Кортес - Михаил Ишков

...Вот служанка опять поволокла горшок с помидорами на воздух. Кто-то постучал в дверь. Точно, это Педро. "Точно"... Это словечко часто любила употреблять Малинче. Где она теперь? Говорят, старается вывести в люди сына. Патента на потомственное дворянство, должности коменданта Веракруса для неё мало. Бедный юноша - там, в Мехико, на нем отыгрывается всякий, кому не лень. Любой захудалый идальго задирает пере ним нос. Как же, полукровка!

Все, хватит о грустном. Сегодня мне предстоят великие дела лицезрение котят, разговор с патером Гомарой. Придется доложить ему, каких трудов нам стоило взятие Теночтитлана.

* * *

Испанские бригантины во взаимодействии с пирогами тескоканцев прикрывали с озера фланг колонны Сандоваля. Тот двигался ходко и уже к утру следующего дня вышел на подступы к Истапалапану, где смял оборону ацтеков и без потерь вошел в полуразрушенный город. Воззвания и дипломатические усилия Кортеса сделали свое дело - жители остались в городе, сидели, попрятавшись в дома. Союзное войско тоже вело себя смирно. Скоро Сандоваль принял местных касиков, которые выразили покорность и перешли под руку Малинцина. Таким образом Теночтитлан и Тлакопан остались в одиночестве. Скоро пришло известие, что Альварадо и Олид добрались до оконечности западной дамбы и разрушили чапультепекский водопровод, снабжавший Теночтитлан пресной водой.

Столица ацтеков была полностью окружена.

Флот, направлявшийся к Истапалапану возле одно из мысов был обстрелян засевшими на утесе индейцами. Кортес приказал пристать и сам во главе полутора сотен солдат, обойдя мыс с тыла, напал на индейцев прятавшихся в засаде. Бой был коротким и жарким, никто из врагов не ушел живым. Когда капитан-генерал вернулся на флагманский корабль, ужасная картина открылась его взору. Большая часть озера примыкавшая к Истапалапану была заполненная индейскими лодками, которые решительно стремились на сближение с нашими плоскодонными бригантинами. Как на зло, в ветер совсем стих, паруса обвисли. Испанские корабли некоторое время отбивались от наседавших ацтеков с помощью пушек и другого огнестрельного оружия, находившегося на палубах, но при таком подавляющем численном превосходстве неприятеля, долго обороняться они едва ли смогли бы. Индейцы на веслах двигались в их сторону с явным намерением брать парусные суда на абордаж...

Первыми вступили в бой лодки тескоканцев, затем ко всеобщему облегчению воздух над озером чуть шевельнулся, к лицам моряков прихлынула прохлада. Мало-помалу засвежело, дрогнули, встрепенулись паруса. Корабли стронулись с места и ровным строем обрушились на вражескую армаду. Они с легкостью давили и опрокидывали ацтекские лодки, стрелки добивали оказавшихся в воде из арбалетов и луков. Наблюдая неблагоприятный поворот дела, Куаутемок приказал отступить. Но не тут-то было! Разве может гребное каноэ сравниться в скорости с парусным кораблем!.. Испанцы гнали их до самых предместий Теночтитлана, где индейские пироги нашли убежище в мелких узких каналах, которые по всем направлениям прорезали столицу.

С того дня войско ни на сутки не выходило из боев. Следующей целью Кортеса были укрепления на небольшом островке Акачинанко, где сходились две дамбы - южная из Койакана и юго-восточная из Истапалапана. Здесь возвышались две башни, поразившие испанцев ещё в момент первого прибытия в Анауак. После короткого артиллерийского обстрела был высажен десант, и стратегическая позиция, решавшая судьбу города, оказалась в руках Кортеса.

Ночью ему доставили обращение Куаутемока к ацтекам, записанное какими-то непривычными для европейца рисунками. Грамотные индейцы уверяли главнокомандующего, что это что ни на есть настоящие слова. Он не стал спорить и приказал Агиляру и местным грамотеям как можно быстрее перевести речь тлакатекутли.

Обращаясь к воинам, Куаутемок заявил:

"Храбрые ацтеки!

Вы видите, что все наши вассалы восстали против нас. Уже имеем мы в качестве врагов не только тласкальцев, чолульцев и уэшоциков, но и тескоканцев, чалько, шочимилков и тепанеков, которые нас бросили и ушли к пополокас... Поэтому я прошу вас вспомнить о храбром сердце и храброй душе чичимеков, наших предков, которые, будучи в малом числе прибыли на эту землю, отважились атаковать ее... и подчинили своей могучей рукой весь этот новый мир и все народы.

Храбрые ацтеки!

