«Если», 2002 № 05 - Брайан Плант

Весьма обнадеживающие достижения, не так ли?

Но и весьма пугающие…

Как же будет работать нанотехника? Сначала «наноруки», ведомые нанокомпьютером, соберут ассемблер. А тот, естественно, запрограммирован на атомную сборку других ассемблеров. Предполагается, что на один ассемблер пойдет около миллиарда атомов. Производительность — примерно миллион атомов в секунду. За четверть часа наноробот создаст свою точную копию. Медленно, да? Но не будем забывать, что у нас теперь две самовоспроизводящиеся машины, и минут через 15 их станет четыре. Теперь вспомните легенду об изобретателе шахмат, который попросил в награду положить на первую клетку одно зернышко, на вторую — два, на третью — четыре…

В общем, подсчитано, что за сутки наша планета накроется толстым одеялом из этих «ручек»…

Надо сказать, что сам Дрекслер ввел понятие «grey goo», которое переводится как «серая топь» или «серая слизь». Цепная реакция воспроизводства неуправляемых наномашин — кошмар, который грозит воплотиться в жизнь.

«Технологии XXI столетия, генетика, нанотехнология и роботика, настолько могущественны, что могут привести к совершенно новым типам катастроф и злоупотреблений, — замечает Билл Джой, основатель такого гиганта, как Sun Microsystems.

— Берегитесь, — продолжает он, — в нанотехнологиях гигантская мощь и гигантская угроза». Что ж, фантасты уже не раз и не два предупреждали об этом. В романе Вернора Винджа «Пламя над бездной» нанотехнологии хоть и позволяют герою одолеть злодеев, но там же рассказывается об истории благополучного мира, который нанороботы погубили.

А вот сам Эрик Дрекслер считает, что оснований для пессимизма нет. Рано или поздно, уверяет он, возникнет нанообщество, в котором будут работать одни ассемблеры. Люди же будут развлекаться в свое удовольствие. Перспектива весьма сомнительного свойства… В романе Майкла Муркока «Танцоры на краю времени» описано такое сообщество. Вся планета превратилась в лемовскую «интеллектуальную среду обитания», практически все атомы и молекулы — своего рода ассемблеры, которые выполняют любые желания человека. Другое дело, что людей осталось — по пальцам пересчитать…

Мы все еще мыслим категориями даже не двадцатого, а девятнадцатого века. Все открытия и изобретения, самые революционные, не посягали на основу цивилизации, хотя порой грозили ей гибелью. Нам кажется, что прогресс будет двигаться линейно — то есть автомобили завтра будут быстрее и экологичнее, самолеты — надежнее, лекарства — эффективнее… Но будущее, в которое мы стремительно погружаемся, сулит иное. Близится время «страшных чудес», и надо встретить его во всеоружии разума.

Мы создали сложнейшую технику. наша цивилизация обросла миллионами всевозможных приборов, машин, сооружении. Казалось, с машинами не может быть ничего неожиданного. Они будут становиться сложнее, совершеннее, и только. Чушь! Мы рисуем харчевни и святых Себастьянов, а кто-то в это время открывает новый мир…

Майкл Коуни

ПТИЦЫ

Все это затеяла бабуля.

Может, потому что лето выдалось самым что ни на есть жарким на памяти старожилов, но только как-то днем она сбросила с себя все до последней нитки, старательно обвела красной краской глаза, нарумянила щеки, подбородок и шею, размалевала густо-черным тело, если не считать подмышек и внутренней стороны запястий, которые выкрасила белым, нацепила новый антигравитационный пояс, замахала руками и плавно вспорхнула на ближайшее дерево, оказавшееся дубом. Там нашла себе подходящий насест и удобно устроилась. И только тогда соизволила уведомить нас, что отныне является не кем иным, как рыжегрудой Птицей-Носорогом из самой Индии. Больше она ничего не сказала — по той веской причине, что носороги не относятся к разряду говорящих птиц.

— Спускайся вниз, бабуля, — позвала мать, — не то простудишься насмерть.

Вместо ответа бабуля вытянула шею и вперилась в горизонт.

— Она спятила, — постановил отец. — Просто спятила. Я всегда говорил, что она сумасшедшая. Сейчас же позвоню в психушку.

— Попробуй только!

Дело в том, что мама всегда принимала близко к сердцу очередные причуды бабули.

— Она скоро слетит оттуда, тем более что вечер уже на носу. Замерзнет и явится.

— Хотел бы я знать, зачем старой дуре в ее-то возрасте понадобилось антигравитационное устройство, — проворчал отец.

Департамент водоснабжения ограничил подачу воды, а синоптики предсказывали наводнения. Министерство энергетики предупреждало об истощении запасов. Департамент покоя объявил, что к ноябрю население должно сократиться на одну целую восемь десятых процента, иначе он ни за что не отвечает; труба пневмопочты буквально плевалась кучами бланков, заявок, налоговых форм и последних предупреждений. Опрятная Мышка сломалась, и в доме невыносимо воняло…

А теперь еще и это.

Неловко и унизительно. Бабуля на дереве — голая и в краске. Она упорно торчала там весь вечер, а ведь скоро должна заявиться моя подружка Пандора, и уж, разумеется, она не удержится от вопросов.

Глядя на бабулю, скорчившуюся, неуклюже балансирующую на толстой ветке, иногда хватающуюся за ствол, чтобы не упасть, и снова взмахивающую руками, дабы поддержать птичий имидж, каждый из нас ощущал тоскливо-сосущее чувство: уж больно одинокой она казалась. И выглядела неким ужасным мутантом, поскольку сходство с рыжегрудым носорогом было минимальным.

— Уговори ее спуститься, дедуля, — попросил отец.

— Проголодается и живо примчится, — отмахнулся тот.

Но он ошибся. Чуть позже бабуля грациозно взмыла в воздух, затем приземлилась на пустом участке, где росло древнее согнутое дерево, и принялась поедать нестерилизованные яблоки, да так, что сок потек по подбородку. Совершенно нелепое зрелище!

— Она отравится! — ахнула мать.

— Значит, она наконец сделала выбор, — заключил отец.

Он имел в виду брошюру «Ваш выбор», которую бабуля и дедуля ежемесячно получали из Департамента покоя. К брошюре прилагалась шестистраничная форма, на которой престарелые граждане должны были описывать все хорошее, что есть в их жизни, заодно с некоторыми мелкими неприятностями. В конце помещались два квадратика. В них представитель старшего поколения должен был отметить галочкой, что предпочитает: жизнь или покой. Если он выбирал второе или забывал заполнить форму, предполагалось, что ему пора на покой, и за ним присылали фургон.