецело. Впрочем, Маркус был очень осторожен, что ей понравилось. В общем, это был далеко не худший сексуальный опыт. Лучшие же всегда казались слегка несбыточными; обычно они происходили во время примирений с Фелимом, когда радость единения добавляла остроты к и без того вполне полноценным ощущениям.

Теперь она уже большая девочка, и глупо ожидать, что земля поплывет под ногами. И вообще, если вспомнить, то во время первого раза с Фелимом мир тоже никуда не улетал.

38

Проснувшись утром в воскресенье, Клода обнаружила, что с трудом удерживает равновесие на самом краю матраса. Вытеснил ее туда Крейг, но вполне могла бы и Молли, одна или вместе с братом. Клода уже и не помнила, когда в последний раз им с Диланом доводилось спать только вдвоем, и за годы материнства так хорошо научилась спать на краешке, едва не падая с постели, что легко проспала бы ночь даже над пропастью, на краю утеса, только б никто не будил.

Было совсем раннее утро. Пять утра или около того. Солнце уже взошло, и в щелку между шторами бил ослепительно яркий свет, но спать можно было бы еще долго. Невидимые чайки кричали за окном жалобно и пронзительно, как младенцы в фильме ужасов. Подле Крейга, раскинувшись, широко разбросав руки и ноги, крепко спал Дилан. Он дышал мерно и глубоко, и при каждом выдохе над его лбом взлетала легкая прядь волос.