Тридцать девять и девять (СИ) - Джим Вестван

посчитал нужным сказать хоть слово в оправдание, он просто опустился с усталым вздохом в кресло, закуривая прямо в кабинете, и она вылетела оттуда, сгорая от стыда и будучи абсолютно уверенной, что адюльтер для нее окончен.

В чем могла она его упрекнуть? Он моложе Ленки на целых шесть лет, он свободен, не связан никакими обязательствами, и с чего она взяла, что он видит в ней что-то, кроме средства для удовлетворения простейших потребностей? Ленка тогда будто бы от гипноза очнулась, впервые взглянув на себя со стороны. Это ведь она — солидная замужняя дама — как влюбленная школьница, искала любую возможность с ним пересечься и придумывала множество поводов зайти к нему в отделение. Это она таскала из дома приготовленные для него угощения, удивляя мужа вдруг открывшимися кулинарными талантами. Она лезла к нему с ценными советами, она читала нравоучения о недопустимости закидываться на ходу подаренными конфетами, запивая их преподнесенным по традиции коньяком. Она помнила каждое сказанное им слово, искала скрытый смысл в каждой фразе, ловила каждый его жест… Что она не так давно говорила Кире Черновой, которая казалась ей просто слепо влюбленной идиоткой? Что-то о собственном достоинстве, кажется?..

Так поведение Киры и сравнивать смешно с тем, как вела себя мудрая Леночка Стельникова, подставляя под удар собственную семью ради любовной связи, которую и отношениями-то назвать нельзя. Кира, в конце концов, боролась за свое счастье, она терпела и прощала в надежде получить наконец любимого мужчину в качестве законного супруга и, надо отдать ей должное, в итоге победила, пройдя долгий путь обид и унижений. А что ожидала получить уважаемая Елена Яковлевна от человека, который ни единого встречного шага еще не сделал? Чего она, в принципе, хотела дождаться, кроме сплетен и насмешек молоденьких медсестер, которые уже явно шептались у нее за спиной? Это они, умные современные девчонки, могли просто приятно провести с мужчиной время и не мучиться лишними мыслями. Ленка, как оказалось, так не могла. И влипла основательно.

Она и не предполагала тогда, до какой степени во все это втянулась. Каким кошмаром было одергивать себя каждый раз, когда находился очередной повод заскочить на минутку в родильное отделение, и помимо воли улавливать все доносящиеся оттуда слухи, и коллекционировать любые о нем подробности. А дома не выдерживать и пяти минут беззаботного общения с драгоценным супругом, язвить по поводу каждой сказанной Мишей фразы и беситься от его избитых штабных шуточек. Она и Андрея-то к родителям практически переселила, чтоб хоть на ребенке не срываться.

А потом случилось разбирательство с обиженными акушерками. Ленку пригласили на собрание у главного врача как заведующую смежным отделением, чтобы рассмотреть официально написанную на него жалобу. Эти две надменные тетки не сомневались, что авторитетная Стельникова сумеет поставить на место зарвавшегося выскочку, неизвестно за какие заслуги назначенного сразу заведующим родильным отделением. Он сидел с таким скучающим, сонным видом, будто история эта его никак не касалась, и, похоже, вообще не понимал, насколько серьезными были изложенные теми безмозглыми курицами обвинения. И Ленку просто прорвало от накопившихся, переполнивших ее эмоций. Она сама в себе не подозревала такого красноречия, когда, бросившись на его защиту, просто с грязью интриганок смешала, припомнив им все случаи неудачного вмешательства, которые происходили до появления нового заведующего.

Он зашел к ней в тот день сам. Впервые, сразу после окончания собрания. Чтобы выразить свое восхищение и благодарность. Словами! Не кивком, не движением бровей и даже не царственным жестом. А самыми настоящими человеческими фразами, которые она до сих пор помнит дословно.

С тех пор, помимо возобновленных сеансов интимного общения, они стали иногда разговаривать, и Ленка вязла все больше, увлекаясь уже и его образованностью, и остроумием, и удивительным для такого молодого возраста скептическим отношением к жизни. Она снова рассказывала себе, что ничего ненормального не происходит, она просто компенсирует недостающие ей впечатления и лишь пользу собственной семье приносит, вновь став спокойной, веселой и общительной личностью.

До следующего случая, когда поймала его красноречивый взгляд через свою голову на заходящую к нему в кабинет новенькую медсестричку. Он оценивающе посмотрел на юную красотку, потом, вздохнув, на пачку сигарет в своей руке, потом на Ленку… И так отчетливо она ощутила его душевные муки по поводу очередности предстоящих действий. Он же вообще Ленку не слушал — он решал, что сделать ему в первую очередь: оприходовать в кабинете медсестру, покурить на лестнице или все-таки проявить вежливость, дослушав нудный Ленкин рассказ о необычном случае из ее практики, когда один находчивый папаша в условиях Севастополя провернул успешный опыт наемного материнства. Победили тогда сигареты. Скорчив скучающую гримасу, он покивал, выражая желание закончить разговор, и вразвалку ушел на лестничную площадку, а Ленка снова поклялась себе, что перестанет так унижаться перед этим самодовольным мужланом, не способным на человеческие чувства.

Она снова пыталась с собой бороться, и снова мучилась и давилась слезами, пока он не явился выяснить, почему она больше не приходит, чтобы его повоспитывать. Он и в мыслях не держал, что своим поведением как-то ее задевает. И какой был смысл с ним об этом говорить? Она опять была в его власти, счастливая от их близости, пока не накапливались обиды, и тогда опять все по замкнутому кругу. Как сегодня, когда она узнала, что одна из этих шустрых медсестер к нему переехала, заменив собой предыдущую, уставшую от вечного ожидания чуда. А что здесь непонятного? Кто-то же должен сторожить служебную квартиру, в которой он иногда появляется, чтобы сменить одежду, например. А чистая одежда должна откуда-то появляться, и пыль на полках кем-то должна быть убрана. Уж не хочет ли Елена Яковлевна этим заняться, став еще и бесплатной домработницей для молодого перспективного доктора?

А ведь она бы на это согласилась. Она же и в самом деле все достоинство в своем сумасшествии давно растеряла. Вот только никто ей этого не предлагал, и она драит полы собственной квартиры, исходя бессмысленной яростью, и снова клянется себе, что уж на этот раз точно со своим безволием покончит окончательно! И так сильно старается сама себе поверить…

***

Все как по нотам прошло у Черновых. Точно по прописанному романтичной Кирочкой сценарию. Ну а почему Данилу было ее не порадовать, изобразив все, что в таких случаях положено: подобострастие перед благодушным отцом семейства, восхищение приготовленными блюдами и изысканные манеры по ухаживанию за милыми дамами. Видел бы его Арсен во время этого торжественного обеда — помер бы со смеху!