Преодоление - Юрий Иванович

Другой вопрос, смогу ли я «…ментальным захватом взять у себя в районе крестца должную толику накопленной энергии…» и так далее? Но если где и пробовать это, а потом ещё и куда-то «…сразу при этом бросить…», то лучше это сделать именно здесь, возле серпансов. Никто не пострадает, а в случае удачи ещё и не пропадёт даром созданная с такими трудами энергия. Потому что я заранее настраивался на долгий и кропотливый труд. По крайней мере, если часа за три ничего не получится, то лишь тогда спать отправлюсь.

Посидел с минуту, пялясь на так и закрытую для меня, непросматриваемую часть с прижившимся Первым Щитом и затаившимся где-то там груаном, вздохнул и стал присматриваться к тому месту, которое у человека именуется крестцом. А оно опять-таки почти полностью пряталось за непроницаемой областью желудка. Пришлось изворачиваться и чуть ли не сбоку рассматривать непосредственно основание собственного позвоночника.

Вначале ничего толком не разобрал и не понял. Пришлось варьировать собственное «око волхва» то так, то этак. Потом всё-таки определил, что как раз вон то, светло-зелёное сияние и может оказаться той самой «накопленной энергией». Имелись, конечно, опасения, что если я попытаюсь её собрать ментальным захватом, то выгребу и нечто жизненно важное для своего организма.

Поэтому для начала я решил создать эрги’с самого минимального размера и, пользуясь памятными инструкциями Ястреба Фрейни, ухватил маленький комочек светло-зелёного сияния, приподнял его к сердцу и с удивлением понял, что окрашивается он не в розовый, а насыщенно-красный цвет.

«Наверное, так и надо, – мелькали мысли. – Кровь – красная… мягун станет розовый… тем более после броска ещё более обесцветится…»

Приподнял захватом окрасившийся комочек к левому плечу, чуть не зарабатывая косоглазие, подхватил это сияние в правую ладонь да и бросил в своего верного Буцефала… Ой, прости меня, верный Росинант! Ошибся!..»

Но зато попал, благо сидел всего лишь в полуметре. Кстати, эрги’с так и не стал розовым, но, вонзившись в протоплазменную плоть, словно взорвался шаровой молнией, освещая густым пурпуром весь объём серпанса, словно бы изнутри. И вспышка эта продлилась секунды три. И вновь сумерки. И вновь ни малейшего движения.

Хорошо или плохо получилось? Язык без костей, спросить лишний раз мне не трудно, а уж руку протянуть к чипу и того проще:

«Насколько увеличился резерв Росинанта после подкормки эрги’сом?»

«На три часа при максимальной нагрузке, Иггельд!»

Мне показалось, или в тоне чипа-всезнайки прибавилась толика уважения ко мне? Решил сразу же это проверить:

«У меня имеются опасения, что излишняя подкормка серпанса после его долгой спячки может сжечь его внутренние структуры. Как этого избежать?»

«Опасения безосновательны, Иггельд. Резервуары любого серпанса – безграничны. В крайнем случае, он может перекинуть излишки корма или поделиться уже накопленным с иными серпансами».

«На каком расстоянии он может делиться с другими?»

«Вопрос некорр…» – дослушивать я не стал, отбросив от себя уголок «мешка» с чипом с крайним раздражением. Вот же гадость! И что бы такое придумать с этой программой чёртовой, чтобы она беспрекословно и полно отвечала на любой мой вопрос? Прожечь её эрги’сом большего размера? А поможет? Или мой Росинант вообще после такой экзекуции глухонемым станет?

В любом случае ещё хоть разок следовало попробовать с созданием простейшего мягуна. Да и к самочувствию прислушаться следовало. Вдруг я после второго свалюсь от бессилия?

Правда, при рассмотрении «накопленной энергии» она так и просматривалась нетронутым сгустком общей величиной в два моих кулака. Много это или мало? Патриарх о величине ни слова не сказал.

Но всё равно я попытался теперь вытащить толику раза в два большую, чем первая. Получилось ещё быстрее и проще, но зато мой «матрас с лапами» светился уже целых десять секунд. А на очередной вопрос о резерве чип меня уведомил, что Росинант теперь может безостановочно скакать на десять часов больше.

Немало этому подивившись и осознав себя в том же состоянии, с теми же силами, что и прежде, я вдруг почувствовал в себе угрызения совести:

«И зачем народ с постелей поднял? Диктатор недоделанный!.. Хотя кустарника вокруг – лес густой! – Я встал и посмотрел на окрестности башни. – Наверняка уже и накосили, и перемололи в мясорубках, да и спать завалились. Час, как-никак, я всё-таки провозился…»

В самой башне я на несколько минут остановился у стола, на котором несколькими кучками поблескивали найденные в развалинах драгоценности. Присмотрелся к ним, к нескольким вещицам, которые тоже можно было отнести к украшениям, заколкам или брошкам, но ничего для себя интересного не обнаружил. Интригующих меня медальонов больше не было. А всё остальное на Дне – не больше чем побрякушки. Вон, возле двери ещё раз в пять больше этого добра валяется, а желание туда добраться как-то не одолевает. Разве что из-за медальонов с заветными символами…

Надо будет завтра кому-нибудь поручить составить опись, так, на всякий случай, чтобы потом знать, где и что конкретно было найдено. Я почему-то не сомневался, что этого добра мы ещё отыщем предостаточно. И поручу я это дело Зоряне.

А теперь что? Правильно: пора отправляться на покой.

Ну и пошёл почивать, совершенно забыв при этом, что моё семейное положение сегодняшним вечером кардинально изменилось. И теперь моей женой считается не одна красавица, а целых три.

Поэтому замер в остолбенении, когда рассмотрел на своей не такой уж широкой для огромной семьи кровати сразу три тела. Ксана лежала на одном краю, лицом к стене, накрывшись чуть ли не с головой и делая вид, что спит. А со второго края разлеглись привольно обе двойняшки, потешно подмигивая мне и дразня прочей беззвучной мимикой. Глядя на них, я умудрился себя ещё больше завести и порадовать:

«Замечательно, что я сумел сэкономить два часа времени на тренировках с эрги’с. Так что… Вполне возможно, что сегодня всё-таки успею выспаться…»

Мотнулся в душ, а когда улёгся в постель между девушками, то сразу с жаром и страстью накинулся только на одну Ксану. Потому что знал: вначале мне её следует с особой лаской и настойчивостью «раскалить докрасна», заставить поверить, что именно она – самая лучшая и несравненная, а уж потом она будет готова на какие угодно вмешательства в наши фривольные забавы посторонних, новых для неё лиц. Ибо верил, раз она уже легла в одну кровать с новыми подругами, значит, уже смирилась со всем и готова ко всему.

Главное теперь было её не испугать, не обидеть нечаянно сорвавшимся словом или неуместным жестом, и тогда ей… понравится.