Танец убийц - Мария Фагиаш

Первый взвод Седьмого пехотного полка во главе с полковником Машиным появился за деревьями на площади Славы и повернул на бульвар. После месяцев, а вернее, лет кропотливой работы все было готово. Люди не могли больше сдерживать своего возбуждения. Теряя самообладание, они кинулись ко все еще закрытым воротам и неистово трясли их за брусья.

— Живкович! Где ты, черт побери, Живкович? — раздались крики, как будто опасности быть преждевременно обнаруженными уже не существовало. — Давай, открывай нам, Живкович! Или хочешь, чтобы ворота взлетели на воздух?

К ним поспешил полковник Машин.

— Тихо! Если из-за вас прибудет полиция, мы никогда не пройдем через ворота.

Прошло еще десять минут, пехотинцы заняли свои позиции вдоль стены.

— Что Вас задержало? — спросил Апис полковника. — Мы уже думали, что Вы не придете.

Машин игнорировал вопрос и сразу перешел к делу, приказав:

— Дайте сигнал для Живковича.

Долгий марш явно измотал его. Он снял фуражку и вытер со лба пот.

Два коротких и один длинный свисток, по договоренности, должны быть сигналом для лейтенанта Живковича, что Конак окружен и офицеры собраны у ворот. Живкович между тем, ожидая в дежурной комнате сигнала, слышал грохот и топот подходивших полков и был в ярости от такой беспечности. Когда раздался наконец сигнал, лейтенант пошел к воротам, уже глубоко сомневаясь, не зря ли он связался с этой пустоголовой бандой. Он доверял опыту и уму полковника Машина, но теперь спрашивал себя, сможет ли тот удержать своих людей под контролем. Если путч провалится, это будет означать не только конец его, Живковича, военной карьеры, но наверняка будет стоить ему и жизни. Александр всегда обходился с ним хорошо, да и королева тоже. Зачем он пошел на такой громадный риск из-за дела, сулившего ничтожные дивиденды? Перебегая через дорогу к воротам, он споткнулся и уронил тяжелый ключ, который вытащил у заснувшего Панайотовича. С ругательствами он поднялся, все еще сомневаясь, не будет ли лучше, вместо того чтобы открывать ворота, поднять по тревоге генерала Петровича.

— Эй, Живкович, черт побери, что ты там топчешься? — заорал кто-то из-за ворот пьяным голосом.

Лейтенант понял, что ему ничего не остается, как открыть ворота, — он был прекрасной целью на этом широком въезде. Они, безусловно, начнут стрелять, поверни он назад. Живкович бросился к воротам и вставил тяжелый ключ в замок. Ворота со скрипом открылись, неистовая толпа вооруженных людей устремилась во двор, буквально сбив Живковича с ног. Невзирая ни на что толпа устремилась к слабо освещенному Конаку, как будто тот был крепостью, которую они должны взять одним отчаянным штурмом. При тщетной попытке остаться во главе оба полковника тоже не удержались на ногах; напрасно Апис и Машин отдавали гневные приказы — никто не обращал на них внимания. Наконец Апису удалось пробраться вперед. Раскинув руки, он встал против нападавших как живой знак остановиться, который нельзя было не заметить на темном фоне видневшегося за ним парка. Его проклятья сумели пробиться к затуманенному алкоголем и истерией сознанию товарищей, превратившихся в неуправляемое стадо. Пыхтя и задыхаясь, они наконец остановились.

— Вы что, взбесились? Всем прийти в себя! Ведите себя как солдаты или отправляйтесь домой. — Он услышал, как за ним открылась дверь, и добавил: — Если уже не слишком поздно.

Явно напуганный шумом, вышел из вахтенного помещения дежурный сержант — посмотреть, что случилось. Он не поверил своим глазам, увидев столпившихся в проезде более тридцати офицеров и рядом пытавшегося подняться с земли лейтенанта Живковича.

Сержант резко повернулся и закричал:

— К оружию!

С револьвером в руке он подступил к ворвавшимся. За ним уже стояли выскочившие из караульного помещения солдаты. По его знаку они наставили свои винтовки на офицеров.

Из группы заговорщиков прогремел выстрел, сержант издал пронзительный крик и упал навзничь. Солдаты застыли в оцепенении. Только сейчас они увидели, что во главе нападавших стоят два полковника в полной форме. Выстрел, сразивший сержанта, был произведен кем-то из задних рядов, все произошло так быстро, что в этой темноте никто из охраны не мог разглядеть, кто, собственно, стрелял.

