Сэр Найджел. Белый отряд - Артур Конан Дойль

к трем остановившимся рыцарям. Рядом с двумя лошадьми бежали два злополучных крестьянина. Привязанные за кисть руки к ремню стремени, они подпрыгивали, спотыкались и напрягали все силы, чтобы удержаться на ногах. Один был высокий, тощий, светло-рыжий. Другой низенький и смуглый, но оба заросли такой коростой грязи, их нечесаные волосы были так излохмачены и спутаны, а тела прикрывали такие лохмотья, что они совсем утратили человеческий облик и больше походили на диких зверей.

— Это еще что? — сурово спросил Ноллес. — Или я не приказал вам не трогать мирных жителей?

Старый Уот из Карлайла, возглавлявший лучников, поднял над головой меч, пояс и кинжал.

— С твоего позволения, благородный сэр, — сказал он, — я увидел, как что-то заблестело, и подумал, что в руках, созданных для плуга и лопаты, так блестеть ничто не может. Тогда мы их догнали, отобрали у них меч и пояс с кинжалом и увидели на них крест Бентли, ну и поняли, что забрали они их у того убитого англичанина. Значит, они двое из тех злодеев, которые его убили, и по справедливости мы должны воздать им тем же.

И действительно, на мече, поясе и кинжале сверкал серебряный моденский крест, точно такой же, какой они видели на латах мертвеца. Ноллес поглядел на меч и перевел взгляд на пленников. Лицо у него было каменным. Увидев эти беспощадные глаза, они с бессвязными воплями упали на колени, выкрикивая мольбы и объяснения на наречии, которого никто не смог понять.

— Мы должны обезопасить дороги для английских путников, — сказал Ноллес. — Эти люди повинны смерти. Повесьте их вот на том дубе!

Он кивнул на кряжистый дуб у самой дороги, тронул коня и поехал дальше вместе с двумя рыцарями, но старый лучник поскакал за ним.

— С твоего разрешения, сэр Роберт, лучники хотят казнить злодеев на свой лад, — сказал он.

— Лишь бы их казнили, а как — мне все равно, — небрежно ответил Ноллес и продолжил путь, ни разу не оглянувшись.

В те суровые времена человеческая жизнь стоила дешево. Захваченных в плен простых воинов или моряков победители без разбора и без жалости тут же предавали смерти. Война была жестокой игрой, а ставкой — смерть проигравших, и ставку эту победители требовали, а побежденные уплачивали без каких-либо сомнений и колебаний. Пощадить могли только рыцаря, ибо живой он стоил больше мертвого, так как за него можно было получить выкуп. Люди, прошедшие обучение в такой школе, знающие, что в любую минуту может настать их черед, разумеется, считали расправу с двумя крестьянами-убийцами не стоящим внимания пустяком.

Впрочем, у лучников на сей раз была особая причина просить, чтобы пленников отдали им. Между лысым старым мастером Бартоломью и долговязым йоркширцем Недом Уиддингтоном после их спора на борту «Василиска» все время тлела вражда, а в Динане она вспыхнула жарким пламенем и привела к стычке, в результате которой не только они оба, но еще и десяток их приятелей в конце концов растянулись на булыжнике. Ожесточенную распрю вызвал вопрос о том, кто из них искуснее в обращении с длинным луком, и вот теперь у их товарищей родился жестокий план, позволявший раз и навсегда установить, чья меткость все-таки выше.

В двухстах шагах от дороги начинался густой лес, отделенный от нее ровным лугом. Крестьян отвели в сторону на пятьдесят шагов и поставили лицом к лесу, удерживая их за веревки. Ничего не понимая, они со страхом поглядывали через плечо на дорогу, где шли деловитые приготовления.

Старик Бартоломью и верзила-йоркширец вышли из рядов и встали плечо к плечу с луком в левой руке и единственной стрелой в правой. Они бережно натянули тетиву, смазали жиром перчатки для стрельбы и застегнули на запястьях предохранители. Оба сорвали по нескольку травинок, чтобы измерить силу и направление ветра, проверили все мелочи, встали боком к мишени и выдвинули ногу для устойчивости. Со всех сторон их осыпали советами — нередко насмешливыми.

— Ветер три четверти, мастер Бартоломью! — крикнул кто-то. — Целься на ширину спины вправо!

— Да только не своей спины! — захохотал другой. — Не то пошлешь стрелу мимо.

— А такой ветер стрелу, пущенную хорошо, не отклонит, — вмешался третий. — Целься прямо в него — и не промажешь.

— Не ударь лицом в грязь, не посрами наши холмы! — крикнул земляк йоркширца. — Тетиву отпусти легонько, не дергай, не то я обеднею на пять серебряных монет.

— Ставлю недельное жалованье на Бартоломью! — раздался чей-то возглас. — Эй, лысая башка, не подведи меня!

— Хватит, хватит! Прикусите языки, ребята! — прикрикнул старый Уот из Карлайла. — Коли б вы на стрелы были так же бойки, против вас никто бы не выстоял! Ты стреляй в коротышку, Бартоломью, а ты в высокого, Нед. Дайте им пробежать, пока я не скомандую, а тогда каждый пусть сам решает, когда выстрелить и каким манером. Готовы? Эй, там, Хейлуорд, Беддингтон, пускайте их!

Веревки были сдернуты, и пленники, пригнувшись, кинулись к лесу, а лучники заулюлюкали, как загонщики на охоте, вспугнувшие зайца. Соперники, наложив стрелы, замерли, точно две светло-бурые статуи, не спуская напряженного взгляда с бегущих и медленно поднимая луки по мере того, как расстояние увеличивалось. Бретонцы уже преодолели половину расстояния до леса, а старый Уот все молчал. То ли из жалости, то ли по злокозненности, но в любом случае шансы пленников на спасение достаточно возросли. Наконец, когда от дороги их отделяло уже сто двадцать шагов, он повернул седую голову и крикнул:

— Стреляй!

И тут же зазвенела тетива йоркширца. Нет, не по ошибке он заслужил славу одного из смертоноснейших лучников севера и дважды выигрывал серебряную стрелу на состязаниях в Селби. Метко пущенная роковая стрела вонзилась в согнутую спину рыжего крестьянина по оперение. Он упал ничком, даже не застонав, и неподвижно распростерся на траве, а короткие белые перья между темными лопатками показывали, куда смерть нанесла свой удар.

Йоркширец подбросил лук в воздух и заплясал от радости, а его товарищи в свирепом восторге разразились одобрительными криками, которые внезапно сменились громовым хохотом и