Колодец в небо - Елена Афанасьева

– Ну и что ты, соображающая, скажешь? С чего начинать?

– С элементарного вопроса – кому выгодно? – вслух рассуждала я, стараясь не обращать внимания на чуть ироничную улыбку Оленева. – Ясно, что ребенок не цель, а средство. Вряд ли мальчика украли просто отчаявшиеся бездетные родители. Хотя и этот шанс до конца исключать нельзя. Но его лучше отложить напоследок, как и версию похищения с целью продажи. Начинать надо с другого – ребенок как средство получить что-то от родителей. Вопрос что? Лана, есть ли у Марины и ее мужа нечто такое, ради чего можно было бы ребенка похищать. Деньги? Наследство?

– Деньги? – Ошарашенная Лана пожала плечами. – Смотря что называть деньгами. Сейчас так смешались понятия… Что для меня деньги, для Алексея, – она кивнула в сторону Оленева, – полгода назад и разменной монетой не было, а для какого-нибудь бомжа это целое состояние. Таких денег, что детей ради выкупа воровать, у Маринки нет, это точно. Зарабатывает неплохо, понятное дело – гинеколог, но тратит почти все.

– А семейные реликвии? Наследство? Драгоценности?

– Какое там наследство! Советская семья. Все, что у родителей было скоплено, осталось на сберкнижке в 1992-м. Маришка когда зарабатывать сама в своей клинике начала, еще долго привыкнуть не могла, что не надо на каждых колготках экономить. А драгоценности? Смешно и драгоценностями называть. Мы с ней вечно меняемся. То сережки друг у друга возьмем поносить, то браслетик, то камею старую…

Лана показала на камею, сколовшую края широкого ворота стильного свитера. Да уж, из-за такой побрякушки ребенка воровать не станут.

– А муж ее чем занят? Кажется, он депутатом был когда-то?

Семейную фотографию я заметила на Маринином столе в кабинете, куда я наведывалась раз в неделю и, водружаясь на весы, припоминала, где могла видеть изображенного на снимке мужчину. Потом припомнила – в Белом доме. Не в тот раз, когда прошлым летом от Лили убегала, намного раньше, тогда еще парламент был в этом здании. Лет двенадцать назад Маринин муж был известным депутатом. После второго путча поговаривали, что в октябре девяносто третьего его чудовищно избили. Он долго лечился, весь побитый, в шрамах пытался избираться в новую Думу, но не прошел.

– Может, что-то политическое? – предположила я. Лана отрицательно покачала головой.

– Максим давно уже не играющий тренер. Пиар-структурку держит – политконсалтинг, выборные технологии. Но последнее время это барахло все больше без надобности. Парламентские выборы, сами видели, какие были. А теперь и вовсе губернаторов выбирать перестанут, назначать будут. Контора Макса почти без заказов осталась. Паре-тройке бандитов места в партийных списках на выборах в Думу он устроил, и все.

– Бандиты, это уже версия. – Предположил Лешка.

– С выводами насчет бандитов я бы не спешила, – прервала его я. – Уважаемого депутата Асланяна, мужа Ликиной подруги Эльки, весь его южный город знает как большого авторитета. Но после битвы с Волчарой, когда мы пытались заставить министра Волкова тебя освободить, я знаю авторитета Асланяна как вполне милого и, как ни смешно прозвучит, порядочного человека. Когда потребовалось, он и против Волкова попер, хоть с ним какими-то грязными делишками повязан был. А кстати, надо у Ашота спросить, ведут ли к его коллегам следы? Лика говорила, что Ашотик все всегда знает.

Хотела набрать запомнившийся со времен своего стрингерского прошлого номер телефона думской справочной, да передумала. Там в лучшем случае дадут номер приемной комитета или номер пятого помощника третьего заместителя, фиг дозвонишься! Нынче, чтобы поговорить с человеком, который сидит в своем думском кабинете через три улицы от моего дома, проще прежде дозвониться в некое небольшое, но очень нефтяное арабское государство, где возводит шейхские замки Лика, и спросить номер мобильника ее заклятого друга и закадычного врага Ашота.

– Что-нибудь с Оленем?! – Оторвавшаяся от своих золотых клеток Лика прежде вспомнила о Лешке и только успокоенная моими заверениями, что с ним все в порядке, «насколько сейчас это может быть в порядке», продиктовала номер Ашота.

Благородный бандит оказался на пленарном заседании. Но отвечавшая по его мобильному законная супруга Элька сказала, что «дольше первого перерыва подобную мутоту папочка выносить не может, минут через двадцать будет на месте», и пообещала заказать мне пропуск.

Лешка собрался идти со мной.

