Шифр Магдалины - Джим Хоган

— Ну что ж, добро пожаловать на виллу Мунсальвеше, мистер Данфи. «Собраться вы можете в любой момент, но вот уйти вам будет трудновато».[105]

29

— Вы поклонник «Иглз»? — спросил Данфи.

— Только одной их песни, — ответил Гомелес, опрыскивая орхидею из хрустального распылителя. — Она мне лично очень близка.

Джек вместе с Клементиной находился в оранжерее виллы, они занимались пересаживанием и подкормкой орхидей вида «Dendrobium», которые разводил ее хозяин. Цветы источали благоухание, напоминавшее смесь аромата малины с цитрусовыми, одновременно изысканное и соблазнительное. Гомелес сказал, что выращивает их на протяжении уже почти пятидесяти лет.

— Я занялся этим практически сразу после войны, — объяснил он. — И оно стало моим хобби. Одним из множества.

Среди них было также изучение языков. По признанию Гомелеса — шутливому, как заключил Данфи, — он говорил почти на всех. Он явно преувеличивал, но насколько, не могли сказать ни Данфи, ни Клементина.

Одним из самых обширных помещений виллы была библиотека, сводчатый, отделанный деревянными панелями зал, от пола и до потолка заполненный книгами, до большей части которых можно было добраться только с помощью раздвижных стремянок. Большинство изданий, представленных здесь, были на одном из современных европейских языков, но имелись также полки и целые шкафы, где находились рукописи и фолианты на загадочных наречиях, о происхождении которых Джек мог только догадываться: на древнееврейском, китайском, японском, санскрите, урду, хинди, арабском и… эвзкади?

Возможно, Гомелес скорее библиофил, нежели лингвист? Но нет, Джек видел почту старика, она почти полностью состояла из подписных научных изданий на языках столь далеких друг от друга стран, как, к примеру, Дания и Индонезия.

В любом случае библиотека представляла собой внушительное помещение. Она протянулась на тридцать метров, и в ней, кроме шкафов и стеллажей, находились выставочные стенды, в которых располагались древние телескопы и астролябии, хронометры и скрипки. Этрусские монеты и терракотовая посуда соседствовали там с коллекцией византийских и римских масляных ламп.

Но не библиотека была любимым местом Гомелеса в его обширном доме, а небольшая мастерская, проход в которую находился между двумя высокими стеллажами с литературой по Японии и иудаизму. В мастерской располагался стол среднего размера, на котором было установлено разнообразное электронное оборудование. На стене за столом висел плакат со словами «La vérité est dehors la!».[106]

Гомелес с любопытством наблюдал за тем, как Данфи с Клементиной разглядывают аппаратуру. Два устройства были соединены с принтером, из которого постоянно выползала бумажная лента с чем-то, что напоминало обычную кардиограмму.

— А что это такое? — спросил Данфи, рассматривая подсвеченные шкалы и кнопки.

— Анализатор спектра, — ответил Гомелес, — подключенный к преобразователю из цифровой формы в аналоговую. Ну и к принтеру, конечно.

— А для чего оно вам? — спросила Клементина.

— Ну, — ответил старик, — в данный момент оно занимается тем, что анализирует радиосигналы, получаемые из космоса.

— О! — откликнулась Клементина на его объяснения. — А для чего?

— Ну, хотя бы для того, — ответил Гомелес с усмешкой, — чтобы внести свой посильный вклад в поиски признаков разумной жизни во вселенной, на которые направлены усилия многих профессиональных астрономов.

— Вы хотите сказать…

— На крыше установлен радиотелескоп. Не очень большой, но работает вполне исправно.

— И упомянутая проблема вас очень волнует? — спросил Данфи.

Гомелес пожал плечами:

— Да в общем-то не очень.

Данфи хотел было задать следующий вопрос, который логически вытекал из первого.

— Зачем же тогда…

Но Гомелес приложил палец к губам:

— Поймете позже. Всему свое время.

Данфи никогда не любил подолгу гостить у кого бы то ни было, даже у владельцев замков и дворцов. Ему больше нравилось останавливаться в гостиницах. Но Гомелес являлся обладателем ответов на те вопросы, которые в последнее время занимали его больше всего. И хотя Джек бывал порой излишне напорист в своих расспросах (Знали ли вы Даллеса и Юнга? Каковы цели Общества?), у старика, несомненно, был свой план общения с ним, и торопить его было бессмысленно. Поэтому Данфи пришлось набраться терпения. Что было совсем не легко.

