Запрещённый приём (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей

Этот комментарий заставил ее взглянуть в сторону двери, где он стоял, пытаясь казаться как можно менее угрожающим.

— Я знаю, что верит — это меня и пугает, но я боялась его не потому, что он — верлеопард. Я боялась, потому что мой собственный брат пытался взять меня силой, хотел, чтобы я вышла за него замуж. Это дикость какая-то, и когда папа велел ему держаться от меня подальше, Бобби его убил. Видите? Я это сделала. Я убила своего отца — в не меньшей степени, чем это сделал Бобби. Мы убили его вместе! — Она вновь была на грани истерики, и последние две фразы произнесла, задыхаясь и захлебываясь в рыданиях.

— Достаточно. — Вмешалась сестра Триш.

— Согласен. — Поддакнул доктор Джеймесон.

Ньюман кивнул.

— На сегодня мы закончили.

Сестра уставилась на него блестящими от слез глазами и сказала:

— Чего еще вы от нее хотите?

Ньюман покачал головой.

— Ничего. Мы уходим.

Доктор Джеймесон уже втыкал иглу с каким-то лекарством в капельницу Джоселин, пока она рыдала и кричала в своей постели. Кажется, между вздохами и криками она повторяла:

— Я это сделала. Я убила его. Я его убила.

Мы вышли в коридор и эхо ее криков преследовало нас.

45

Ньюман так быстро передвигался по больничному коридору, словно хотел бежать, но не мог себе этого позволить. Мы трое шагали за ним, хотя мне пришлось серьезно ускориться, чтобы поспевать за ребятами. Ньюман уже был в лифте, когда мы нагнали его. Эдуард зажал дверь рукой, чтобы мы все могли присоединиться к Ньюману. Там было еще два человека, так что мы все еще не могли обсудить произошедшее.

Ньюман зажался в углу кабины, бледный и напряженный. Лифт изнутри был зеркальным, так что я хорошо видела скучающие физиономии нас троих, пока мы спускались. Другие пассажиры косились на нас и на наши жетоны, но молчали.

Двери лифта открылись и Ньюман первым вырвался наружу, спеша на парковку. Мы последовали за ним, бросив по дороге взгляд на парочку, которая наблюдала за нами в лифте. Теперь в больнице будут сплетничать об огорченных маршалах, а может, историю раздуют, и нас обвинят в том, что мы тут светили пушками. Надо сохранять спокойствие.

— Ньюман! — Позвала я. — Я почти на двенадцать дюймов ниже тебя (чуть меньше 30 см. — прим. переводчика). Если ты хочешь, чтобы я побегала, я побегаю, но это будет глупо.

Он замер и обернулся, чтобы посмотреть на меня. В этот момент из-за угла показался бампер машины, которая чуть не врезалась в него. Мы втроем подбежали к Ньюману. Будет совсем глупо, если его собьют на парковке по неосторожности. В нашей работе есть куда более интересные способы огрести. А если тебя собьет машина — это как-то скучно.

Ньюман перешел дорогу, чтобы встать рядом с нашими тачками. Он снял шляпу, как будто она стала слишком тяжелой, а руки держал на бедрах.

— Господи. — Выдохнул он. — Я ненавижу это блядское дело.

— Здесь прям целый букет из всего самого дерьмового, что только есть — как в обычной полицейской работе, так и в сверхъестественной. — Согласилась я.

— Инцест. Блядь, я даже не хочу заносить это в свой отчет. Если Бобби суждено умереть, а Рэй и так мертв, я не хочу, чтобы это преследовало их в могиле.

— И Джоселин не нужно, чтобы такой шлейф тянулся за ней до конца ее жизни. — Заметил Эдуард.

— Но они же не кровные родственники. — Возразила я.

Ньюман с Эдуардом уставились на меня.

— С точки зрения закона это не инцест. — Попыталась аргументировать я.

— Я дважды перепроверил. Бобби было семь, а Джоселин — пять, когда ее мать вышла за Рэя. Их растили, как брата и сестру. Джоселин наверняка даже не помнит тех времен, когда Бобби не был ее братом. — Сказал Ньюман.

— Ты принимаешь слова женщины за правду только потому, что она плачет? — Уточнил Олаф.

Я уставилась на него.

— Хочешь сказать, она пахла так, будто врала?

— И да, и нет.

— Что ты имеешь ввиду? — Переспросил Эдуард.

