«Иду на вы!» Подвиги Святослава - Лев Прозоров

Важно другое. По словам того же А. Н. Сахарова, после этой битвы храбрый скопец со своим войском исчезает из византийских летописей.

Перенесемся, читатель, в последний раз в Город царей. Перенесемся в те дни, когда вольнодумец-поэт вспомнил о небесах, а патриарх молил мертвеца об убежище в его гробу – для себя и всех православных. Пройдем по его улицам, вдохнем пропахший едкой, словно дым пожарищ, паникой воздух.

Вон толпа уличных босяков встревожено окружила инока, почтительно внимая строкам пророчества о «князе Рос». И кто-то испуганно спрашивает: «Отец, а имя его, Сфентослава этого самого, – оно как будет по-нашему?»

Инок хмурится. Трудный вопрос, хотя многие жители Царя городов понимают с пятого на десятое язык варваров, торгующих с ними, служащих в императорском войске.

«Сфен-то-слав… это будет… это по-нашему… по-нашему – Люциф…»

И осекается, испуганно захлопнув сморщенной ладошкой рот.

Поздно. Услышали. Поняли.

Да и чего уж тут не понять…

Вон, что ни день – идут с запада подводы с беженцами. После того как пал перед варваром Адрианополь – только на столичные стены и надежда да на святыни града Константинова. Иные – чуть не из самой Мизии-Болгарии бредут. И каждый рассказывает о знаменах цвета адского пламени, о вышитых на них поганских знаках – птице хищной, что на вилы бесовские похожа, и кресте с богохульно переломанными концами.

И про стального вепря бронированной пехоты варваров. И про черные стаи диких всадников, «гуннов» -мадьяр и печенегов, кружащие вдоль его пути. Помните, у Иоанна Геометра: «Горят поля, деревни гибнут в пламени».

Воет над Константинополем сорвавшийся с цепи Северный ветер. Словно до срока, до конца земного мира, вырвался из оков тот, кого когда-то приковали к нему архангелы.

А может – срок?

Мы уже говорили, что в те годы христиане и на Востоке, и на Западе ожидали конца мира. В труде того же Диакона это ожидание сквозит очень явственно. И кого должны были видеть христиане города царей в непобедимом язычнике, идущем на их город от северных «Ворот зла», очень хорошо можно представить.

И впрямь – впору политического убежища в гробу искать.

К Царю городов подходили авары и арабы, болгары и венгры. Но никогда враг, стоявший у стен города, не вызывал такого страха. Священники и патриархи привычно молились Христу, поэты столь же привычно прославляли оружие императора – вполне здравствующего, – если вообще замечали, творческие натуры, со своих парнасов какую-то суету грязных варваров и грубой солдатни у древних стен Византия. Лишь один раз патриарх воззвал к мертвецу, прося спрятать его в могиле, лишь один раз поэт возопил к богу и вспомнил о грехе и покаянии…

Остановить русов войска Второго Рима смогли лишь под городом Аркадиополем. Ныне это Люле-Бургаз в Турции. Читатель может взять атлас или карту этой страны с указанием масштаба и проверить по линейке – от Константинополя, ныне Стамбула, поле битвы отделяли 120 километров. Два дня пути по хорошей дороге – а дороги в этой части империи сохранились еще с римских времен. Два дня пути отделяло Святослава от воплощения его мечты, от пира на руинах Константинополя. «За малым не дошел Царьграда», – отмечает летопись.

Впрочем, об этой битве – потом. Рассказ о ней полон недомолвок и загадочен – а ведь именно эта битва решила судьбу войны. Она заслуживает особой главки. Именно эта битва явилась одной из тех самых развилок истории, о которых сейчас так любят рассуждать и историки, и писатели-фантасты. На нее, однако, не обращают внимания, начиная рассказ о вероятностях в истории Руси с ее крещения. А что, мол, если бы Русь приняла ислам или западный вариант христианства? Хоть где-нибудь прочитать бы – а что могло произойти, продержись Русь в язычестве еще век-другой, как Литва, или вообще сохрани она древнюю веру до наших дней, как Индия или Япония? Но нет – и в христианах, и в атеистах крепко засело, что язычество – это «первобытность» и «племена»… как будто не бывало в истории языческих империй и до, и после Святослава!

Между тем такой православный автор, как Вадим Кожинов, при всем своем несочувствии язычеству, подчеркивает, что на те рубежи международных отношений, на которых стояла Русь Х века, христианская Россия выйдет лишь к XVIII столетию. А видный историк И. Я. Фроянов еще в 1988 году писал, что возможности языческого общества на Руси Х века далеко еще не были исчерпаны.

Даже если бы Святослав не взял Константинополя, а только осадил его, как Симеон или, точнее, как Крум, история могла бы измениться серьезнейшим образом.