Первым опомнился лейтенант Живкович. Он вытащил саблю, встал перед солдатами, хотя мог попасть под перекрестный огонь, и приказал:

— Внимание! Оружие — к ноге!

Растерянные солдаты выполнили приказ. В этот момент среди офицеров дело дошло до драки. Разъяренный Апис понял, кто стрелял, и влепил этому лейтенанту две затрещины — тот оказался на земле. Когда среди друзей лейтенанта раздался ропот, полковник Машин пригрозил, что расстреляет их как бунтовщиков, если они не замолчат. Апис подошел к телу сержанта и наклонился над ним.

— Унесите его. Он мертв, — сказал он Живковичу. — Прикажите людям вернуться в караулку и там ждать дальнейших указаний. Оставайтесь лучше с ними, так будет надежней.

Тем временем уже охрипший полковник Машин пытался привести свою толпу в чувство.

— Помните о приказах, которые вы получили, господа. Нужно действовать строго по плану, иначе все погибнет. Первый взвод! Найти и изолировать персонал — слуг, поваров, камеристок. Никакого лишнего насилия. Второй взвод! Разоружить охрану, ординарцев и дежурных офицеров в вестибюле. Третий взвод! Арестовать генерала Лазу Петровича, при всех обстоятельствах взять его живым. Четвертый взвод! Взять под контроль все выходы, окна и двери. Всех, кто попытается бежать, задержать или — если это будет неизбежно — застрелить. Пятый взвод! Следуйте за полковником Мишичем, за мной и капитаном Аписом в королевские покои. Помните — дорога каждая минута. Мы должны все закончить через полчаса. Я привлеку к ответственности командира взвода за любую задержку. Если мы провалим дело, в стране начнется кровопролитие, какого мир еще не видел. Соберитесь с духом и ведите себя как солдаты, в руках которых будущее Сербии. А сейчас вперед, господа! С нами Бог!

Он перекрестился и направился к главному входу Старого Конака, но через несколько шагов остановился и, подняв руку, призвал к тишине.

Через приглушенный шум, вызванный расположившимися вокруг Конака солдатами, издалека стала доноситься поступь марширующих колонн. Притихшие офицеры напряженно вслушивались в приближающиеся звуки. Лейтенант Богданович высказал предположение, что это идет Восьмой пехотный полк — для защиты короля. В воздухе повис страх.

— Не говорите ерунды, Богданович, — обрезал его Машин. — Это подходит капитан Костич со своим батальоном личной охраны.

В ворота, охранявшиеся назначенными для этого лейтенантами, вошел офицер.

— Видите, он уже здесь, капитан Костич, — сказал Машин с видимым облегчением. Он, конечно же, разделял опасения Богдановича, но не стал об этом говорить.

— Почему так поздно? — спросил он Костича, когда капитан подошел к нему.

— Мелкие, незначительные происшествия, но сейчас все в порядке.

Костич говорил слегка в нос тоном австрийского аристократа, что являлось чистым кривлянием сына боснийского крестьянина. Даже темнота не могла скрыть элегантности его появления. Блеск начищенных сапог, безупречно сидящая форма с острыми как бритва отутюженными складками — он выглядел так, словно собрался участвовать в параде, а не в путче.

— Тогда вперед! — сказал Машин своим людям, и на этот раз группа пришла в движение почти без шума.

Михаил держался возле Аписа. Этот высокий сильный человек, несмотря на его безусловную фанатичность, был самым порядочным и бескорыстным из вождей заговора. Им не двигали ни личная злопамятность Машина, ни неутолимое честолюбие Мишича. Никогда бы не стал он убивать из кровожадности или опускаться до мести поверженному врагу. Последние свои надежды на спасение Драги Михаил возлагал на человечность Аписа; может быть, ему удастся все-таки осуществить смену власти без кровопролития. Понятно, что это возможно только в том случае, если Александр не выкинет какую-нибудь глупость, которая даст Машину и его друзьям повод для насилия. Сердце Михаила неистово заколотилось, когда он вслед за Аписом поднялся по ступеням к главному входу во дворец.

Машин достал часы.

— Мы пришли на полчаса позже, — пробормотал он.

— А что, если Наумович решит, что мы вообще не придем? — спросил Лазаревич.

Полковник грубо оборвал его:

— Прекратите болтовню. У него есть приказ — ждать до двух. Только после этого он может идти спать.

Как обычно, Машин был раздражен, когда кто-то критически относился к его планам. Он бросил взгляд на окно справа от крыльца.

— Там, по его словам, он собирался нас поджидать.

Минута шла за минутой, но внутри, во дворце, все было тихо.