Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики - Лев Кассиль

Глиссеры стояли у пристани водной станции. В походе участвовали две машины. Это были сильные спортивные суда. Все у них стремилось вперед, все было скошено, зализано, подобрано.

Одна из машин была изящно отделана. Вся она словно только что соскользнула с цветной обложки технического журнала. Отливал красный лак, под которым струились прожилки благородного дерева. Играли на солнце медь и хромировка. Маленькая уютная каютка была отлично скомпонована с корпусом, Карасика сразу потянуло к этой элегантной машине.

Второй глиссер был проще. У него были строгие аскетические очертания – суровые линии рывка. Тут все предназначалось исключительно для движения. Все жило за свой счет. Не было ни каюты, ни мягких сидений. Все было наружу, все обнажено в своем машинном естестве, как на паровозе. Здесь, по-видимому, не помышляли об удобствах. Видно было, что этот глиссер готовится в поход, а не на прогулку.

«Этот повоенней», – подумал Карасик.

Пахло рекой, нагретой водой. Солнце калило сверху и, отражаясь в слепящей глади, жгло снизу. Карасик в шляпе, с чемоданом в руке, пробирался среди полуголых юношей и девушек. На дощатых мостках не просыхали мокрые следы купальщиков.

Карасик привык видеть все это издали, с трибуны стадиона, из-за барьера. А тут он сам, как-никак, был участником похода, законным обитателем этого чудесного, отраженного в воде и оттого дважды прекрасного мира.

Карасик ощутил необычайный прилив сил. Он воодушевился, расправил плечи. Ноздри его воинственно раздулись, вдыхая запах воды. Облака неслись над флагштоками станции. Казалось, что сама станция уже плывет куда-то. Ветер рвал полотнище транспаранта, мотая его из стороны в сторону, как щенок, вцепившийся в подол, и транспарант хлопал, подобно парусу на рее. Все это напомнило Карасику о предстоящем путешествии. Ожидание странствий, опасностей, приключений развеселило его. Вот она начинается – настоящая жизнь!

Участники похода стояли на плоту у машин. Большинство были в синих комбинезонах с вышитыми серебряными значками на груди. Белели верхи фуражек-капитанок. Из-под лакированных козырьков глядели смуглые лица с резкими и уверенными, точно размеченными, чертами. У матросов, летчиков, чекистов видел Карасик такие лица. Среди глиссерщиков Карасик заметил строгую ясноглазую девушку в авиационном шлеме. Тоненькая, подвижная, она легко спрыгнула в нарядную машину. Карасик еще пуще приосанился. Надо было представиться, а он внезапно заробел. Вот сейчас кто-нибудь непременно крикнет: «Чарли Чаплин, Чемберлен, американец…» Однако делать было нечего. Да и хотелось как можно скорее сблизиться с этими людьми, скорее уж считаться среди них своим. Глиссерщики стояли, картинно обнявшись, и принужденно улыбались.

– Здравствуйте, – сказал Карасик.

Но те и глазом не моргнули.

– Товарищ, вы мешаете, – услышал Карасик сзади. – Будьте добры, в сторонку.

И Карасик послушно отошел в сторону. Тут только он увидел позади себя несколько фоторепортеров. Они снимали группу участников.

Щелкнули затворы, и к смущенному Карасику подошел высокий человек. Лицо его показалось Карасику страшным. Нос его был перебит и расплющен. Растекшаяся переносица закрывала углы глаз.

– От газеты, да? – спросил высокий. – Очень приятно. Командор пробега – Баграш.

– Кар… – пробормотал Карасик, краснея от пяток до макушки. (Черт его знает, зачем он взял этот каркающий псевдоним!)

– Какой Кар? Евгений? – спросил Баграш.

Он внимательно оглядел Карасика и удовлетворенно отметил про себя, что на корреспонденте нет штанов-гольф, краг, круглых очков. Все это, по мнению Баграша, было непременным признаком щелкоперов. Но редакция обещала командировать в поход Грохотова. Грохотов был парень здоровый. Поехал бы – мог сгодиться, а это… Ну и послали дохлика!

– Как же, читаем, читаем, – сказал он однако. – Очень приятно. Это вы недавно насчет воробьев писали?.. Что? Это Кольцов? Возможно, возможно… Значит, вы с нами, а не Грохотов?

Он еще раз внимательно оглядел Карасика и вздохнул. Мозгляк…

– Шляпу придется оставить, – сказал он грубовато.

– А я ее в чемодан, – поспешно сказал Карасик.

– И чемодан тоже, – сказал Баграш, прикинув на руке багаж Карасика. – Для нас каждый килограмм – обуза.

– Так выходит – я шестьдесят три килограмма обузы?

