Новый Мир ( № 7 2006) - Новый Мир Новый Мир

Где это таинство в спектакле Огарева, где это ощущение времени, где эта тончайшая ткань эпохи? Огарев ее не знает, не замечает, не видит в упор, просто ставя историю про то, как один простой мужик вернулся к одной простой бабе... И обижается как ребенок, что водитель он, а не главный инженер завода, и в угол садится и канючит: прости меня, я не удался. И никаких проблем вокруг. Никакого душевного участия. Холодно, холодно, холодно.

КИНООБОЗРЕНИЕ НАТАЛЬИ СИРИВЛИ

“Матч-пойнт”

Завершая несколько затянувшийся, признаться, разговор о самых примечательных фильмах минувшего года (“Мандерлей”, “Сломанные цветы”, “Скрытое” — все это урожай Канна-2005), нельзя не вспомнить также “Матч-пойнт” Вуди Аллена, показанный в Канне вне конкурса, поразивший и критиков, и зрителей, уже не ждавших от режиссера никаких сюрпризов, и признанный в итоге лучшим европейским фильмом года. Именно европейским, поскольку семидесятилетний Вуди Аллен, этот знаменитый еврей-ипохондрик с Манхэттена, рассорился с американскими продюсерами, перебрался за океан и снял “Матч-пойнт” в Лондоне на английские деньги и с английскими актерами, за исключением юной голливудской звезды Скарлетт Йохансон, сыгравшей в этой истории американку. Фильм в результате получился на удивление ладный, упругий, как теннисный мячик, и горький, как хинин. Избавляющий от многих иллюзий по поводу человеческой природы и состояния цивилизации.

В российский прокат он вышел 1 января и был воспринят как спасительная гуманитарная помощь для немногих вменяемых кинозрителей, которым в дни бесконечных зимних каникул хотелось где-то укрыться от тотального нашествия “Дневного дозора”. А тут — счастливая альтернатива: режиссер-интеллектуал Вуди Аллен, Лондон на экране, возможность насладиться оттенками английского (ирландский, американский и собственно английский), поскольку гуманные прокатчики фильм не дублировали и выпустили с субтитрами. Плюс неотразимая стать Скарлетт Йохансон, которая оказалась к тому же хорошей актрисой. Плюс блестяще рассказанная история с нетривиальным финалом, дающая редкую возможность включить мозги в кинозале… Не фильм — подарок для замученного попсой постсоветского интеллигента. Недаром картина продержалась, пусть и в ограниченном прокате, почти три месяца, что по нашим временам — огромная редкость.

Сама по себе история, положенная в основу, стара как мир. Красавчик парвеню прокладывает себе дорогу в высшее общество посредством выгодной женитьбы. Тут на него обрушивается любовь, страсть. Девушка беременна. Она шантажирует, угрожает, и, в общем, нет другого выхода, как отправить ее на тот свет. Сюжет “Американской трагедии” Т. Драйзера. Помимо беременной любовницы герой убивает еще и старуху соседку — недвусмысленная аллюзия на “Преступление и наказание” Ф. М. Достоевского (для тех, кто плохо знаком с русской классикой, Вуди Аллен прямо в кадре демонстрирует обложку романа, который читает герой, отложив предварительно книжку “Бедные люди”). Новое же в трактовке сюжета заключается в том, что убийца не несет наказания, вообще никакого — ни морального, ни юридического. Повезло человеку, отмазался...

Тема “везения” — центральная в картине. Режиссер заявляет ее сразу, в прологе, где мы видим теннисный мяч, зависший на сетке, а голос за кадром вещает, что зачастую судьба матча зависит от чистой случайности — от того, упадет мячик на твою сторону или на сторону противника; и вообще, быть везучим лучше, чем хорошим и добрым. Все дальнейшее — доказательство этой посылки. Довольно странно. Легкомысленный мотив “везения-невезения” традиционно используется во всякого рода авантюрных комедиях про азартных игроков и похитителей музейных ценностей. Тут же все серьезно: брак по расчету, адюльтер, тройное убийство… Трагедия. В подобных случаях в ход обычно идут более тяжелые инструменты: долото рока и молот справедливого воздаяния. Вуди Аллен сознательно вскрывает привычную коллизию “не тем” ключом, загоняя зрителя в ситуацию “когнитивного диссонанса”: “Что происходит? Как к этому отнестись? Где справедливость?”

Вопросов тьма. Вот, к примеру, герой — Крис Уилсон (Джонатан Рис-Майерс). Молодой, смазливый, нос прямой, губки бантиком, упрямый ирландский подбородок, а глазки нездоровые, красные, вечно голодные… Актер всю дорогу фальшивит, играя фальшь, так что и не поймешь, талантлив он или бездарен. Так же непонятно и про героя: кто он? Слизняк? Пустышка? Инфантильный эгоист из тех, что, будучи припертыми к стенке, автоматически избирают самый подлый, бесчеловечный выход? Или все же идейный (само)убийца; молодой человек, проблема которого не в отсутствии воли, но в отсутствии пафоса и смысла быть кем-то, персонаж, сознательно стерший и уничтоживший свое “я”? Как бы то ни было, результат тот же — 0:0.