– То-то корреспондентскому корпусу в Думе счастье привалит! – съязвила я. – Эксклюзив с доставкой в Охотный Ряд! Мои коллеги там в бездеятельности прокисли, давненько в парламенте сенсаций не случалось. А тут – едва выпущенный из тюрьмы подследственный олигарх собственной персоной является к бандиту-депутату в Думу! Представляешь сегодняшние выпуски новостей и завтрашние заголовки в газетах? Не представляешь? То-то!

Секунду подумав, Лешка согласился, что его появление в Думе будет истолковано превратно. Сказал, что тогда отвезет Лану к Марине и на месте узнает подробности. Хотел довезти до Думы и меня, но, еще раз подумав, снова со мной согласился, что подобная забота о беременной женщине бессмысленна. При одностороннем движении вокруг Кремля, даже моим беременным шагом из нашего дома с видом на Старую площадь я дойду до Думы быстрее, чем мы в пробках объедем вокруг Политехнического музея, протиснемся по Варварке, Кремлевской набережной, по Моховой и Охотному Ряду. При нынешнем движении и за час можем не обернуться. Так что пусть Лешка в мой, им же подаренный «Фольксваген-Магеллан» садится и везет Лану к Марине. Там он на месте ситуацию вместо псевдокомпьютерных гениев проанализирует. А я, как только из Ашота что-то выжму, сразу позвоню.

Уже натянула объемный, скрывающий весь мой живот пуховик, как висящий на шее телефончик запиликал вновь:

– Не родишь ты этого выродка! От чужих мужей рожать смертный грех! – прошипел все тот же замогильный женский голос, и связь оборвалась.

Это было уже что-то новенькое.

От удивления я опустилась на старый сундук, сохраненный Ликой в интерьере даже отремонтированной прихожей. Да, формально Никитка и в момент зачатия нашей девочки и в миг своей смерти оставался законным мужем Джилл и приемным отцом ее тринадцатилетней дочери.

Неужели американская семья Никиты охоту на меня и мою девочку начала? Зачем?!

***

Ближайшую подругу Ликиного детства Эльку я видела первый раз – если не считать ее появления на горном склоне в Куршевеле, где мы дожимали тогдашнего министра-капиталиста Волкова с характерной кличкой Волчара, чтобы тот Лешку из своих волчих лап выпустил. Но в тот раз в присутствии настоящего арабского шейха Ликина подружка проявляла себя по минимуму. Может, робела. Теперь же робости в ней не осталось. Напротив, одна досада. И дикое раздражение.

Как приличная депутатская жена, Элька явилась к месту службы супруга. Но, не найдя, перед кем можно было бы покрасоваться в Охотном Ряду, с горя подалась в Кремль. Нет, соблазнять президента она не собиралась, зашла с другого хода – с другой башни. И впервые в своей жизни посетила музеи Кремля.

Исторические святыни Эльку не тронули, а вот Алмазный фонд жену бывшего бандита, а ныне честного депутата проправительственной фракции, добил. Все сияние Тиффани и Картье, навешенное на саму Эльку, как на новогоднюю елку, померкло перед роскошью прежних российских правителей.

Из-за Кремлевских стены Элька вышла в состоянии, близком к панике. Впервые за последних пятнадцать лет она снова почувствовала себя нищей девочкой с пластмассовыми бусами на фоне одноклассниц с золотыми цепочками и бриллиантовыми сережками.

Неимоверное раздражение нужно было хоть на кого-то излить. Для этих целей у Эльки имелся муж Ашот. Муж был виноват всегда и во всем. В данном конкретном случае в том, что драгоценности Эльки – и в этом ей пришлось себе признаться честно – уступали сокровищнице Алмазного фонда!

– Деньги на какое-то депутатство переводит! Оно тебе надо?! – не обращая внимания ни на меня, ни на депутатских помощников на весь думский этаж вопила Элька.

– Так и я о том же, цависимис* (*моя болезнь! – арм., диалект донских армян), – соглашался бывший честный бандит, ныне член думского комитета по борьбе с преступностью. – Но, дэвочка моя, Ликочка, когда звонила, сказала, что у Женечки срочное дело. Давай мы теперь с Женечкой поговорим…

До «поговорим» оставалось всего каких-нибудь минут двадцать – двадцать пять Элькиных воплей. После чего я все же смогла задать свой вопрос, не мог ли Маринкин муж не понравиться кому-то из коллег Ашота?

– Слышал. Слышал я про этого Макса, мужа твоей подруги. Не подруга тебе? Врач? Гинеколог. Вай, вай, гинеколог для женщины главный человек! С Максимом этим я дела нэ имел…

– Хватит с теня того, что ты с другими идиотами… Как это называется?! А, «политтехнологами», имел дело, – не преминула встрять в разговор Элька. Но Ашот даже не огрызнулся. Любовно снизу вверх – честный бандит едва доставал своей супруге до подбородка – оглядел дражайшую половину и ее мысль продолжил: