Дар дождя - Тан Тван Энг

– Где сейчас твоя винтовка? – спросил он и пнул ее в лицо.

Я удержал отца, чтобы тот не бросился к Изабель.

Ящик открыли, и я молча выругался. Из него выпал маленький передатчик и наушники с микрофоном. Порыв ветра разметал стопку листков бумаги, и офицеры бросились ловить их, словно гоняющие по пляжу мальчишки.

– Нет, – прошептал отец. – Лим, что ты наделал? Зачем?

– Ваш сын виновен в смерти Мин, господин Хаттон. Это справедливость.

– Все было совсем не так, – возразил я, но меня никто не слушал.

– Теперь у нас есть неопровержимые доказательства, – заявил Фудзихара. – Благодарю вас, господин Лим.

– Изабель… – Я взял ее за руку и поднял на ноги. – Зачем? Зачем тебе понадобилось так рисковать своей жизнью?

Она посмотрела на меня с такой осязаемой ненавистью, что я вздрогнул как от удара.

– Уильям с Питером мертвы, Эдвард день за днем умирает в лагере, а отец работает до изнеможения, чтобы сохранить компанию и жизни сотрудников. Каждый играет свою роль в борьбе с этими животными. Каждый, кроме тебя. Ты выбрал легкий путь – работать на япошек. Мне жаль тебя, потому что когда англичане вернутся и вышвырнут твоих друзей, этот дом, этот остров, эта страна больше никогда не станут для тебя своими. Ты будешь слишком много помнить. И слишком многие никогда не забудут то, что ты сделал.

Я подумал о Саотомэ и Фудзихаре, которым не терпелось ее допросить.

– Разве ты не знаешь, что тебя ждет? Ты когда-нибудь думала о последствиях?

– Помнишь, что я сказала тебе, совсем недавно, в ту ночь на Горе?

Я понял, я помнил. Но она повторила это снова, словно чтобы убедиться, что я запомню навсегда: «Я бы предпочла умереть, чем просто подумать о работе на них».

Эндо-сан грубо дернул Изабель и сказал:

– Пошли, хватит нести чушь. Фудзихара-сан, соберите радио и все, что вам еще потребуется, и поедем обратно. Солнце печет.

Изабель вырвалась и обняла отца.

– Прости меня, – прошептала она.

Отец погладил ее по голове, втянул запах ее волос.

– Ты поступила правильно. Мы найдем способ тебя вытащить.

Я стоял в одиночестве, в стороне, зная, что у меня не было права сейчас быть рядом с ними.

Фудзихара вынул из футляра фотоаппарат и ходил вокруг лодочного сарая, делая снимки и напевая себе под нос. Эндо-сан обратился к Изабель так тихо, что мне показалось, это просвистел ветер:

– Ты не должна сбежать.

Отец резко поднял взгляд. Эндо-сан повторил: «Ты не должна сбежать». Он один раз похлопал себя по нагрудному карману пальто, словно решил потрогать сердце. Я не понял, что он имел в виду, но Изабель поняла.

Она отпрянула от отца, который вытер ей слезы, и медленно кивнула Эндо-сану. Потом ее взгляд встретился с моим.

– Прости меня, – прошептал я, вдруг с ужасом все поняв.

Она протянула руку, и я задержал ее в своей, как мне показалось, на бесконечно долгое время. Мне не хотелось ее отпускать, но она вырвала пальцы, повернулась и побежала вдоль линии прибоя, и ее сверкающая фигура отражалась на влажном гладком песке, оставляя за собой цепочку следов. Их смывали набегавшие волны, но она все бежала, создавая новые, бежала в вечность, застыв в непрерывном движении. Мир в моей голове лишился всех своих звуков. Единственным, что я слышал, было ее дыхание, или, возможно, ее и мое собственное. Мы дышали в унисон, и я чувствовал ее напряжение, ее страх и ее возбуждение. Она бежала с неестественной быстротой, так легко, что казалось, будто ее ноги едва касались мокрого песка, ни разу не наступив на него всем весом.

Эндо-сан криком предупредил Фудзихару, потом сунул руку в нагрудный карман пальто и достал пистолет. Он поднял его спокойным, естественным движением, которому учил меня в джунглях около Кампонг-Пангкора. Эндо-сан прицелился прежде, чем Фудзихара успел бросить фотоаппарат и остановить его.

Он сделал всего один выстрел. Она падала медленно, и тело продолжало двигаться, словно она на бегу тонула в песке. Мои ноги наконец обрели способность двигаться, и я поспешил к Изабель, а тем временем ее омыли набежавшие волны, осторожно шевеля руки и волосы, двигая тело, будто она все еще была жива. Но я знал, что она умерла в тот же миг, как Эндо-сан в нее выстрелил. Он никогда не промахивался.

