Затерявшийся. Дилогия - Мельнюшкин Игоревич

   Отпустив вестового, нагрузив предварительно ценными указаниями, которые, в общем-то, нафиг никому не нужны, отправился к месту где горело несколько фонарей, но особого ажиотажа не отмечалось. Как и думал, оказалось нечто вроде полевого перевязочного пункта.

   - Геращенко, что у вас?

   - Трое раненых. У одного пулевое на вылет в районе ключицы, несложное. Двоих осколками гранаты посекло, одного здорово. Мне бы телегу, нужно лёжа транспортировать.

   - Может лучше на машину?

   - Машины наверняка с перегрузом пойдут, застревать будут, к тому же тряска сильная, а так мы потихоньку - я рядом пойду.

   - Как скажете, вам виднее.

   Опять малой кровью обошлись. Повезло, вот только надолго ли? Вообще всё странно - на фронте у немцев чаще всего всё получается, хотя и не везде, от Ленинграда они войска отводят, так его и не взяв, а вот здесь у нас всё получается на загляденье. Не понимаю, а всё что не понимаю - опасно. И планирование у нас на самом примитивном уровне и бардак тот ещё, но мы бьём немцев и достаточно удачно уходим от их ответных ударов.

   То есть причины придумать для этого можно. Вот так сходу: здесь почти сплошь тыловики к нормальному бою не приспособленные, хотя мы и с эсэсовцами справлялись, но только тогда, когда те попадали в засаду, а нас было больше. Ну, или столько же. Причина? Причина. Следующее: сейчас мы делаем тоже, что и немцы на фронте - концентрируем силы и бьём там, где нам выгодно. А почему прекратили получать противодействие? Тут, скорее всего, причин несколько: первая, смогли частично уничтожить, частично нейтрализовать те силы немцев, что они могут выделить конкретно на этот участок, вторая, противник, вероятно, считает, что сможет закончить войну в ближайшее время, оттого и концентрирует все силы против Москвы.

   В чём-то они правы - закончи войну и все наши потуги никому не нужны, но в тоже время, не могут же они не понимать, что потеря Москвы это не конец войне. Странно и не понятно, а про непонятно я уже говорил. Ладно, не до того сейчас, позже попробую обмозговать.

   Уходили тяжело нагруженными, даже мне достался какой-то мешок, точнее я сам его взял. Старшина настойчиво предлагал и обратно на машине отправиться, но смысла в этом особого не было: за оставшееся тёмное время автомобили до базы отряда не дойдут, да мы на это и не надеялись, подготовив для них хорошее укрытие в болотах у Больших Жарцов. Знаток немецкого языка там был, так что автоколонну из четырёх автомобилей спихнул на Тихвинского, а сам почапал с отрядом. Нет, конечно чистого, хоть и слегка грязного, грузчика я изображать не пытался - в охранении от меня толку больше, потому и груз я только половину времени тащил, а второю половину шастал по кустам, натаскивая к этой работе бойца из нового набора. Фамилия у него была Кушенко. Сам невысокий худой и лопоухий, но утверждал, что лес знает. Вроде и правда в лесу не первый раз - в муравейник не залез ни разу и о деревья головой не стучится, но ходить нормально всё одно не умеет, смотреть тоже, но орёл. Так и хотелось двинуть в ухо, когда он в третий раз, невзирая на приказ молчать, полез с вопросами, хорошо хоть шепотом. С кем приходится работать!

  Уходили опять четырьмя разными маршрутами. Наша колонна к рассвету сделала километров десять, но ноги все ели таскали. На привал расположились в редком лесочке. Только расставил посты и вернулся к основному отряду - рухнул как подрубленный.

  Девушке, на первый взгляд, было лет восемнадцать. Одета она была в белоснежный сарафан, отороченный поверху и понизу крупным красным рисунком. Рукава были украшены подобным же узором, но только рисунок был мельче. Длинная русая коса, переброшенная на грудь, спускалась почти до колен, на голове же красовался венок, сплетённый из крупных белых и красных цветов. Только внимательно взглянув в её глубокие голубые глаза, заодно заметив мелкие морщинки возле них, можно было догадаться, что женщина старше. Вот только на сколько, понять нельзя.

   - Что, не узнал? - женщина улыбнулась задорно, но чуть грустно. - А знаешь как девушке обидно, когда её не узнают, особенно после такого краткого, по крайней мере на её взгляд, расставания?

   - Извини, но у меня возникли некоторые проблемы с памятью.

   - Угу, после такого ещё легко отделался, - она горестно, но чуть наигранно вздохнула. - Ладно, не буду тебя в этот раз мучить. Я Доля. Не пытайся, всё равно сейчас не вспомнишь. Может потом...

   - Спасибо, Доля. Что я тут делаю?

   - Ты пришёл по моей просьбе. Ну, как пришёл - я позвала, а воспротивиться ты не смог.