После недели, проведенной в Мунсальвеше, они довольно близко познакомились с Гомелесом. Старик — а он действительно, что уж тут греха таить, был стариком, незадолго до их приезда отпраздновавшим свое девяностодвухлетие — оказался идеальным хозяином, очень чутким и внимательным ко всем нуждам своих гостей, интеллигентным и тактичным. В Гомелесе, в его характере и поведении было некое сочетание серьезности и мягкой обходительности, заставившее Данфи пожалеть, что его собственный отец был так мало похож на этого швейцарского затворника. Что касается Клементины, то она была в полном восторге от старика, каждое утро проводила с ним в оранжерее, а ближе к вечеру выкатывала его к пруду кормить лебедей.

Конечно, Гомелес жил не один. Обслуживающий персонал виллы состоял из дюжины человек, включая тех, кто работал в самом здании и в поместье. Он состоял из двух садовников, шофера, медсестры, четырех горничных, секретаря, который также исполнял роль дворецкого, двух поваров и нескольких охранников, крайне редко попадавшихся на глаза, — они патрулировали границы владений Гомелеса, объезжая их на мототележках для гольфа.

— Я не могу беседовать ни с кем из них, — как-то заметил Гомелес, — они ведь откровенные идиоты.

Данфи усмехнулся.

— Они хуже, чем идиоты, — сказал он. — Они бездельники. Не знаю, где они были прошлой ночью, но за воротами они не следили. Мы беспрепятственно вошли на территорию поместья при свете луны. На нашем месте могла бы быть целая русская армия.

— Ну да, конечно, вы вошли беспрепятственно, — согласился Гомелес. — Но ведь так было задумано.

— Что вы хотите сказать? — спросила Клементина.

— Они хотели, чтобы вы вошли. Собственно говоря, я тоже этого хотел.

— Но зачем?

— Потому что они не могли вас найти. Даже наоборот, вы находили их, а не они вас. Вначале в Лондоне, потом в Цуге. А затем в Париже. Поэтому, я полагаю, ваш приятель Матта решил провести мозговой штурм в подведомственной ему организации и пришел к выводу, что если Магомет не идет к горе, то пусть уж гора придет к Магомету.

— Значит, мы находимся в ловушке, — заключил Данфи.

Гомелес пожал плечами.

— У меня на вилле никогда не случалось никакого насилия, мистер Данфи, и могу вас заверить, что не случится и впредь.

— А если… если… когда… мы решим уйти? — спросил Джек.

— Они убьют вас в то же мгновение, как только вы переступите границы моих владений.

Данфи задумался.

— Только что вы сказали: «Они хотели, чтобы вы вошли. Собственно говоря, я тоже этого хотел». Что вы имели в виду?

— Ну вот, — ответил Гомелес, — вы и дошли до самого главного вопроса. Я имел в виду, что здесь я такой же пленник, как и вы. Конечно, я могу выходить из дому, могу прогуливаться, но недалеко. Я очень стар, и инвалидная коляска — большое подспорье. Полагаю, вы понимаете, что сбежать отсюда мне одному практически невозможно…

Данфи мгновенно понял, на что намекает старик.

— Но вы обдумывали то, как…

Гомелес кивнул:

— Я только об этом всегда и думал. По крайней мере с тех пор, как был ребенком лет пятидесяти. — Он смерил Джека взглядом с ног до головы и спросил: — Спина-то у вас сильная?

Данфи пожал плечами:

— Думаю, да. А что?

— Просто интересно. — Старик развернул кресло и поманил их за собой. — Я хочу, чтобы вы кое-что увидели. — И, нажав кнопку на подлокотнике кресла, резко рванул на нем вперед.

Они миновали библиотеку и оказались в большом зале, где их ждал лифт начала XX века. Данфи успел заметить, что дверцы из кованого железа изображают падение Люцифера и его ангелов. Джек придержал дверцы, пропуская вперед Клементину и Гомелеса, а затем вошел сам. Как только Гомелес вставил ключ в панель управления, дверцы с грохотом захлопнулись. Лифт начал медленно опускаться.

Движение вниз длилось очень и очень долго. Наконец они прибыли в самый глубокий подвал виллы. И то, что увидел Данфи, крайне изумило его. Он ожидал найти там винный погреб или подземную темницу, но глазам его предстал сияющий чистотой коридор с ультрасовременными кабинетами. Вокруг были слышны звонки телефонов, щелканье клавиатур, жужжание копировальных устройств. Мужчины и женщины в черных костюмах занимались своей работой и только изредка украдкой бросали взгляды в сторону Гомелеса.