Остров живого золота - Анатолий Филиппович Полянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что вам угодно от меня? – не очень учтиво спросил Слайтер.
– Мне угодно весьма немногое. Вы должны увеличить ход вашей коробки, – неожиданно резко сказал Дафи, почуяв насмешку. – Скорость, темп, натиск – вот слагаемые нашего успеха.
– Простите, сэр, я никому ничего не должен.
– Понимаю! – Бенкрофт вскинул руки, будто намеревался обнять командера. – Сколько?
Слайтера передернуло. Однако обижаться на человека, умеющего мыслить и говорить только на языке банкнот, было глупо.
– Боюсь, у вас не хватит долларов.
Лицо Бенкрофта, хмурое за минуту до этого, разгладилось и засияло.
– Не беспокойтесь, дорогой Слайтер. «Фер трайд корпорейшн оф Аляска» достаточно богата. И я буду бесконечно рад, если вы ее как следует пощиплете. Предлагаю двести. Тысяч, конечно!.. Или еще лучше – полмиллиона?..
Слайтеру стало весело.
– А если запрошу больше? – сощурился он. – С вашего разрешения я залезу под одеяло. Замерз.
– Ради бога, ложитесь. Вы здесь хозяин… Насчет цены, надеюсь, мы договоримся…
– У меня такой уверенности нет, – ответил Слайтер не без иронии.
Ему вдруг стало противно. «Неужели этот тип искренне убежден, что на свете все покупается? Нет, милейший, честь, человеческое достоинство и еще кое-что, о чем ты понятия не имеешь, не предметы для торговли на аукционе…»
– Будьте благоразумны, дорогой Реджинальд, – вкрадчиво заговорил Бенкрофт. – В наше время непрактичность не в моде.
– Хватит! – разозлился Слайтер. – Эсминец идет крейсерской скоростью, определенной инструкцией. Менять ее я не намерен.
– Но почему? Почему?.. Я не понимаю!
– Не хочу рисковать кораблем и людьми.
– Ерунда! Для фирмы это не представляет никакой ценности. Шестьсот тысяч! Согласны?
Слайтер откинулся на подушку. Цена была ошеломляющей. Эти дельцы ни с чем не считаются, лишь бы ухватить добычу.
– Нет! – устало сказал Слайтер.
С лица Бенкрофта сразу слетела взятая напрокат маска благодушия.
– Вы что, издеваетесь? – по-змеиному зашипел он. – В последний раз заклинаю, разойдемся друзьями!
Это было сказано с явной угрозой сломать всякого, кто станет у него на пути.
– Прошу вас, полковник, покинуть мою каюту, – сказал командер холодно.
Глаза Бенкрофта сузились. На побледневшем лице от ярости проступили багровые пятна. Он надвинулся на Слайтера и, забыв привычную осторожность, крикнул:
– Смотри! Ты за это ответишь!
– Отвечу, – спокойно заметил Слайтер. – Непременно отвечу. Перед богом и Соединенными Штатами. А сейчас не мешайте мне спать.
Он натянул на себя одеяло и повернулся к стене.
Из записок подполковника Бегичева.
Январь 1970 г.
Вчера вернулся из командировки. Был на юге Украины. Инспектировал в Киевском военном округе.
Неожиданный подарок судьбы! Встретился с Виктором. Да, да, с тем самым Виктором Макаровичем Калинником. Он нынче стал первым секретарем горкома. Мы иногда переписываемся, еще реже видимся, но каждый контакт с ним – важное для меня событие.
Говорят, старый друг лучше новых двух. Так ли? Никогда не взвешивал дружбу. Виктор дорог как личность, как единомышленник. Наши думы часто совпадают, и потому мы всегда будем находиться по одну сторону баррикад.
Оба изголодались по общению, расспрашивали друг друга, перескакивая с мелочей семейных к глобальным вопросам, волнующим человечество. Вспоминали былое… Думаю, ветераны поймут меня лучше всех. Люди, выстрадавшие войну, опаленные ею, до конца дней своих сохраняют интерес к товарищам по оружию. Кроме того, они больше других умеют сострадать любой человеческой беде и радоваться чужой радости.
Не могу не записать хотя бы главного из нашей беседы.
Виктор: Двадцать пять лет – срок достаточный, чтобы зарубцевались любые телесные раны. Заросли травой окопы. И это закономерно. Не заживают только раны душевные, да и те упрятаны глубоко.
Что творится в День Победы на городских кладбищах! Стихийно отмечается всенародный день поминовения усопших на Великой Отечественной!.. Могилы со скромными обелисками и красной звездочкой тонут в цветах…
Ненормально другое. Среди матерей, вдов и ветеранов, идущих поклониться праху погибших, не так уж много молодежи. Для них заросшие окопы не более чем овраги, размытые водой…
Я: Поздно спохватились. Завоевав победу, мы были наивно уверены, что память о жертвах, о пролитой крови сохранится сама собой. Теперь-то начали строить мемориалы, награждать города-герои… А то ведь дошло до того, что бывшие фронтовики стали стесняться носить боевые ордена, будто это признак дурного тона!
Виктор: Гнев праведный, но не упускай важного обстоятельства. Сразу после войны мы сами изо всех сил старались ее забыть. Очертя голову ринулись в мирную жизнь. Человеку свойственно не оглядываться назад. Но будущее почему-то всегда представляется картинами из прошлого. Как думал тогда каждый из нас? Вот приеду с фронта, надену свой парадный костюм, тот еще, довоенный, из темно-синего шевиота, и пойду с женой гулять по красивейшей в городе центральной улице. А не сознавали, что костюм стал узок в плечах, брюки – выше щиколоток, нарядное платье жены из набивного маркизета давно износилось или пошло в обмен на муку и картошку; да и сама жена постарела… Ей ведь в тылу приходилось за себя да за своих мужчин работать. А уж про улицу и говорить нечего. Даже если ее не разрушили, все равно она покажется узкой…
Я: Хочешь сказать, война наложила на нас отпечаток? Никто не спорит. Но… юность вообще невнимательна к старикам, скептически улыбается, вежливо – в лучшем случае вежливо – выслушивая «байки» из прошлого. Поэтому сооружение могилы Неизвестному солдату – знамение времени. Мимо этого монумента не пройдет равнодушно ни стар, ни млад…
Виктор: Главное в нашей жизни и работе – воспитание людей. Для этого нужно самому быть цельным, убежденным в правоте дела, которому служишь. Говорят, в моем характере заложена одна слабость: стараться всех и все понять, уметь объяснить события, факты, чужие поступки, найти им оправдание…
Я: Это хорошо или плохо?
Виктор: По-моему, ничего. Мой принцип воспринимать человека таким, как он есть, родился в практической работе. Каждый должен честно делать то, что ему поручено. Но этого мало. Нужно понимать цель, во имя которой трудится общество, и сознавать личную значимость в этом процессе. Некоторые рассуждают: я-де человек маленький, куда мне до мировых проблем; не до жиру, быть бы живу… Такой человек умышленно делает ставку на самоуничижение. Он не хочет видеть дальше своего носа; наплевать на все, что вне его котомки, вне его души и места под солнцем. Такой гребет под себя, стремясь побольше взять и мало что дать