   - А зачем звала?

   - Вот какие же вы мужчины... Может посмотреть захотелось. Что жалко?

   - Нет. Ты красивая, мне тоже нравится на тебя смотреть.

   - Что? Комплимент? Что это случилось с нашим брутальным мачо? Оказывается, иногда даже с виду неприятные вещи могут идти на пользу. Рассажу Маре, она обхохочется.

   Ничего не понимаю, но, похоже, моя собеседница не собирается ничего объяснять. Ну что же, и я напрашиваться не собираюсь. Нет, если бы почувствовал, что она готова хоть что-то рассказать, то попытался, но не чувствую.

   - Молодец, правильно не расспрашиваешь. Помнишь. Всё что надо узнаешь - не меньше, но и не больше. Сестрёнка вспомнила о тебе.

   - Сестрёнка?

   - Ну да, Недоля. Ты всегда был слишком активным мальчиком, Мара говорит, что даже гиперактивным. Вот и обратил снова на себя внимание, а может ей кто и намекнул. Она же всегда была помешана на Равновесии. Не беспокойся, ты ей всё же тоже нравишься, поэтому она не станет нивелировать твою прошлую удачу, но с этого момента станет приглядывать. А внимание Недоли, сам понимаешь...

   - То есть халява кончилась?

   - Ох уж эти твои выражения... Нет, халява не кончилась, просто за неё теперь платить надо...

   Женщина горько засмеялась и пропала.

   Опять! Что это, схожу с ума? Пётр Петрович, который Кащенко, мир его праху, наверное, моим случаем заинтересовался бы. Ещё бы, он всё больше с Наполеонами и Петрами Первыми дело имел, а у меня целый выводок богов наклёвывается. Сначала Морана, теперь Доля, да на сестрёнку свою намекает. Ладно, хватит панику разводить. Скорее всего это сработал анализ моих страхов, моего опасения что время отведённое на удачу заканчивается. А то, что на меня обратили внимания, я и так догадываюсь, а после сегодняшнего ещё больше обратят, и ещё больше обозлятся. Правда, не боги, а значительно более неприятные существа. Те, что ходят в чёрных мундирах и кричат 'Хай Гитлер'. Но зато, в отличие от богов, они смертны. Я точно знаю. Сам убивал.

  * * *

   - Старшина, давайте подведём итоги. Что мы поимели с гуся?

   - Так, начну с вооружения. Пистолетов разных - двадцать шесть штук, маузеровские карабины и винтовки - шестьдесят две штуки, пулемёты тринадцатой модели - три штуки, все под ленточное питание, четыре автомата. Это вместе с разгромленной подмогой. Кроме того на аэродроме захвачены две тридцатисемимиллиметровые зенитные пушки, Вальтер назвал их Флак восемнадцать. Кроме того с самолётов сняты десять пулемётов винтовочного калибра, пять крупнокалиберных пулемётов - три по тринадцать миллиметров и два по пятнадцать и одна двадцатимиллиметровая пушка. Большая часть авиационного вооружения требует переделки и изготовления станков или других видов крепления.

   - А что с боеприпасами, - продолжал я допытываться, пытаясь осознать, что же мы всё же приобрели.

   - К пистолетам и автоматам примерно шестьсот пятьдесят патронов, винтовочных больше восьми тысяч, четыре с половиной тысячи сняли только с самолётов, но там боеприпасы особые, в том числе бронебойные и зажигательные. К тринадцатимиллиметровым пулемётам тысяча двести, к пятнадцатимиллиметровым четыреста - тоже специальные, хотя бывают ли там другие, кто знает. К двадцатимиллиметровой пушке семьдесят пять снарядов, к зениткам двести восемьдесят.

   - Неплохо, - улыбнулся Матвеев.

   - Угу, а теперь поделите это всё на пятьсот человек, - капитан был отнюдь не в восторге от таких, на первый взгляд больших, цифр. - По двадцать патронов на человека?

   - Да, - Жорка дёрнул себя за мочку уха, - Не разжиреешь. А потратили сколько, старшина?

   - Считай пять сотен.

   - Когда успели?

   - Вы всё успеваете - на вас ни жратвы ни патронов не напасёшься. Бой на аэродроме - три сотни патронов долой, засада на немцев - ещё две, да та группа, что полицаев ходила в Борки пугать, два десятка сожгла.

   - Кстати, а как Борках всё прошло? - спрашиваю Калиничева.

   - Нормально. Говорят, пришли, несколько пуль полицаям в окна засандалили и отошли. Тем, естественно, не до ночных прогулок стало.

   - Ясно, что ещё ценного в хозяйстве образовалось?

   - Продуктов захватили, но немного, нашей ораве и на неделю не хватит, немного же медикаментов и перевязочных материалов, зато бензина считай четыре тонны, но он авиационный - на авто клапана прогорать будут, но вряд ли машины именно от этого испортятся.