Время демографических перемен. Избранные статьи - Анатолий Вишневский

Мне представляется, что этого все же недостаточно, и что действительно системный взгляд появляется только тогда, когда в центре внимания оказываются процессы системной самоорганизации и их механизмы. Соответственно системный взгляд на демографические процессы предполагает рассмотрение механизмов самоорганизации демографической системы. Важнейший из них – механизм целеполагания.

Более четверти века назад я высказал утверждение, что целеполагание демографического развития обеспечивается механизмом социокультурного отбора, объектом которого выступают «широко понимаемые способы деятельности людей… ее социально задаваемые программы» [Вишневский, 1986, с. 239][157]. К сожалению, этот тезис не вызвал никакого отклика в среде моих коллег-демографов, хотя сама идея с очевидностью витала в воздухе. Я ссылался на работы советского культуролога Э. Маркаряна [Маркарян, 1983], к тому времени уже были опубликованы работы Ричарда Докинза [Dawkins, 1976, 1982], введшего в оборот понятие «мем» (но тогда я о них не знал). За прошедшее с тех пор время получило развитие целое научное направление – меметика, и можно только пожалеть о том, что пока эти новации не дошли до демографов.

Здесь не место распространяться о возможностях меметики применительно к демографии, но важно подчеркнуть, что развитие этого направления связано с признанием эволюционной природы единиц культурной информации и их подчиненности законам дарвиновского отбора, на что обращал внимание и я. А это позволяет, более того, делает неизбежным введение в рассуждение о демографическом развитии эддингтоновской «стрелы времени» и представления о необратимости развития. Ибо отбор – это всегда движение в одном направлении: от менее эффективных к более эффективным адаптивным формам.

Какое отношение имеют все эти рассуждения к вопросу о низкой рождаемости? Очень большое.

На уровне «обыденного здравого смысла», которым и руководствуются почти все, говорящие и пишущие о демографии, низкая рождаемость в развитых странах – это зло, беда, если не полная катастрофа. «Вымирание населения» – едва ли не важнейшее доказательство того, что человеческая цивилизация зашла «не туда» и что нужно срочно менять вектор развития. Порожденные веком просвещения надежды на прогресс оказались ложными, с ними надо расстаться, а заодно и с «прогрессистской» теорией демографического перехода, которая объясняет снижение рождаемости вместо того, чтобы его осуждать.

Однако стоит только воспринять идею системной самоорганизации, которую, как я полагаю, необходимо глубже интегрировать в теорию перехода, как такое рассуждение становится попросту невозможным. Если, начиная с какого-то момента, низкая рождаемость получает столь значительное распространение, проявляет поистине универсальную экспансию, то это лишь означает, что она обладает какими-то эволюционными преимуществами, которые и прокладывают ей путь. Если же это кажется противоречащим здравому смыслу, то тем хуже для здравого смысла.

Впрочем, ниже мы еще попытаемся проверить на прочность аргументацию «демографических алармистов», исходя именно из критерия здравого смысла. Но сейчас задержимся на некоторое время на механизме формирования цели демографической системы в период перехода.

Кому известна цель?

Хотя демографический переход в глобальных масштабах занимает достаточно долгий отрезок времени – не менее двух-трех столетий, – на фоне всей человеческой истории это короткий период, на протяжении которого человечество ищет пути восстановления резко нарушенного демографического равновесия. По существу, это – точка бифуркации, в которой будущее состояние системы никому не известно. Делая наш индивидуальный выбор, в том числе и в отношении числа детей, которым мы даем жизнь, мы улавливаем и перерабатываем огромное количество информации, но эта информация касается нас и нашего положения в системе, а отнюдь не конечного состояния системы. Оно просто еще не найдено и не может быть никому известно. Будущее формируется методом проб и ошибок, самим движением, во многом случайным, хаотическим, хотя и подчиненным принципам отбора. Оно – результат, а не заранее заданная цель.

Смысл бифуркационного перехода – в приспособительных изменениях, рано или поздно они заканчиваются, устанавливается новое относительное равновесие, и система приобретает новую устойчивость. Но пока переход идет, случайное рыскание элементов системы – нормальное состояние. Ранее я пытался пояснить эту мысль ссылкой на теорию движущего и стабилизирующего отбора И. И. Шмальгаузена [Шмальгаузен, 1968]. То же можно выразить и в других терминах, например, в терминах теории изменений И. Пригожина, как это сделал, например, О. Тоффлер. «Когда на систему, находящуюся в сильно неравновесном состоянии, действуют, угрожая ее структуре, флуктуации, наступает критический момент – система достигает точки бифуркации… В точке бифуркации принципиально невозможно предсказать, в какое состояние перейдет система. Случайность подталкивает то, что остается от системы, на новый путь развития, а после того как путь (один из многих возможных) выбран, вновь вступает в силу детерминизм – и так до следующей точки бифуркации» [Тоффлер, 1986, с. 28–29].

Подобный взгляд на демографические изменения может показаться абсурдным многим демографам, не говоря уже о политиках или широком общественном мнении, которые убеждены, что они-то уж точно знают, каким должно быть конечное состояние системы и насколько реальное развитие событий не соответствует их картине будущего (обычно списанной с прошлого). В частности, они уверены, что современная очень низкая рождаемость несет угрозу вымирания и уже потому опровергает идею гомеостатического саморегулирования, ориентированного на сохранение целостности системы. Им кажется очевидным, что низкая рождаемость вызвана какими-то сбоями в механизмах самоорганизации, о которых и сигнализирует проницательный демограф, требуя их немедленного ремонта с помощью государственного вмешательства.

Здесь мы сталкиваемся с широко распространенным (конечно, не только в демографии) якобы научным мировоззрением, отводящим науке роль инструмента, с помощью которого можно «перехитрить» объективные законы природы и общества и добиться желаемых «практических результатов» – «мы не можем ждать милостей от природы» и т. п. Это опускает науку ниже религии, на плечах которой она поднялась. Странно было бы, если бы религиозный мыслитель, считающий, что он через знание или откровение постиг Божественный замысел, попытался ему воспротивиться. Успехи же науки породили немало иллюзий в отношении возможностей человека, включая и банальную иллюзию того, что мир может развиваться по его, человека, собственному замыслу. Но величие науки заключается не в том, что она отрицает «телеологию», а в том, что она проникает в «черный ящик» природы и постепенно понимает, откуда берется «цель». Это понимание можно использовать в практической деятельности, как можно использовать всякое знание. Но не думаю, чтобы кто-либо оказался способен изменить сам механизм формирования цели, который так же недоступен воздействию человека, как механизм возникновения галактик. В этом смысле можно спокойно сказать, ничуть не отрекаясь от научного ви дения мира: все в руце Божией.

Самоорганизация или государственное вмешательство?

Базовая посылка теории демографического перехода заключается в том, что небывалое снижение смертности нарушает тысячелетнее демографическое равновесие и потому делает ненужной и опасной прежнюю высокую рождаемость. А это, в свою очередь, ставит под вопрос смысл множества социальных институтов и установлений, ориентированных как раз на то, чтобы не давать рождаемости снижаться. Тем самым запускается механизм поиска новых форм и норм отношений между полами, между родителями и детьми, под сомнением оказываются традиционные брак и семья, общественные и семейные роли мужчины и женщины, в конечном счете, в движение приходит все огромное здание организации частной жизни человека, а значит и всего общества.

Среди прочего должны быть найдены и наиболее адаптивные формы и нормы прокреативного поведения, от которого, в конечном счете, зависит рождаемость. Вопрос о том, обладает ли низкая рождаемость, оправданная низкой смертностью, эволюционными преимуществами, может даже не обсуждаться. Тот же, что и прежде, демографический результат достигается намного меньшей ценой, высвобождается огромное количество сил, энергии, ресурсов, и небывало расширяется свобода индивидуального и общественного выбора. Но новые поведенческие стандарты должны быть, конечно, увязаны с новым уровнем смертности, а также и с огромным количеством других социальных нововведений, с превращением аграрных обществ в индустриальные, а затем и постиндустриальные, с повсеместной урбанизацией, с распространением всеобщего образования, саларизацией труда, секуляризацией и многим-многим другим, чего и не перечислишь.