Царь царей - Уилбур Смит

дома Европы от глубокого и разрушительного скандала, он был просто средством помочь этому единственному ребенку. Какое-то ощущение промелькнуло у него в голове, но сначала он не мог его определить. Это было похоже на внезапный свет поразительной интенсивности, но без тепла и боли. Сидя на корточках среди бинтов и бормоча какую-то успокаивающую чепуху ребенку во время работы, он почувствовал себя так, словно его сердце взорвалось в груди.

Слегка потрясенный, он закончил свою работу и пошел вылить грязную воду и принести свежую, опустив голову. Клеопатра послала ему очередного пациента, и он поздоровался с ним, древним нищим с репутацией сквернословящего, хотя и колоритного человека. Когда Пенрод опустился на колени и начал разворачивать старые, обесцвеченные бинты, он дал название тому чувству, которое только что испытал: покой - но покой более глубокий, чем все, что он когда-либо испытывал прежде. Это его озадачило.

Он попытался объяснить это торговцу шелком в тот вечер, когда они играли в шахматы. Купец взял пешку своего коня.

- Свобода от твоего бушующего сердца, Пенрод. Именно это вы и обнаружили. Мы еще сделаем из тебя Суфия.”

Пенрод взял свою ладью. “Я не уверен, что верю в Бога.”

Торговец шелком удивленно поднял брови. “Это немного грубо, мой друг, учитывая, что вы, кажется, только что с ним познакомились.- Он внимательно изучил доску. “А вот это уже довольно большая проблема, которую вы мне поставили. Дай мне сосредоточиться.”

По мере того как шли недели, Пенрод начал ощущать легкость, которой не знал раньше. Он больше не испытывал ослепительных вспышек, но этот покой начал окутывать его. Он не думал ни о чем, кроме предстоящей работы. Когда у него было свободное время, он читал книгу Руми, которую оставил ему Фарук, и наблюдал, как его товарищи ходят по колонии. Однажды днем он сидел с книгой на коленях, когда его нашел Фарук. Увидев, кто это был, Пенрод попытался встать, но Фарук отмахнулся и сел рядом с ним на песчаную землю. Они стояли в тени молодой пальмы, и редкие дуновения ветерка наполняли их густым ароматом жасмина. Это был первый раз, когда Фарук искал его общества с того самого дня, как Пенрод вышел из здания больницы.

Несколько минут они сидели молча. Некоторые дети играли в крикет, насколько позволяла их инвалидность. Раз или два они обращались к Пенроду за советом или решением. Он легонько пожал им обе руки, и они поблагодарили его, назвали “дядюшкой” и вернулись к своей игре. Фарук заметил, что он читает, и некоторое время они обсуждали некоторые учения из книги, затем Фарук пожал плечами и снова посмотрел на мальчиков, играющих в свои игры.

- Однако не вся мудрость заключена в них, Пенрод.- Он говорил по-английски, и Пенрод ответил ему на том же языке. Эти слова странно звучали на его языке; он так давно не говорил ни на одном языке, кроме арабского.

“Что вы имеете в виду?”

“Я думаю, ты знаешь притчу о талантах. Вы еще очень молоды. Может быть, придет время, когда вы покинете это место и снова воспользуетесь своими навыками в более широком мире?”

Эта мысль показалась Пенроду странной.

“Может быть, и так, но я не хочу уезжать.”

Фарук успокаивающе похлопал его по колену. “Ты можешь остаться с нами, пока не умрешь от старости, мой друг, но я думаю, что тебе следует обдумать эту притчу.”

“Возможно, мои таланты лучше оставить похороненными, - сказал Пенрод. “Похоже, мои навыки предназначены для смерти.”

Фарук, казалось, задумался. - Я думаю, что в тебе есть нечто большее, Пенрод. Ты - вождь людей и человек большого ума. Короли и премьер-министры, которые управляют судьбами таких людей, как я, таких людей, как эти дети, нуждаются в таких людях, как вы, чтобы направлять и советовать им, и да, иногда бороться за них. Я человек мирный, но это не значит, что я презираю людей, готовых сражаться за свой народ. Но довольно об этом, я хочу попросить вас об одной большой услуге. Я лечил одну американскую леди в Каире. Сейчас она вполне оправилась и внесла щедрый вклад в колонию. Я думаю, что мы можем построить еще два или три семейных дома и казарму для некоторых детей, которые приезжают сюда одни. Я бы хотел, чтобы вы присмотрели за зданием. Ты сделаешь это для меня?”

“Я сделаю все, что ты попросишь, Фарук.”

“Очень хорошо” - сказал Фарук и снова поднялся на ноги. - Приходите утром ко мне в кабинет, и мы все обсудим.”

Он сунул руки в карманы и неторопливо направился обратно к офисному зданию, оставив Пенрода смотреть на лежащие перед ним страницы, ничего не видя.

•••

Строительные работы заняли целый месяц. Каждый день Пенрод инструктировал команду и, раздевшись до пояса, работал вместе с ними, смешивая известковый цемент, перекладывая на место огромные каменные блоки казармы и наблюдая за рабочими. Он чувствовал, что становится сильнее от физического труда, и обнаружил, как и предполагал Фарук, что его способность руководить людьми ничуть не уменьшилась.

Когда они заканчивали укладку черепицы на крыше казармы, а яростное Солнце палило им в спину, поглощенный однообразной работой, Пенрод вытер пот с уголка глаза и снова ощутил легкость, радость, более глубокую, чем удовольствие. На этот раз он длился дольше. Он почувствовал, как она наполняет его, согревая конечности. Он на мгновение закрыл глаза и понял, что возносит благодарственную молитву, и хотя он не знал, кому молится, он чувствовал, что его слова были услышаны.

Строительство не обошлось без сложностей. Они наняли рабочих из города, и хотя большинство из них были охотниками и знали свое дело, Пенрод подозревал одного из них и внимательно следил за ним.

Когда строительство было завершено, они устроили в колонии праздник. Горели костры, пели песни, а дети разыгрывали спектакль, дразня старших членов колонии. Маленькая девочка, одетая как Клеопатра, ругала остальных за бинты и мази, один мальчик побелел от муки и прыгал по сцене, неся пустые картонные коробки, изображавшие каменные блоки, с веселой легкостью, в то время как его друзья тащили их очень медленно и стонали. Пенрод смеялся и аплодировал вместе с остальными, и было уже поздно, когда он покинул компанию и направился через двор к своей камере.

Он что-то услышал. Крик оборвался. Он доносился из задней части