1941. Пропущенный удар. Почему Красную Армию застали врасплох? - Руслан Иринархов

Тем временем части 22-й танковой дивизии, находясь под воздействием авиации противника, с большим трудом переправились через Мухавец по мостам юго-восточнее Бреста и у Пугачево (все дороги были забиты отходящими тыловыми подразделениями и уходящими на восток беженцами), стремясь выйти на Варшавское шоссе. Потерявшие транспорт и технику подразделения под командованием заместителя командира дивизии полковника И.В. Кононова двинулись через Пугачево на Радваничи.

Весь марш колонн проходил под воздействием авиации противника, личный состав нес потери из-за отсутствия прикрытия в воздухе. После 9 часов остатки танковых полков (около 100 танков) начали сосредотачиваться северо-западнее Жабинки, в районе Хмелево, Селище, Подречье[349].

Вскоре в этот район после проведенного боя вышла и группа полковника Осташенко. Генерал Пуганов, не имея связи ни с корпусом, ни с армией, принял решение с наступлением темноты объединенным отрядом отойти в направлении Кобрина. Выполнив марш, танкисты и стрелки заняли оборону в 12–15 км северо-западнее города. На этот рубеж в течение всей ночи продолжали выходить отходившие от границы группы советских воинов. А около 24 часов дивизию нашел и делегат связи корпуса, передавший предварительное распоряжение командования — утром 23 июня нанести удар в брестском направлении.

Отряд полковника Кононова к 15 часам сосредоточился в 8 км юго-западнее Жабинки, установив связь со штабами 14-го механизированного корпуса и 4-й армии. Но вскоре и он был атакован передовыми подразделениями 3-й танковой дивизии вермахта. Заняв оборону на рубеже Ракитница — Радваничи, отряд сдерживал противника, обеспечивая отход пеших подразделений своей дивизии восточнее этой линии. Вечером командование отряда получило приказ о наступлении в направлении Бреста.

Командир 30-й танковой дивизии полковник Богданов в 4 часа 15 минут, после начавшейся бомбежки Пружанского аэродрома, самостоятельно поднял соединение по боевой тревоге. К 6 часам его части сосредоточились в районе сбора по тревоге (в лесу юго-западнее Пружан). 61-й танковый полк майора П.И. Иванюка, проводивший ночные стрельбы, присоединился к главным силам на час позднее. Не получая никаких распоряжений из корпуса и армии и не имея данных об обстановке, полковник Богданов решил действовать по плану, разработанному накануне войны[350].

После проверки боевой готовности части дивизии около 7 часов выступили в район сосредоточения (Щербово, Бояры) двумя колоннами, имея передовые отряды в составе танковых батальонов, усиленных артиллерией. Большая часть личного состава дивизии, не обеспеченная автотранспортом, и гаубичный артиллерийский полк (не имевший снарядов и тягачей) были оставлены на месте дислокации для организации обороны Пружан.

Таким образом, и в этом случае танкистам предстояло вести бой без поддержки артиллерии и мотострелков, без надежного прикрытия с воздуха. Последнее обстоятельство и привело к тому, что уже с момента начала марша двигавшиеся колонны были обнаружены гитлеровской авиацией и подверглись бомбовым ударам, понеся первые потери.

К 10–11 часам передовые отряды достигли рубежа Пелище — Щербово. Высланная вперед разведка доложила, что навстречу из Мотыкал в направлении Видомля движется танковая группа противника силою до дивизии. Полковник Богданов принял решение атаковать врага, и в 13 часов в районе Пелища разгорелся встречный танковый бой.

Развернувшись в боевой порядок, в атаку пошли главные силы обоих танковых полков, навстречу которым двинулись гитлеровские танки. И здесь надо отдать должное умелому ведению боевых действий передовыми танковыми отрядами немцев, широко применявших так называемый «еж» (название взято из дневника пленного немецкого офицера). Многие танки буксировали за собой противотанковые орудия, зенитно-пулеметные установки, а на броне находился отряд автоматчиков. При встрече с противником эта подвижная группа мгновенно разворачивалась в боевой порядок и обеспечивала своим танкам непрерывную поддержку артиллерийским и зенитным огнем. Вот и сейчас атакующие танки 30-й дивизии встретили сильный противотанковый заслон.

Повсюду раздавались выстрелы орудий, на поле загорались все новые и новые костры, горело множество танков и бронемашин. Все поле заволокло дымом и пылью, невозможно было что-то рассмотреть в этом мраке, но противники искали и находили друг друга, и опять к небу поднимался дымно-огненный факел от горящей машины. Отважно сражались танкисты батальонов майора М.А. Бандурко и капитана Ф.И. Лысенко, поддержанные своими боевыми друзьями.

Враг не выдержал удара советских танкистов и отошел к Видомле. Но он и не думал уступать поле боя. Вскоре появилась вызванная на помощь по радио авиация. Группы самолетов начали непрерывно наносить удары по боевым порядкам 30-й танковой дивизии, заставив ее остановиться и перейти к обороне. Прикрытия истребителей не было, а слабые зенитные подразделения не могли справиться с атакующими со всех направлений вражескими самолетами. Да к тому же танковые подразделения противника стали обходить фланги частей полковника Богданова, создавая угрозу их полного окружения.

В течение всей второй половины дня части дивизии сдерживали наступление противника огнем с места, предпринимая неоднократные контратаки. Ведение боевых действий ухудшало то обстоятельство, что соединение действовало без поддержки остальных войск армии. И причина заключалась в том, что армейский штаб так и не сумел наладить управление частями по радио и телефону, связь осуществлялась только через делегатов и путем постановки задач командирам лично.

Потеряв за день 25–30 % личного состава (в том числе трех командиров батальонов и пять командиров рот), около 50 % своих танков[351], в основном от ударов с воздуха, к исходу дня части дивизии отошли на рубеж Поддубно — Либья (некоторые подразделения севернее Ратайчиц). Здесь танкисты начали приводить себя в порядок: заправляли танки горючим, пополняли боезапас, проводили необходимый ремонт, формировали экипажи и подразделения.

В 21 час командир дивизии получил приказ генерал-майора Оборина: с утра 23 июня во взаимодействии с 22-й танковой дивизией атаковать противника в направлении Богдюки — Турна и выйти в район Хмелева — Подлесье.

Откуда возникло это решение на контрудар? Ведь командование армии прекрасно понимало, что понесшим большие потери частям и соединениям 28-го стрелкового и 14-го механизированного корпусов необходимо какое-то время для приведения себя в порядок. Немецкая авиация разбомбила два окружных артиллерийских склада (в районе Березы и Пинска), создав для частей 4-й армии большие трудности с обеспечением их боеприпасами. Военные склады в Бресте были захвачены противником в первые часы войны.

10-я смешанная авиационная дивизия, тоже понесшая большие потери, надежно прикрыть свои наземные войска была уже не в силах. После того как были разбиты аэродромы Кобрин, Пружаны, Барановичи, уцелевшие самолеты перебазировались в Пинск.

Тяжелая обстановка сложилась и в тылу армии. Авиация противника непрерывно наносила бомбовые и штурмовые удары по войскам, железнодорожным узлам, дорогам, командным пунктам. Железнодорожные пути на станции Жабинка были завалены разбитыми и сожженными вражеской авиацией вагонами, вокзал и железнодорожные пути разрушены. С брестского направления доносилась непрерывная артиллерийская канонада. По всем дорогам тянулись вереницы уходящего в тыл гражданского населения. Время от времени среди них появлялись разрозненные группы военнослужащих и мелкие подразделения воинов. Их останавливали заградительные отряды и направляли в ближайшие части 28-го стрелкового корпуса.

Возвратившиеся из частей командиры докладывали нерадостную обстановку, сложившуюся на фронте. Соединения армии уже понесли большие потери в личном составе, боевой технике и автотранспорте. Да и сам штаб армии при переходе в Запруды вновь попал под вражескую бомбежку, потеряв штабные автобусы с некоторым количеством личного состава и две радиостанции.

Учитывая обстановку, на совещании руководящего состава армии было принято решение все усилия сосредоточить на обороне[352].

Было намечено оборудовать несколько оборонительных рубежей. В районе Кобрина эта задача возлагалась на сводный полк. По реке Мухавец, от Буховичей до Пружан, такой рубеж предполагалось создать силами одного из полков 205-й моторизованной дивизии и не имевшими техники подразделениями 30-й танковой дивизии. В районе Березы на возведении оборонительного рубежа работали другие полки дивизии полковника Кудюрова.

Да, это было правильное решение, но около 16 часов из Минска командованию армии поступило следующее распоряжение: «Штаб округа развернулся в штаб Западного фронта. Объявлена общая мобилизация. Армию перевести на штаты военного времени. Войска соседней с вами армии в 10 часов дрались на границе. С тех пор связи с ними нет. Командующий фронтом приказывает 4-й армии: контрударом, главным образом силами корпуса Оборина, разгромить противника в районе Бреста и выйти к границе. В помощь вам из полосы соседней армии с рубежа Бельск — Гайновка будет действовать в направлении на Брест механизированный корпус генерала Ахлюстина. Для участия в контрударе утром из Пинска к Бресту направилась Пинская флотилия под командованием контр-адмирала Д.А. Рогачева. Правофланговые войска Юго-Западного фронта, примыкающие к вам южнее Влодавы, сдерживают врага в 10–12 км от границы. Не дайте возможности противнику вклиниться в стык между фронтами в Полесье. Ваш сосед, 10-я армия, на белостокском направлении обороняется на границе, а левофланговыми дивизиями ведет бой на подступах к Беловежской пуще. Вместо 49-й стрелковой дивизии, передаваемой в 10-ю армию, к Барановичам из тыла выдвигается стрелковый корпус, который вольется в состав вашей армии»[353].