— Она испытывала отвращение к Бобби. Его чувства к ней невзаимны. Она также пахла правдиво, когда сказала, что убила своего отца.

— Ты обвиняешь ее в том, что она винит себя в смерти отца? — Спросила я.

Олаф посмотрел вниз, на меня, и, наконец, сказал:

— Если ее версия правдива, то я понимаю, почему она может чувствовать вину.

— Но ты также сказал, что и Бобби говорил нам правду. — Напомнил Эдуард.

Олаф кивнул.

— Он верил в то, о чем рассказал. В нем не было лжи и сомнений, когда он говорил о любви между ним и его сестрой.

— Он сумасшедший? — Спросил Ньюман.

— Это решать судебному психиатру. — Ответил Эдуард.

— Если бы Бобби был человеком, мы бы отвели его к специалисту, но он верлеопард. Ни один врач не станет вести с ним терапевтические беседы. — Сказала я.

Ньюман привалился к своему джипу и опустил голову.

— Господи, я что, ошибался все это время? Бобби на самом деле убил Рэя?

Я шагнула к нему и коснулась его руки.

— Мне жаль, Ньюман, но если повариха и подруга Джоселин подтвердят ее слова, то ни один судья не добьется еще одного продления для этого ордера.

Ньюман уставился на меня — в его глазах застыло мучение.

— Но Бобби ли это сделал? Заслуживает ли он смерти?

— Если он болен, то может и не помнить момент убийства отца.

— Тогда мне придется пристрелить его. Он будет умолять меня пощадить его, верить в то, что он невиновен, а я убью его ни за что.

— Мне жаль, Ньюман. — Повторила я. Эта фраза казалась такой слабой и неуместной, но иногда только ее ты и можешь предложить другому.

Он начал плакать и, хотя я знала, что нарушаю этим кодекс мужских правил для копов, я обняла его, а Ньюман, потому что он был тем, кто он есть, обнял меня в ответ. Я держала его в объятиях, стоя посреди парковки, а он свернул все свои шесть с лишним футов офицера полиции у меня на руках и рыдал. Он, наконец, выплеснул свою боль, так что, возможно — только возможно, — теперь он будет в состоянии делать свою работу.

46

Когда Ньюман немного успокоился, Эдуард попытался занять мое место. Ньюман не обнял его так, как обнял меня. Может, это какие-то мужские приколы или, наоборот, женские? Эдуард напомнил Ньюману, что надо позвонить поварихе Маршанов и подруге Джоселин, которые обеспечили бы ей алиби, и узнать, сможем ли мы поговорить с ними в ближайшее время. Было любопытно, что Джоселин рассказала о домогательствах Бобби только одной своей подруге — Марси. Почему она не рассказала обеим? Ладно, разберемся. В конце концов Ньюман спросил, согласна ли я ехать обратно к шерифу вместе с Эдуардом и Олафом.

— Я, может, заскочу домой и проведаю Хейли, но задерживаться не стану.

— Конечно, Ньюман, делай все, что тебе нужно.

Он кивнул и даже слабо улыбнулся мне, а потом пошел к своему джипу. Мы втроем направились к внедорожнику Эдуарда.

— Кто такая Хейли? — Спросил Олаф.

— Его невеста. — Ответила я.

Олаф так сильно нахмурился, что этого было видно даже за его темными очками.

— Женщины делают мужчин слабыми.

— Я не уверена, что он действительно поедет к себе. — Сказала я.

— Он просто хочет побыть один. — Согласился Эдуард.

— Почему он не сказал об этом прямо?

— Гордыня. — Предположила я.

— Мы все. — Сказал Эдуард. — Если, конечно, он и правда сразу поедет в офис шерифа.

— Если бы Ньюман не использовал свою женщину, как оправдание, я бы уважал его больше. — Заметил Олаф, открывая дверь на заднее сиденье позади водителя. Он собирался сесть прямо за Эдуардом, как я его и просила по дороге в больницу. Приятно знать, что он просто сделал это и не стал спорить. В этот раз он правда старался ничем меня не выбесить.

Я пристегнулась, а Эдуард только успел завести двигатель, когда Олаф сказал:

— Я считаю, что ты делаешь Ньюмана слабее.

Я повернулась на сиденье, чтобы посмотреть на Олафа. С ним и правда было легче разговаривать, когда мы сидели по диагонали.