Везет герою при этом действительно сказочно. Паренек из бедной ирландской семьи, он попал когда-то к хорошему тренеру, стал подающим надежды теннисистом, участвовал в крупных турнирах… Но в звезды не вышел, поняв, что слишком это утомительно — пробиваться, выкладываться, каждый раз кому-то что-то доказывать без всякой гарантии на успех.

В начале картины, оставив большой спорт, он устраивается инструктором в элитный теннисный клуб. Судьба благосклонна к нему и тут. И месяца не промахав ракеткой, обучая богатых домохозяек и толстых клерков, он встречает на своем пути Тома Хьюлетта (Мэттью Гуд) — отпрыска состоятельного аристократического семейства. Ничего не значащая беседа за чашкой кофе о музыке, об опере — и вот уже Крис приглашен в Ковент-Гарден, в семейную ложу Хьюлеттов. Там он знакомится с грымзой мамашей, добродушным папой-финансистом и сестрой Тома Хлоей (Эмили Мортимер) — неуклюжей, тщедушной, но, в общем, милой и умненькой. И эта самая Хлоя влюбляется в Криса с первого взгляда; прямо-таки всю оперу смотрит не на сцену, а на него. Далее следует приглашение на уик-энд в семейное поместье, игра с Хлоей в теннис, совместное посещение музеев, кинематографа, поцелуи в темноте, койка… И вот уже по протекции Хлои Крису предложено место клерка в папашином офисе: “Это только ступенька. Тебя ждет головокружительная карьера”.

Семейство Хьюлеттов покупает Криса деликатно, но недвусмысленно, оплачивая каждый шаг сближения с Хлоей все новыми преференциями: бизнес-курсы за счет компании, повышение по службе, машина с шофером, после свадьбы — роскошная квартира с видом на Темзу, выгодные контракты… Хьюлеттов вполне устраивает такой зять: он молод, энергичен, здоров, всем обязан состоятельным родственникам, а главное — поддается дрессировке и способен играть по правилам.

Крис продается с готовностью. Он сознает, что перед ним распахнулись двери комфортабельного социального лифта, который будет неуклонно и мягко возносить его все выше и выше под сладкие звуки итальянских оперных арий. Единственная часть его “я”, которая в этой ситуации проявляет строптивость, — пол. Неуклюжая Хлоя, до чертиков озабоченная проблемой зачатия, совершенно не вдохновляет Криса в постели. Особенно когда есть с чем сравнивать и поблизости все время маячит до неприличия сексапильная американка Нола (Скарлетт Йохансон) — невеста Тома.

В чинных интерьерах английского поместья Нола, даже вполне пристойно одетая, смотрится как девушка из стрип-бара. От нее бьет током. Застав американскую красотку за игрой в пинг-понг, Крис, только что дежурно махавший ракеткой на корте, щадя неумеху Хлою, здесь, за столом для пинг-понга, внезапно демонстрирует присущий ему агрессивный стиль игры и не менее агрессивный стиль ухаживания. Обняв Нолу за талию (под предлогом показать, как бить по мячу), Крис шепчет без лишних предисловий: “Вам не говорили, что у вас чувственные губы?” — “А вам не говорили, что вы агрессивно играете?” — “Дух соперничества… Вас это смущает?” — “Я подумаю...” — кокетливо отвечает Нола. Но явившийся Том представляет ее Крису как свою невесту, и, тот, засунув дух соперничества подальше, тихо отползает в кусты. Ему остается только пускать слюни, выдумывать предлоги для встреч с Нолой в обществе Тома и Хлои и исподволь пожирать глазами ее чуть вульгарную, но неотразимую красоту.

Нола, как и он, — парвеню, девочка из американской глубинки, выросшая без отца, рядом с сестрой-наркоманкой и матерью-алкоголичкой. Но, в отличие от Криса, Нолу в семье Хьюлеттов не приветствуют, поскольку она-то как раз дрессировке не поддается. Со свойственной обитателям Нового Света честолюбивой зацикленностью Нола мечтает состояться сама по себе, не желая быть просто красивым приложением к роскошной мебели, поместью, дорогим машинам и ложе в опере. Она хочет быть актрисой, упорно таскается на прослушивания, пытается пробить стену лбом, то есть занимается ровно тем, от чего раз и навсегда отказался Крис. Ей вежливо намекают: пора бы успокоиться, примириться, отказаться от несбыточных упований. Нола бунтует. После одной из таких воспитательных бесед она выскакивает из уютной гостиной под дождь, плачет злыми слезами, топает по грязи, не разбирая куда… И тут герою удается наконец-то улучить долгожданный момент: мимолетный секс под дождем на пшеничном поле, когда Нола, оскорбленная и взвинченная, отдается естественному порыву, для Криса как глоток воздуха в мучительном, растянутом во времени процессе “самоудушения”. Но продолжения быть не может: “Что было, то было, — резонно говорит Нола. — Но мы оба связаны с другими людьми. И скоро станем родственниками”. Он все понимает: скандал в благородном семействе не нужен ни ей, ни ему.