Недавно еще за незыблемую истину почиталась – естественно, на словах – невероятная глупость: история-де не терпит сослагательного наклонения. Естественно, это «правило» то и дело нарушали. Ведь как оценить то или иное событие, не прикинув хоть на глазок – а что было бы, если б все обернулось по-другому? Вот вам и сослагательное наклонение готово. Поэтому, читатель, не обращайте внимания на попугаев, затвердивших эту нелепую фразу. История, возможно, его и не знает, а вот историкам без сослагательного наклонения шагу не шагнуть.

В те времена Второй Рим раздирала распря между столичной бюрократией и местной военной знатью. Помните топарха и его «советников»? Вот так было по всей империи. И если бы столицу взяли штурмом варвары, местная военная знать растащила бы империю на княжества. Ведь, кроме бюрократии, в империи не было иных сильных централизованных структур. На Западе полному распаду препятствовала церковь с папой во главе, а на Востоке церковь была элементом бюрократической машины. От потери столицы Византия бы уже не оправилась и превратилась бы в федерацию полунезависимых феодальных державок, масштаба Грузии.

А Средневековье без Византии – это совсем иное Средневековье. И не только в смысле сильной и независимой Грузии, которой не пришлось бы воевать на два фронта – с мусульманами и хищными «братьями по вере». И даже не в смысле на век-другой отложенного (а то и вовсе не случившегося) крещения Руси. Это и совсем иная Европа. Василий II никогда не переселит в Болгарию павликиан из Малой Азии. И эта ересь так и останется одним из пятен в ярком и пестром ковре Востока. В крайнем случае станет государственной религией в одном из остатков Византии, как ересь монофизитов в Армении. Но не будет богомилов, не будет и катаров, и альбигойцев. А значит, не возникнет созданная в нашем мире для борьбы с этими ересями инквизиция. И суровый рыцарь Симон де Монфор, и строгий монах Доминик прославятся чем-нибудь совсем другим. Это раз. Не возникнут также трубадуры и труверы с миннезингерами – вся эта полувосточная-полухристианская певчая братия, пропитанная идеями альбигойцев. А это направит по другому пути всю культуру и искусство Запада. Скажу одно – это принципиально иное отношение к любви и к женщине. Это два. «Аристотелева революция» Фомы Аквинского тоже пройдет как-то совсем иначе. Потому что не будет ни угрозы «манихеев» из катарского Лангедока, ни притока греческой философской литературы с ее вопросами и ее ответами на основные вопросы бытия. Это три.

Иная церковь. Иная культура. Иная философия. Даже архитектура не переживет того византийского влияния, что в XII – XIII веках смыло тяжеловесность романского стиля. Будет что-то другое, совсем другое.

Вот какое влияние на мир окажет только уничтожение Царьграда. А оно «технически» было вполне возможно. За плечами Святослава стояла огромная северная Держава – не кочевые становья полудиких мадьяр, не небольшие государства болгар или аваров. Крестоносцы Константинополь взяли. Вооружены они в 1204 году были немногим лучше воинов Святослава, а организованы, не имея единого вождя, говоря на разных языках, и вовсе хуже.

Но ведь изменения не ограничатся исчезновением Второго Рима. Будет та самая северная Держава, от Волги до Адриатики, от Ладоги до Пелопоннеса… то есть, в этом варианте, конечно, Мореи. Со столицей в Переяславце… то есть, конечно, Переяславле Дунайском, в устье главной реки Европы. И не важно, что она вряд ли надолго переживет своего основателя. Пусть его сыновья или даже внуки поделят ее. Нужно только, чтобы Святослав прожил еще лет двадцать пять – тридцать. Чтоб выросло поколение, привыкшее к существованию в едином культовом, культурном и геополитическом пространстве. Привыкшее смотреть на достижения культуры Средиземноморья не как на откровения Неба, а как на добычу отцов. Чтобы были свои каменные здания, а не подражания чужеземным. И – чем рок не шутит – чтобы успела появиться действительно своя, русская (а не переводы с апокрифами) литература, на пять-шесть веков раньше, чем в нашей реальности. Чтобы славяне покрепче уцепились корнями за плодороднейшие черноземы Дона и Кубани. Одно поколение – и никаким половцам не выжить их оттуда. И не будет набегов каждые три года. И «Волга, и Поморье, и Посулье, и Сурож, и Корсунь, и Тмутаракань» никогда не станут для русов «землей незнаемой», становьем степных хищников. И Орда три века спустя упрется в густозаселенную, богатую и сильную страну вольнолюбивых, привычных к оружию (казаки!) подданных потомков Сфенга Тмутараканского. Как в нашей истории она уперлась в языческую Литву. Уже одно это – Русь без Орды и ига, несожженый Киев… даже если эта страна и примет христианство – это уже совсем иная Русь.