Огонь и сера - Линкольн Чайлд

– Ах да, большой вопрос, – улыбнулась леди Маскелин. – Я вас слушаю.

– Мне нужно имя той влиятельной семьи, что когда-то владела «Грозовой тучей».

– Я могу дать вам нечто большее, чем имя семьи. – Из кармана она достала конверт и положила его перед Пендергастом. Изящным каллиграфическим почерком на конверте было надписано: «Доктору Алоизию Ф.К. Пендергасту».

Краска сошла с лица фэбээровца.

– Откуда это у вас?

– Вчера граф Фоско – а его семья и владела «Грозовой тучей» – нанес мне неожиданный визит. Пожалуй, неожиданный – не то слово. Фоско сбил меня с толку. Он сказал, что вы придете и что он – ваш друг и хочет передать этот конверт.

Пендергаст медленно достал из конверта карточку, на которой все тем же размашистым, плавным почерком было написано:

Исидор Оттавио Бальдасаре Фоско,

граф Священной Римской империи,

рыцарь большого креста ордена Квинканкса,

постоянный магистр Розенкрейцерской масонской ложи Месопотамии,

член Королевского географического общества и проч., и проч.,

будет безмерно рад

видеть вас в фамильном имении

Кастель-Фоско

в пятницу, 5 ноября.

Кастель-Фоско,

Греве-ин-Кьянти,

Фиренце.

Пендергаст резко взглянул на д'Агосту, затем вновь на леди Маскелин.

– Этот человек – вовсе не друг. Он чрезвычайно опасен.

– Опасен? Милый толстый граф? – Леди Маскелин было рассмеялась, но смех ее прервался, когда она увидела выражение лица фэбээровца.

– Скрипка – у него, – сказал Пендергаст.

– Так оно и должно быть, – не отрывая взгляда от агента, произнесла женщина. – То есть если скрипка найдется, она должна быть у него.

– Чтобы заполучить «Грозовую тучу», граф жестоко убил четырех человек, а может, и больше.

– Боже мой...

– Никому ничего не рассказывайте. Оставайтесь здесь – на Капрайе вам ничто не угрожает. Если бы Фоско счел необходимым, он бы вас уже убил.

– Вы пугаете меня.

– Да, и мне жаль, но порой лучше бояться. Через два-три дня все закончится. Виола, пожалуйста, будьте осторожны. Просто ждите, пока я не вернусь со скрипкой.

Сначала она не ответила, потом, словно очнувшись, произнесла:

– Вам пора. Иначе опоздаете на паром.

Пендергаст взял леди Маскелин за руку. Так они стояли – молча, неподвижно, глядя друг другу в глаза. Потом Пендергаст развернулся и быстро зашагал к воротам.

Остров таял в воздухе на горизонте. С той минуты, как напарники покинули домик на краю обрыва, Пендергаст не промолвил ни слова, лишь, потерянный в собственных мыслях, смотрел на бурлящий след, тянувшийся за паромом.

– Фоско знал, что вы знаете, – произнес д'Агоста. – Иначе бы он убил Маскелин.

– Да.

– Получается, вся эта история – лишь изощренный план, как заполучить назад скрипку, так?

Пендергаст кивнул.

– Я и не сомневался, что жирная сволочь в этом замешана.

Пендергаст молча смотрел вдаль.

– Вы как, в порядке? – осмелился спросить д'Агоста.

– Да, вполне. – Очнувшись, Пендергаст огляделся. – Спасибо.

Остров исчез совсем, и, словно по команде, на восточном горизонте возникли низкие очертания материка.

– Что будем делать?

– Я приму приглашение Фоско. Если мы хотим арестовать графа, необходимо узнать, что за машина послужила ему орудием убийств.

– Зачем же Фоско вас пригласил?

– Чтобы убить.

– И вы пойдете к нему?!

Взгляд Пендергаста вновь обратился к морю, серебристые глаза почти полностью побелели, отражая яркий свет.

– Фоско уверен, что я приму приглашение, потому что это единственный шанс получить доказательство его вины. Если же я откажусь, он будет преследовать нас – месяц или год, а может, и все десять лет... – Фэбээровец помолчал. – И будет постоянно угрожать Виоле, леди Маскелин, из-за того, что она знает.

– Понятно.

Пендергаст все смотрел в голубую даль, а когда заговорил вновь, его слова прозвучали очень тихо:

– Завтра в Кастель-Фоско все закончится.

