История Энн Ширли. Книга 3 - Люси Монтгомери

— Кто знает, может, и сказала, — вмешалась миссис Маккрири. — Чего только люди не говорят, особенно когда расстроены. Тут-то правда и выскакивает наружу. Кларисса, сестра Джулии, как всегда, пела в церковном хоре через неделю после похорон мужа.

— Ну, Клариссу ничем нельзя было пронять, даже похоронами мужа, — сказала Агата Друк. — Все-то, бывало, поет да танцует.

— Я тоже раньше пела и танцевала на берегу, где меня никто не мог увидеть, — призналась Мира Мюррей.

— Ну, с тех пор ты поумнела, — изрекла Агата.

— Нет, поглупела, — возразила Мира. — Что умного в том, чтобы никогда не танцевать на берегу?

— Так вот, — продолжала Эмма, которая хотела непременно досказать свою историю до конца, — сначала Кромвеллы решили, что объявление в газете было чьей-то глупой шуткой… потому что за несколько дней до этого Абнер проиграл на выборах. Но оказалось, что в нем речь шла о мистере Амасе Кромвелле, который жил в глуши с другой стороны Лоубриджа и который даже не был им родственником. Вот он-то на самом деле и умер. Но многие до самой смерти Абнера не простили ему разочарования, которое они пережили.

— Что ж, их тоже можно понять, — высказалась миссис Чабб. — Ехать в разгар сева в такую даль и узнать, что приехали зря.

— Да, на похороны все любят ездить, — согласилась миссис Дональд. — Мы все в какой-то степени дети. Я взяла Мэри на похороны ее дяди Гордона, и ей там очень понравилось. И знаете, что она сказала: «Мама, а нельзя его выкопать и устроить еще одни похороны?»

Это заявление Мэри все-таки рассмешило слушательниц… всех, кроме миссис Бакстер, которая поджала тонкие губы и изо всей силы ткнула иголкой в одеяло. Она считала, что в мире не осталось ничего святого. Люди надо всем потешаются. Но она, жена церковного старосты, не собирается смеяться над такой серьезной вещью, как похороны.

— Кстати, об Абнере, — сказала миссис Милгрейв. — Помните, какой некролог его брат Джон напечатал в газете на смерть своей жены? Он начинался так: «Господь, по причинам, известным лишь Ему Самому, счел нужным забрать на небо мою красивую жену, а жену моего кузена Уильяма, известную уродину, оставил жить дальше».

— Кто же такое напечатал? — спросила миссис Бест.

— А он тогда был редактором «Энтерпрайза». И он обожал свою жену… в девичестве Берту Моррис… и ненавидел жену кузена, потому что она долго препятствовала его женитьбе на Берте, считая, что у той ветер в голове.

— Но она была очень красивая, — вставила миссис Керк.

— Удивительно красивая, — согласилась миссис Милгрейв. — У Моррисов в семье все девушки были хороши собой. Но жутко ветреные. Все удивлялись, что она все-таки вышла замуж за Джона. Говорят, это ее мать не дала ей передумать. Берта вообще-то была влюблена в Фреда Риза, но тот был пустой парень — вечно менял девушек. «Лучше синица в руках, чем журавль в небе», — сказала Берте мать.

— Всю жизнь слышу эту поговорку, — произнесла Мира Мюррей, — но не знаю, соответствует ли она истине. Синица лучше себя чувствует, когда она не в руках, а на дереве. Там она поет.

На это никто не нашелся, что ответить, но на всякий случай миссис Чабб воскликнула:

— Такие тебе в голову приходят фантазии, Мира, просто диву даешься.

— А знаете, что на днях сказала моя Мэри? — снова вмешалась миссис Дональд. «Мама, — говорит, — а что будет, если меня никто не возьмет замуж?»

— На это можем ответить мы, старые девы, — Селия Риз толкнула локтем Эдит Бейли. Селия не любила Эдит, потому что та была все еще довольно миловидна и не совсем потеряла надежду найти мужа.

— А Гертруда Кромвелл и вправду была уродиной, — улыбнулась миссис Клоу. — Фигура у нее была, как доска. Но хозяйка была отличная. Занавески на окнах стирала каждый месяц, а Берта дай Бог раз в году. И жалюзи у нее всегда висели косо. Гертруда говорила, что ей делалось нехорошо, когда она проезжала мимо дома Джона Кромвелла. И все-таки он боготворил свою жену, а Уильям только что терпел Гертруду. Странные все же они, мужчины. Говорят, Уильям в день своей свадьбы проспал и одевался в такой спешке, что явился в церковь в старых ботинках и разных носках.

— А Оливер Рэндом еще почище номер отколол, — хихикнула миссис Карр. — Он забыл заказать на свадьбу новый костюм, а его старый выходной костюм уже ни на что не был похож. Представляете — на локтях заплаты! Так он взял костюм у брата, а тот ему был в плечах узок, в рукавах короток.

— Но, по крайней мере, Уильям и Гертруда все-таки поженились, — сказала миссис Саймон. — А ее сестра Каролина так и не вышла замуж. Они с Ронни Дью поссорились из-за того, какого пастора следует пригласить их венчать. Ронни до того разозлился, что, не дав себе остыть, женился на Эдне Стоун. Каролина присутствовала на венчании. Голову она держала высоко, но была бледна как смерть.

— Ну, по крайней мере помалкивала, — вздохнула Сара Тейлор. — Не то что Филиппа Эбби. Когда Джим Моубрей ее бросил, она отправилась на его свадьбу и то и дело перебивала пастора во время церемонии. Чего она только не наговорила на Джима! Впрочем, они все англиканцы, — заключила Сара, словно это объясняло любое чудачество.

— А правда, что она потом пошла на свадебный ужин, надев на себя все побрякушки, которые ей подарил Джим, пока они были обручены? — спросила Селия Риз.

— Ничего подобного! Откуда только берутся такие сплетни? Некоторым, видно, делать нечего, кроме как повторять разные нелепости. Кстати, Джим Моубрей, наверное, потом пожалел, что не женился на Филиппе. Жена держала его под каблуком… Зато стоило ей уехать, он тут же пускался в загул.

— А я Джима Моубрея видела только раз в жизни, — сказала Кристина Крофорд, — в тот день, когда майские жуки чуть не сорвали службу в Лоубридже. Вечер был очень теплый, окна в церкви открыли, и налетела масса майских жуков. На следующее утро на хорах собрали восемьдесят семь мертвых жуков. Некоторые женщины взвизгивали, когда жук пролетал близко от лица. На другой стороне прохода от меня сидела молодая жена пастора… миссис Аоринг. На ней была гипюровая шляпа с широкими полями.

— Она всегда одевалась чересчур вызывающе для жены пастора, — вставила миссис Бакстер.

— И вот слышу, Джим Моубрей шепчет — он сидел позади миссис Лоринг: «Сейчас скину этого жука!» Наклонился вперед и прицелился в жука, который сидел на шляпе жены пастора. Но в жука не попал, а вместо этого сшиб у нее с головы шляпу. Шляпа покатилась по проходу, а Джима чуть удар не хватил. Пастор же, когда увидел, что к нему катится шляпа его жены, потерял место в проповеди и, не найдя его, закончил службу. Хор, отмахиваясь от жуков, спел последний псалом, и тогда Джим пошел и подобрал шляпу и принес ее миссис Лоринг. Он думал, что женщина будет сердиться, но она надела шляпу на свою красивую белокурую головку и со смехом сказала ему: «Если бы не вы, Питер продержал бы нас еще добрых двадцать минут, и мы бы с ума сошли от этих жуков». Конечно, было очень мило со стороны жены пастора не рассердиться, но некоторые считали, что ей не следовало так непочтительно отзываться о муже.

— А вы помните, как она родилась? — спросила Марта Кротерс.

— Нет. Как?

— В девичестве ее звали Бесси Талбот, ее родители жили на западе острова. Так вот однажды ночью их дом загорелся, сбежались люди тушить пожар, и во всей этой суматохе мать и родила Бесси — в саду… под звездами.

— Как романтично, — восхитилась Мира Мюррей.

— Романтично? — воскликнула Марта. — А по-моему, это просто неприлично.

— Нет, вы только представьте: родиться под звездами, — мечтательно повторила Мира Мюррей. — Она и была яркой, как звезда… красивой… смелой… верной… и глаза у нее так и искрились весельем.

— Да, такая она и была, — подтвердила Марта, — не знаю только, при чем тут звезды. И ей нелегко жилось в Лоубридже, где считали, что жена пастора должна ходить по струнке. Однажды церковный староста увидел, как она танцует вокруг колыбели своего новорожденного сына, и сделал ей внушение: дескать, она не должна радоваться ребенку, не узнав, угоден ли он Богу.

— Кстати, о детях, — ввернула миссис Дональд. — Знаете, что у меня на днях спросила моя Мэри: «Мама, а у королев бывают дети?»

— Это, наверное, был Александр Уилсон, — игнорируя миссис Дональд, сказала миссис Аллан. — Другого такого брюзги свет не видывал. Говорят, он запрещал своим домашним разговаривать за столом. А уж смеяться в его доме вообще никто не смел.

— Подумать только — дом, в котором никто никогда не смеется… — проговорила Мира Мюррей. — Это просто… святотатство!

— А иногда на Александра находило, и он по три дня не разговаривал с женой, — продолжала миссис Аллан. — Тут-то она и отдыхала от него, — добавила она.

— Во всяком случае, Александр Уилсон был честным человеком и добрым семьянином, — натянуто произнесла миссис Клоу. Александр Уилсон приходился ей троюродным братом, и Уилсоны всегда горой стояли друг за друга. — Когда он умер, он оставил жене сорок тысяч долларов.