Запретная. Не остановить - Инна Стужева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 47 На грани… всего…
От безграничного счастья к дикому, животному ужасу…
Арина
Мне так хорошо, так спокойно, приятно и комфортно.
Вместе с ним.
В его объятиях, в его надежных крепких руках.
Больше никогда я его не оттолкну и не усомнюсь, что безразлична. Сейчас я в полной мере чувствую его любовь ко мне.
После горячего и жаркого секса, который как всегда значил для меня больше, чем просто секс, после его страстных заверений в любви, я практически парю над облаками.
И во многом этому способствует то, что Гордей не уходит. Он остается, и мы долго лежим, обнявшись, нежно прикасаемся друг к другу, время от времени целуемся, и беззаботно болтаем ни о чем.
У меня планы пойти в душ, а после выпить чая. Но я засыпаю, сама не замечая, в какой момент это происходит. А когда среди ночи просыпаюсь, и нахожу Гордея лежащим, мирно спящим возле меня, я испытываю нечто сродни блаженству.
Мне кажется, после того ужаса, что мы пережили, так будет всякий раз.
Я протягиваю руку, и осторожно прикасаюсь к его непослушным волосам. Веду по ним, едва дотрагиваясь, следя за тем, чтобы не разбудить.
Гордей слегка шевелится, и я поспешно одергиваю руку. Вздыхаю, устраиваюсь поудобнее, и снова сладко засыпаю.
***
— Я была бы не против, если бы ты пожил у меня, — говорю я утром, за завтраком.
Мне кажется, что я шагаю по тонкому льду, и стоит оступиться, сорвусь в ледяную пропасть. Но тут же приказываю себе расслабиться. Будет, как будет, я обрадуюсь любому повороту.
Гордей смотрит на меня несколько секунд, словно ожидая, что я передумаю. Потом медленно кивает.
— Хорошо. Тогда я сегодня съезжу домой за вещами. Нормально?
— Здорово, — говорю я, и улыбаюсь.
Он улыбается мне в ответ.
— Если хочешь, поехали со мной, — предлагает он. — Чего тебе сидеть в четырех стенах.
— Не знаю, это было бы, наверное, не слишком удобно.
— Это удобно.
— Тогда хочу. Очень хочу поехать с тобой.
— Договорились.
***
После завтрака Гордей жестко пресекает мои попытки вымыть посуду, и делает это сам.
— Арин, ты серьезно? Поскачешь до раковины, и будешь намывать, стоя на одной ноге?
— Я могу.
— Охотно верю, что можешь, но нет, исключено, — говорит он, и усаживает меня обратно.
Я тушуюсь, но все же решаю внять его аргументам. Спорить как-то глупо.
— Вообще расслабься. Думай только о своем комфорте.
— Так я и делаю, — деловито заявляю я, а Гордей неопределенно хмыкает.
Вытирает руки кухонным полотенцем, подходит, а когда я все же поднимаюсь с диванчика, обнимает и целует меня в нос.
— Все хорошо, Бельчонок, — говорит он. — Мы же вместе теперь.
— Вместе, — киваю я. — Но, это не значит, что ты все должен делать за меня.
— Это значит расслабься, и ни о чем не волнуйся.
***
А потом мы собираемся, и правда едем к нему за вещами.
Добираемся вначале до машины, а потом и до его квартиры. Я настаиваю на самостоятельности, Гордей же то и дело рвется подхватить меня на руки.
Я категорически отказываюсь, напоминаю о его собственной ноге, и грожусь побить его костылем, если он не уберет от меня рук. Он делает вид, что и правда этого боится.
Мы смеемся, подкалываем друг друга, и, кажется, последняя неловкость исчезает.
***
Дома у Гордея намного просторнее и комфортнее, чем у меня, я помню еще по прошлому своему визиту.
Пока он достает из шкафа вещи, и кидает их в сумку, я устраиваюсь на диване со стаканом теплого чая в руках.
— Если хочешь, можем жить здесь, — предлагает Гордей, не прекращая сборов.
Я задумываюсь, но не спешу отвечать.
С одной стороны, мне хочется отстоять свою независимость, с другой, объективно здесь в разы комфортабельнее. Зато у меня привычнее и уютней.
— Можем у тебя, пока квартира оплачена, а после ты еще раз подумаешь, и, если решишь, переберемся ко мне. Это необязательно Бельчонок, не напрягайся. Просто, как вариант, — говорит Гордей, видимо заметив мою нерешительность.
— Давай сделаем так, — соглашаюсь я, сейчас же хватаясь за это предложение.
— Ладно, — усмехается он.
— Не обижайся, просто у меня кажется, что уютнее.
— Конечно, у тебя уютнее. Тут некому было создавать уют, я всегда жил здесь один.
Его слова словно бальзам на душу.
— И что, никого сюда не приводил? — сам собой вырывается вопрос, и я сейчас же прикусываю язык.
Зачем, ну зачем?
Но ревность, что, оказывается, сидит глубоко во мне, решила проявиться именно сейчас.
Гордей подходит ко мне, садится рядом.
— Нет, Арин. Никого сюда не приводил. И ни с кем не хотелось оставаться на ночь. Ни с кем, кроме тебя не хотелось.
— А где тогда…, - начинаю я, и запинаюсь, потому что Гордей подвигается ближе, забирает из моих рук чашку, и отставляет ее в сторону. А потом его руки начинают поглаживать мои плечи.
— Только с тобой. Иди сюда, Бельчонок, — тихо зовет Гордей, и все мысли про других девушек сразу выветриваются из головы.
Я придвигаюсь максимально близко, и обвиваю его за шею.
Гордей целует в губы, очень нежно, чувственно, но вместе с тем страстно и немного нахально. Во мне сейчас же вспыхивает ответная волна желания.
Я размыкаю губы сильнее, и позволяю ему углублять поцелуй до предела. Я жадно и порывисто целую его в ответ.
Я притискиваюсь, пропускаю через пальцы его волосы, стону и теряю голову.
Гордей прерывает поцелуй, подхватывает меня под попу, и осторожно, чтобы не потревожить ногу, усаживает меня на себя.
Мы обнимаемся, и снова целуемся, мне хочется улыбаться и смеяться.
— Люблю тебя, Бельчонок, — шепчет мне Гордей, и снова целует, целует, целует.
— А я тебя.
— Хотел бы навечно привязать тебя к себе. Поцелуешь еще так?
Я улыбаюсь, и целую, забираюсь пальцами ему под футболку.
Мне уже не хочется никуда уезжать, мне хочется остаться здесь, с ним, и наслаждаться тем упоительным ощущением, как наши тела реагируют друг на друга.
— Хочу тебя, — признаюсь я, а в подтверждение начинаю непроизвольно елозить на его бедрах.
— Не представляешь, как хочу тебя я, — выдыхает он отрывисто.
Мы снова целуемся, и начинаем друг друга раздевать.
Я стягиваю с Гордея футболку, обнажая его широкие плечи. Он освобождает меня от кофточки, и бюстгальтера.
Мы сливаемся языками, дотрагиваемся, и страстно ласкаем друг до друга.
Мы горим, а жжение между моих ног очень быстро становится нестерпимым.
— Хочу тебя, — шепчу я ему в