Глава 73

Сидя за старым столом напротив Бака, Брайс Гарриман делал заметки. Свет газовой лампы резал глаза. Была уже почти полночь, и Гарриман подгонял в уме материал второй статьи, которая пойдет в утренний выпуск, – первую он накатал еще в полдень, но не успел сдать до вечера. Опросив с полдесятка людей в лагере, Гарриман скроил из этих кусочков смачную статейку: кичливый капитан явился арестовать Бака, но вдруг запаниковал и дал деру, оставив разбираться во всем напарника – женщину. Шикарная получится вещь – не просто статейка, а пропуск на работу в «Таймс». Гарриман успел заглянуть к ним, запустить щупальца... Вроде бы все шло как надо. Спасибо Баку, Гарриман теперь – единственный журналист, которого пускают в палаточный городок. Сейчас он соберет материал, скомпонует, а утром с двумя статьями в одном номере сорвет двойной куш. И уж конечно, завтра Гарриман тоже вернется – так, на случай если полиция перейдет в решительное наступление.

По настроению в городке Гарриман понял: заварухи не избежать. Сорвав арест преподобного, люди ходили возбужденные, готовые к бою – лагерь все никак не мог успокоиться и напоминал бочку с порохом, фитиль которой уже загорелся. И хоть близилась полночь, воздух буквально звенел от молитв и бесед. Многие ребятишки, проверив на себе, что значит спать на земле и обходиться без Интернета и кабельного ТВ, сделали ручкой. Зато те, кто остался... о, те были настоящим ядром, преданными последователями. И недостатка в них Гарриман не заметил – он насчитал три с лишним сотни палаток.

Сам Бак изменился. Гарриман больше не чувствовал в преподобном сомнения – исчезла аура удивленного и ничего не понимающего человека. Вместо нее Бак излучал прямо-таки сверхъестественное спокойствие и уверенность. Когда их с Гарриманом взгляды встречались, журналист готов был поклясться, что Бак смотрит сквозь него – в иной мир.

– Что ж, мистер Гарриман, – проговорил Бак. – Вы получили то, зачем пришли? Уже почти полночь, мне пора читать проповедь, прежде чем люди отойдут ко сну.

– Только один вопрос. Вы ведь понимаете, полиция Нью-Йорка не оставит вас в покое... Как думаете, что они предпримут?

Этим вопросом Гарриман надеялся встряхнуть Бака, но тот лишь стал еще безмятежнее.

– Они предпримут то, что должны предпринять.

– Но ведь ничего хорошего вы не ждете? Вы готовы к чему угодно?

– Нет: ничего хорошего я от полиции не жду; и да: я готов ко всему.

– Вы говорите так, будто уже знаете, что случится.

Бак улыбнулся, будто говоря: да, знаю.

– И вас это не тревожит? – допытывался Гарриман.

Снова та же загадочная улыбка. Черт, в статье ее не процитируешь!

– Полиция может применить слезоточивый газ или даже послать группу спецназа. Тот первый визит – лишь детский лепет.

– Я вверяю судьбу в длани Господа, мистер Гарриман. А кому вы вверяете свою?

«Все, пора закругляться».

– Благодарю, преподобный, вы мне очень помогли. – Гарриман встал.

– А я благодарю вас, мистер Гарриман. Не задержитесь ли еще ненадолго – послушать мое обращение к людям? Как вы сами сказали, противник готовится к действиям. Сегодня моя проповедь прозвучит несколько иначе.

Мгновение Гарриман колебался. Утром ему вставать в пять часов. К тому же если завтра копы что-либо предпримут, они выступят рано.

– О чем же проповедь?

– О преисподней.

– Тогда останусь.

Бак подозвал одного из помощников, и тот помог ему облачиться в простую ризу, а затем провел преподобного к выходу. Следуя за ними, Гарриман достал диктофон. Стараясь не обращать внимания на вонь, он шел за Баком к травянистому холму – там из земли торчал кусок скалы. Он возвышался над палаточным городком, и все дружно называли его «скалой проповеди».

Бак взобрался на каменную вершину, и шум в лагере стих. Преподобный медленно поднял руки, а Гарриман, глядя снизу, увидел, как из темноты выступили сотни людей, окружив проповедника.

– Друзья мои, – начал Бак. – Доброго вечера. Еще раз благодарю, что присоединились ко мне на этом пути. Уже не первый вечер я говорю с вами о поисках духа, объясняю, зачем мы здесь и что должны делать. Сегодня я поведаю нечто иное.

Братья и сестры, вскоре вам предстоит испытание. Великое испытание. Хвала Господу, вчера мы одержали большую победу. Однако пособники тьмы легко не сдаются. И потому мужайтесь – мужайтесь, дабы принять и исполнить волю Всевышнего.

Гарриман удивился голосу Бака: преподобный говорил тихо, но в речи металлом звенела уверенность, которой прежде не было.

– Я много раз повторял, зачем мы собрались и чего добиваемся. Сегодня, накануне событий, которые станут испытанием из испытаний, позвольте указать, кто наш враг, с кем мы боремся. Запомните мои слова и храните, когда меня не станет меж вами.