Не теряйтесь и не страшитесь. Укрепите свою грудь и свое отважное сердце, чтобы без страха выйти на новую битву. Смотрите, если вы на неё не пойдете, то станут вечными рабами ваши дети и жены, а ваше имущество будет отнято и разграблено. Не смотрите, что я молод, и помните: то, что я вам сказал - правда! Вы обязаны защищать ваш город и вашу родину, которую я обещаю вам не покидать до смерти или до победы".

"Сильно сказано, - отметил про себя Кортес. - Главное, честно и откровенно. Что ж, юнец, теперь у меня развязаны руки".

Тем же вечером молодой Шикотенкатль опять продемонстрировал свой вздорный нрав. Дону Эрнандо с опозданием донесли, что тласкальский вождь самовольной покинул свою армию и направился в Тласкалу, заявив при этом, что не намерен служить людям, которые презирают союзников. С большим трудом дон Эрнандо выяснил, в чем дело. Один из новобранцев поссорился с неким индейским касиком, оскорбил его и применил оружие. Индеец оказался тяжело ранен. Шикотенкатль попытался было пройти к Кортесу, но его не пустили. Отказали в грубой форме. Тогда он дезертировал. Дон Эрнандо тут же, на лошадях, послал в погоню за вождем нескольких своих офицеров и индейских вождей с приказом убедить Шикотенкатля немедленно вернуться в расположение своей армии. Тот выставил условием немедленный суд над обидчиком во исполнение приказа, подписанного самим Кортесом, а до той поры считал себя свободным от выполнения воинской обязанности.

Получив подобный ответ, дон Эрнандо немедленно вызвал Сандоваля и приказал отправить пятерых конных альгвасилов, чтобы те арестовали Шикотенкатля в любом месте, где застанут его. Даже если он уже успел добраться до Тласкалы... Здесь же, на острове необходимо воздвигнуть виселицу...

Сандоваль было засомневался.

- Тогда придется принять меры и в отношении обидчика?

Кортес усмехнулся.

- Гонсало, мы для кого завоевываем эту землю? Для тласкальцев или для себя? Белый человек неприкосновенен! С этой целью распорядись объявить войску, что индейский вождь Шикотенкатль, узнав, что в Тласкале намечаются выборы предводителя рода, которым управлял его отец, самовольно оставил позиции и отправился в родной город, чтобы незаконно захватить власть. (сноска: Подобная версия записана в воспоминаниях Берналя Диаса). Мы не можем спустить бегство этого крикливого туземца. Вспомни, он всегда ненавидел нас. А насчет этого негодяя Бартоломе, осмелившегося поднять руку на союзного касика, распорядись, чтобы его поставили на самое опасное направление. Опытные солдаты знают, что это самая действенная мера наказания для тех, кто нарушил приказ. В этом случае и волки будут сыты, и овцы целы. Ни о каком посягательстве на жизнь испанца и речи быть не может, и в то же время он получит по заслугам. Выживет в бою - его счастье, но лучше бы не выжил... Ты сам займись этим вопросом.

Следом поступила жалоба Альварадо на Кристобаля де Олида и ответная кляуза Олида на Альварадо. Дон Эрнандо, прочитав обе бумаги, только зубами заскрипел.

- Нашли время лаяться. Альварадо обвиняет Олида, что тот захватил все подходящие квартиры в брошенном жителями Тлакопане. Олид в свою очередь упрекает Альварадо в бездарном руководстве наступлением на город...

Так, в крови, бюрократической кутерьме, столкновении характеров начался штурм Теночтитлана. Обе стороны действовали, не щадя себя. Вровень с героическими деяниями обороняющихся ацтеков стояли сверхчеловеческие усилия испанцев, с каждым днем все более и более загорающихся светом борьбы за святую веру. В рядах ацтеков сражались женщины, были они и среди испанцев. Одна из них, по имени Хуана, шла в бой с мечом и щитом. Другая же, облачившись в мужнины латы, взяв руки меч, несла вместо него ночную дозорную службу. Женщины перевязывали раненых, готовили пищу. Каждую ночь и с той, и с другой стороны, в хоре оскорбительных выкриков раздавались женские голоса. С той же яростью велись поединки, на которые в первые дни штурма с небывалой решительностью стремились ацтекские вожди и испанские офицеры.

* * *

Берналь Диас воевал в составе колонны Альварадо, прорывавшейся к городу со стороны Тлакопана по дамбе, по которой в "ночь печали" отступали им пришлось отступать.

Первые же несколько дней штурма показали, что индейцы за это время многому научились: укрепили борта лодок щитами, так что теперь залпы аркебуз и арбалетов не причиняли им заметного вреда, старались по большей части действовать ночью, приноровились и к артиллерийским выстрелам. Однако на дамбе они по-прежнему действовали густыми массами с применением многочисленных пирог, которые высаживали десанты в тылу наступающей штурмовой колонны. На берег, правда, старались не выходить - там их встречали копьями отряды тласкальцев и атаки кавалерии, которую пока нельзя было использовать на дамбе.