Я поднял сестру, и по мне ручьями потекла вода. Эндо-сан прицелился так тщательно, что я едва заметил рану у нее в спине, остановившую сердце. Выстрел был сделан так мастерски, что пуля закрыла рану, как пробка, потому что кровь уже перестала течь. Только ярко-алое пятно качалось на воде в том месте, где я стоял, пока не распалось и волны не унесли его в море. Изабель словно не пострадала: ее глаза были спокойно закрыты, на ресницах повисли капли морской воды, а губы приоткрылись для вдоха, которого ей не суждено было сделать.

Я поцеловал ее в лоб и положил на песок вне досягаемости волн. На те несколько секунд, которые понадобились японцам, чтобы нас достичь, я полностью отдался душевной боли, понимая, что это сам толкнул сестру к действиям, которые привели к такому концу. Внутри меня нарастало сдавленное чувство, которое рвалось на свободу. Мой рот открылся, но из него не раздалось ни звука. Это был молчаливый плач, который слышал только я сам и, может быть, Изабель.

Я сказал себе, что никто никогда не сможет понять, как сильно я страдал, а смотреть на подобное горе без понимания означало бы его оскорбить. Значит, моя боль должна была остаться внутри, как пуля в Изабель. Я запечатал свою рану. Из нее не должно было выступить ни капли крови.

Я медленно встал, расправил мокрую одежду и повернулся к офицерам кэмпэнтай. Испугавшись моего взгляда, они попятились. На миг повисла полная тишина. Никто не знал, что делать дальше. Молчал даже Фудзихара. Я разыскал взглядом отца, но его лицо было таким же застывшим и непроницаемым, как мое. Голос Фудзихары вернул меня в чувство.

– Вы ее упустили! Как вы посмели в нее стрелять?! Саотомэ-сан обо всем узнает, когда приедет!

Я впервые видел с его стороны такой всплеск эмоций, и то, что это Изабель стала его причиной, нарушило его самоконтроль, принесло мне пусть и крохотное, но утешение.

– Ваша арестованная сбежала, и я выстрелил, чтобы ей помешать. Пожалуйста, сообщите об этом Саотомэ-сану, – произнес Эндо-сан с невозмутимостью придворного. – Конечно, со своей стороны я подготовлю ему письменный рапорт о том, как вы позволили девушке ускользнуть.

Фудзихара пнул радио, разбив его корпус.

– Заберите тело! Она не будет похоронена по обряду. Я хочу, чтобы ее выбросили на свалку.

Я запротестовал, но Эндо-сан произнес:

– Успокойся. Больше ничего нельзя сделать. Это всего лишь тело. Твоей сестры больше нет.

Ее больше не было. Они подняли ее тело и понесли его вверх по ступенькам. Мы шли следом, и мне пришлось поддерживать отца, потому что он не мог идти сам. Но когда мы выбрались наверх, он вырвался, остановил Эндо-сана и поклонился ему, прежде чем повернуться ко всем нам спиной.

Кэмпэнтай не смогли извлечь никакой пользы из документов, которые Изабель не успела уничтожить, но дядюшка Лим назвал имена двух ее связных. На них Фудзихара и выпустил все свое разочарование и ярость. Одним из связных оказалась тетя Мэй; он заставил меня сидеть и смотреть, как ее пытали. Она начала кричать только в конце и ничего существенного не выдала.

Я находился рядом с ней, когда она стала умирать; нос был сломан, один глаз ослеп. Я обнимал ее, согревая своим телом, и поил водой из чайной ложки.

– Ты должен простить сестру, – прошептала она.

Я в недоумении покачал головой, и она ответила:

– В тот день, когда ты пришел искать у меня приют, это не Изабель велела мне тебя прогнать. Нет, она никогда этого не хотела. Она пришла, чтобы предложить свою помощь в войне. – Она прервалась, сделав глубокий вдох. – Она сказала, что должна была что-то сделать, что угодно. И пришла ко мне, своей тетке, своей старой учительнице…

– Чтобы уравновесить вред, который причинил я, чтобы восстановить доброе имя семьи, – оцепенело произнес я.

– Да. Это я предложила ей спрятать для нас радиопередатчик и передавать новости, которые мы получали из Мадраса, в Сингапур. Лим с самого начала обо всем знал.

Она вскрикнула от боли, пытаясь повернуться.

– Война скоро закончится. Новости приходят каждый день. С Японией покончено.

Дверь открылась, и тесную камеру накрыла тень Фудзихары. Я остался сидеть на жестком каменном полу, а тетю Мэй потащили на площадь. Когда ее выволакивали из камеры, ее повисшая рука нежно прикоснулась к моей.

Дядюшка Лим отомстил за смерть Мин; больше мы никогда его не видели. Некоторые рассказывали, что его убили, а некоторые – что он сбежал, чтобы его не покарал мой дед. Но иногда мне кажется, что он вернулся в Китай, и я всей душой надеюсь, что на закате жизни он обрел там хоть немного счастья.

Отца продержали в заключении больше недели. Я приходил к нему в форт Корнуолис каждый день после обеда, но мы редко разговаривали. Эндо-сан использовал все свое влияние, чтобы помешать Фудзихаре применить к отцу свои чрезвычайные методы.