Колесо превращений - Николай Петри

Интуиция, или распознавание, — следствие трудов и опыта жизни — не подвела: перед домом бабы Матрены он увидел нарядные сани с тройкой всхрапывающих рысаков. Людей поблизости не было.

«Вот оно…» — подумал Милав. Впрочем, особых переживаний появление гостей не вызвало — он давно внутренне был готов к чему-либо подобному.

— Никак гости пожаловали! — обрадованно воскликнул Ухоня, скользя по лыжне, оставляемой кузнецом.

— Хороши гости — были б целы кости… — непонятно к чему проговорил Милав, снимая широкие лыжи и входя в горницу.

На следующее утро Милав и Ухоня надолго покинули избу бабушки Матрены, ставшую для них настоящим домом. Впереди была неизвестность. Впереди был страх…

Возница из числа старшин тысяцкого Вышаты прибыл в Рудокопово с просьбой Тура Орога навестить его по неотложному делу. Больше посланец ничего не сказал, и Милаву с Ухоней приходилось только гадать о причине столь таинственного приглашения. Баба Матрена проводила их, не скрывая слез.

— Вы уж не забывайте старушку, — попросила она на прощание.

— Ну что вы, баб Матрена, — пытался успокоить ее Милав, — мы быстро обернемся — туда и обратно!

— Пустое, — грустно сказала старушка, — сон я видела — долгая дорога вам выпала…

«О чем это она?» — недоумевал Милав, укладывая в сани свой нехитрый скарб. Но старушка пояснять ничего не стала, только что-то тихо шептала себе под нос. Кузнец торопливо поцеловал ее во влажные от слез щеки и пробормотал:

— Без вашего благословения мы из этих мест никуда не тронемся. Слово даю!

Баба Матрена вытерла уголком платочка слезы и, глянув на кузнеца ласково, тихо сказала:

— Поезжайте… Чего уж там…

Она потрепала Ухоню и, сгорбившись, пошла к дому.

Кузнец с Ухоней залезли в сани, возница занял свое место, и тройка рванула со двора под звонкую трель бубенцов. Ехали молча. Говорить не хотелось, потому что в душе росла тревога: что понадобилось от них воеводе спустя два года после памятных событий?

Путь их лежал в острог Выпь. Добрались быстро — ночью сильно подморозило, и полозья легко скользили по замерзшей дороге. В распахнутые ворота острога тройка влетела, словно на крыльях, и замерла у крыльца высокого терема. Встречать гостей вышел сам Тур Орог. Одетый в повседневную рубаху красного цвета, он тепло приветствовал прибывших:

— Здравствуйте, гости дорогие, милости прошу к моему шалашу!

Радость воеводы была искренней, и Милав, сколько ни вглядывался в сильно постаревшее за эти годы лицо, не нашел в нем ничего, что говорило бы о причине приглашения давних друзей. Это несколько не соответствовало скорости их доставки. Однако кузнец вида не подал — он и сам был рад встрече с Туром Орогом.

В гридне Милава ожидал еще один сюрприз. Едва он вошел в комнату, как ему навстречу шагнул Вышата, за спиной которого стоял улыбающийся кудесник Ярил! Милав почувствовал, как обруч напряженного ожидания надвигающейся беды, сжимавший сердце последние сутки, вдруг лопнул. Разве он мог опасаться чего-либо, когда вокруг только преданные друзья?!

Встреча была шумной. Все говорили разом, не слушая друг друга. Ведь они впервые за истекшие месяцы собрались вместе: Вышата несколько месяцев гонялся по всему приграничью за остатками разбитых обров, кудесник больше года провел в далеких землях, Милав с Ухоней трудились в Рудокопове, а воевода взвалил на свои плечи всю тяжесть по управлению вотчиной Годомысла (княгиня Ольга безвыездно проживала в уделе своих родителей). Поэтому каждому было что поведать о себе за обильным столом воеводы.

Расходились далеко за полночь. Перед тем как проводить Милава в его комнату, Вышата взял кузнеца за руку и негромко сказал:

— Ты не откажешься погостить здесь некоторое время- мы ждем еще одного гостя? Милав пожал плечами:

— Я догадывался, что собрались мы не только для того, чтобы выпить за здравие друг друга.

Вышата довольно похлопал его по плечу и удалился в свою комнату.

— Не знаешь, напарник, — заговорил Ухоня, мимо которого не прошло не замеченным ни одно слово в течение всего долгого вечера, — отчего у меня впечатление, что все это мы с тобой уже проходили?

Милав не ответил: осколки неведомой мозаики в его голове начинали складываться в определенную картину…

Глава 2

СОВЕТ

Гостя, о котором говорил Вышата, Милав лично не знал, но наслышан был весьма.

Нагин-чернокнижник. Его многие боялись как огня, другие же просто боготворили, считая живым воплощением Перуна. Именно он — Нагин единственный во всей земле росомонов смог отпоить-отмолить-излечить-исцелить обеспамятевших девиц и воинов. Не всех, конечно, — хрупок сосуд души человеческой, но многих… Очень многих!

Именно его в тереме воеводы все и ожидали с непонятным для Милава нетерпением. На вопросы, обращенные по этому поводу к Вышате, тысяцкий только отмахивался: «Подожди, вот Нагин объявится — тогда…» А что «тогда», ни слова, ни полслова. Ухоня — большой любитель всяких ребусов предложил версию, что все это, возможно, связано с Годомыслом. Милав не стал ни спорить, ни соглашаться, доверившись тысяцкому.

Нагин объявился вечером. Это был вовсе еще не старик (как мысленно его представлял себе Милав, памятуя о великой славе чернокнижника). Невысокого роста крепкий мужчина вошел в гридню, где все в эту минуту сидели за широким «совещательным» столом, и низко поклонился собранию.

— Доброго ветра и доброго здравия всем и каждому! — произнес он глухим низким голосом и сел на предложенное Туром Орогом место.

— Потрапезничаешь с дороги? — спросил воевода. Нагин отказался.

— Коли дело приспело — не до трапезы, — сказал он, согреваясь в сладком тепле комнаты.

Нагин внимательно осмотрел присутствующих, дольше всего задержав взгляд на Ухоне, возлежавшем в углу искрящейся грудой меха. Потом перевел взор на Милава и сказал:

— Давно я хотел с тобой встретиться, да только теперь вот собрался.

Милав лишь голову склонил в знак внимания и тем ограничился — он совершенно ничего не понимал в происходящем. Нагин еще раз вгляделся в кузнеца, разгладил морщины на лбу и спросил:

— Я вижу, Милав ни о чем не ведает?

За всех ответил Тур Орог:

— Тебя ждали — не хотели раньше времени его тревожить.

— Ну что ж, — вздохнул Нагин, — значит, мне придется обо всем поведать ему.

Милав внутренне сжался — последние дни подготовили его к принятию любой новости, какой бы ужасной она ни оказалась. И все же…