Смута. Том 1 - Ник Перумов

– Не буду, не буду, – усмехнулась Ирина Ивановна, – хотя следовало бы, Константин Сергеевич, следовало б. Как говорил любимый нашей с вами седьмой ротой сэр Шерлок Холмс, отбросьте всё заведомо невозможное и оставшееся будет разгадкой, сколь бы фантастичным оно ни казалось. Первое – в подземельях корпуса стояла машина для переноса из одного временного потока в другой. Машина группы – назовём её так – профессора Онуфриева, который на нашей стороне воевал против взявших власть эсдеков-большевиков. Но мы знаем, что есть и другая группа. Группа некоего господина Никанорова, с каковым мы имели малоприятную встречу… там. Группа, располагающая своим аппаратом для подобных же переходов. Где у них он скрыт, мы не знаем. Так не кажется ли вам, дорогой Константин Сергеевич, что всё очень просто и логично: бедный наш Илья Андреевич есть гость оттуда, причём именно от профессора Онуфриева, и есть кто-то ещё, но связанный с группой Никанорова? Если помните, Никаноров этот отличался вполне большевицкими воззрениями. Так почему у них не может быть здесь своих людей? Которым совершенно не нужен никакой аппарат, осуществляющий связь в интересах их смертельных врагов? Никаноров нас видел и знает в лицо. Он знает, что связь есть, что она работает. Возможно, знает и про исчезновение самой машины. Что надо сделать? Уничтожить единственного человека, который может её восстановить тут, на месте. Нанимается Йоська Бешеный, который и в самом деле бешеный – пристрелит любого даже не за понюшку табаку, а просто так, потому что ненавидит всех «богатеев».

Подполковник внимательно слушал, так и застыв с чашкой чая в пальцах.

– Пейте, Константин Сергеевич, пейте, остынет, пока я тут произношу свои филиппики. Ну, как вам моя гипотеза? Всё ведь отлично объясняет. Есть мотив. Есть средство. Всё есть, всё сходится. Не надо ничего придумывать. А что этот человек – «Мельников», или как там его настоящая фамилия, – что он рассказал Бешеному, это как раз и есть то объяснение, какое необходимо здесь и сейчас для человека нашего временного потока. Не выдавать же Йоське все секреты и все тайны!..

– Согласен, логично, – кивнул Две Мишени. – Фантастично, но логично. Борьба двух групп из того времени здесь!.. И да, ясно, во имя чего. Профессор Онуфриев хочет, чтобы история пошла бы у нас другим путём с самого начала, чтобы самое страшное бы не случилось; а его противники, наоборот, хотят у нас всё повторить.

– А поскольку история у нас уже пошла по-иному, хотя далеко и не во всём, – подхватила Ирина Ивановна, – «группа Н» – Никанорова – и пытается «всё исправить», в своём понимании, конечно же. И, помня всё, прочитанное об их Гражданской войне, – я ничуть не удивлюсь попытке убить Илью Андреевича.

– Однако он остался жив…

– Так и исполнителей не так-то просто найти. И тем более не так-то просто проникнуть в Военно-медицинскую академию. Сами знаете, туда кого попало не пропустят. И фокусы с переодеваниями не помогут.

Подполковник кивнул.

– Тем не менее Илью Андреевича охранять надо. При нём, как при жертве вооружённого нападения, о коем ведётся следствие, и так должен состоять жандарм, но я добьюсь усиления. Потому что по горячим-то следам могли и не рискнуть, а теперь, когда всё успокоилось, глядишь, решатся – пойдут добивать.

– Могут. Но, во всяком случае, Иосиф Бешанов пока что в казённом доме и там пребудет, я надеюсь, очень долго. Он, конечно, не полнолетний, к повешению могут и не приговорить… кто знает.

– А вот Вере Солоновой ходить к эсдекам больше нельзя, – заметил Две Мишени. – Она очень храбрая девушка, запуталась, но нашла в себе силы выбраться. Теперь же, после ареста Бешанова, её заподозрят.

– Не успеют, если вслед за Йоськой отправится и тот, кто его в это дело вовлёк. Господин Валериан Корабельников.

– А какие против него доказательства?

– А их и не надо. Достаточно, чтобы он назвал на допросе имя Бешанова. Потом его можно и выпустить – зато Вера будет ни при чём.

Две Мишени аккуратно опустил чашку.

– Тогда, Ирина Ивановна, нельзя терять ни минуты. Я самолично отправлюсь в Охранное отделение, здесь, в Гатчино. А вы лучше всего ложитесь спать – уроки-то завтра в корпусе никто не отменял!..

Интерлюдия

Ленинград, лето 1972 года

Было очень хорошо сидеть в не слишком большой, но уютной гостиной – она же библиотека – дачи Марии Владимировны и Николая Михайловича Онуфриевых. Было очень хорошо забираться с ногами в старое кресло с высоченной спинкой и читать – здесь было множество книг, наверное, даже больше, чем в их школьной библиотеке. Стояли ряды серо-голубых обложек «Нового мира», жались друг к другу легкомысленно-пёстрые «Советские экраны», ждали своей очереди «Костры» и «Пионеры». Да и от «Мурзилки» Юля бы не отказалась, хотя вроде как была уже «большая». Да что там «Мурзилка», ей и «Весёлые картинки» были интересны, там печатались рисованные истории про Карандаша и Самоделкина. И вообще «Клуб весёлых человечков»!.. И ничего, что это «для малышей», и пусть Игорёк подсмеивается!..

Если честно, даже «Весёлые картинки» были лучше пафосного «Пионера». По его страницам маршировали какие-то невообразимые пионерские дружины, где все «высоко несли гордое звание советского пионера», с трепетом относились к красному галстуку, страдали, если их «разбирали на совете дружины», трепетали при звуках горнов…

У Юльки в школе всё было не так. Впрочем, даже в «Пионере» порой об этом говорили. Например, хороший писатель Крапивин. Как раз в свежем, майском, номере журнала был его рассказ не рассказ, статья не статья – про мальчика Владьку, хорошего горниста, но которого никак не принимали в пионеры (мал ещё), и от этого он очень переживал.

Юлька не верила. Нет, книги Крапивина она любила. «Оруженосец Кашка», например. Всюду, где было «не про пионерию», на страницах были живые мальчишки и девчонки, настоящие, всамделишные. Но стоило появиться красному галстуку…

Впрочем, в пятом номере «Пионера» за семьдесят второй год Крапивин писал: «…Я буквально вижу сейчас направленные на меня насмешливые глаза читателей. Читателю этому одиннадцать или двенадцать лет, а в глазах у него за насмешкой прячутся недоверие и обида. “Неправда, – говорит он мне. – Всё это только хорошие слова. А вот мне в третьем классе повязали галстук, поздравили – и всё. Как жил, так и живу. Ну один раз в год игра “Зарница” (да и на неё не хотели брать, потому что двойку за диктант схватил). Ну собираем железо и макулатуру. Двоечников на