– А вы как думаете? – сказал не очень любезно командор, но, решив исправить неловкость, смягчился и добавил: – Ну, вы, так сказать, полезная нагрузка. Так? Ну, вот познакомьтесь. Это наша, так сказать, центровая тройка, а в жизни техники, механики, вообще ребята хоть куда. Вот прошу…

Карасик сжимал одну за другой горячие шершавые ладони, стесняясь, как всегда, своих белых и мягких рук. Он старался стискивать как можно крепче. Но вдруг почувствовал в своей руке такую тонкую нежную кисть, что невольно ослабил пожатие и поднял глаза. Девушка смотрела на него ободряюще, очень славная девушка.

– Это наша конструкторша, Валежная Анастасия Петровна, – представил ее Баграш. – Наша Настя. Она на том, американском глиссере идет. Там каютка есть… Да и спокойнее на том, – добавил вполголоса Баграш, когда они с Карасиком отошли в сторону, – безопаснее, а то ведь наша – экспериментальная машина, мало ли что… Вы, кстати, как, плаваете?

– На воде держусь… – глядя в сторону, пробормотал Карасик.

– Хорошо, если есть, за что держаться, – сказал Баграш. – Ну ладно, вон там пояс лежит в носу. Вот за него и будете держаться, если перекинемся. Так?

Карасик вздохнул, посмотрел на красивую, сверкающую машину и направился к утлому, неприветливому глиссеру.

– Ты не гляди, что тот с виду покрасивше, – горячо и слегка заикаясь, сказал толстый парень со смешливой веснушчатой физиономией. – Отделка у них, это верно, шикозная, зато перетяжелена машина. Поглядишь вот, наплачутся на перекатах, как чай пить дать. А у нашей, знаешь, осадка!.. Восемь сантиметров – кругом проходимость имеет. В чайном блюдечке пройдет – дна не чиркнет! Вот только вы там напишите, что жеклеры администрация хорошие не дает, а мотор сношенный.

– Фома! – деловито позвал его хмурый механик.

– Чего? – откликнулся Фома.

– Опять?

– Чего опять?

– Опять заливаешь? – сказал хмурый.

Все засмеялись. Фома с сердцем плюнул.

– Ну, устраивайтесь, – радушно сказал Баграш. – Ехать будете вот тут… – И он весело указал на ребристую алюминиевую скамью. – Бухвостов, подложи под товарища кошму, а то, знаете, гофра… она весь зад исполосует. А подушки мы кожаные сняли – лишний вес, баловство.

– А каюты нет?

– На кой она нужна…

– А если дождь? – спросил Карасик и тут же пожалел – не надо было спрашивать.

– Если дождика бояться, – сказал угрюмый механик, – тогда, чтобы сверху не промокнуть, надо в воду по шею лезть…

У машины сгрудились провожающие. Толкались под локтями мальчишки.

Вдруг все расступились.

– Здравствуйте, здравствуйте!.. – послышалось со всех сторон.

В сопровождении дамы, занимавшей много места, и белокурой смазливой девицы подошел человек в светлой щегольской панаме и кремовом костюме, с дорогой тростью. Он приподнял шляпу, приветственно помахал ею. Седые волосы его подчеркивали румяный загар веселого лица. Глаза были живые и хитрые. Человек, видно, знал себе цену. С юношеской легкостью он спрыгнул в машину.

– Арди, ты выпачкаешься весь! – воскликнула дама.

– Это технический директор наш, – шепотом пояснил Карасику Фома, толстый белобрысый парень в комбинезоне. – Профессор Токарцев, знаменитый. А это его семейство.

Профессор потрогал рулевую баранку глиссера, поднял стлань, посмотрел, нет ли воды, сел на корточки, заглянул в носовую часть, просунув туда руку, вылез с побагровевшим от натуги лицом.

– Пробные ездки были сегодня?.. – спросил он. – Ну как, не зарывается теперь?

– Нет, теперь, как бачок переставили, скулы выправили, он так и прет на редан… Да и центровка теперь иная.

– Я говорил на канале еще. Все дело в обводах. Мидель немножко перехватили все-таки. Что?

Карасик, как непосвященный, с благоговением вслушивался во все эти реданы, скулы, обводы… Ничего, ничего, к вечеру он тоже все это будет знать.

– Надо журнал завести и чтобы точно все было. Хорошо прикинуть расход горючего, – сказал профессор.

– Журнал у нас поведет по специальности товарищ корреспондент.

– А! – сказал профессор и весело тряхнул руку Карасику.

Карасика познакомили с семейством. Профессорша очень милостиво улыбнулась журналисту, дочка подарила Карасику благосклонный взгляд и сказала, протянув руку:

– Лада. А мы о вас много слышали. Нам про вас рассказывал ваш друг Димочка Шнейс.