Расплата. Цена дружбы - Ярослав Зуев

Итак, Протасов продел ладонь в железяку, а потом спрятал кулак за спину. До поры до времени. Андрей вооружился «Браунингом», но никак не мог определиться, использовать ли пистолет по назначению, или в качестве импровизированной свинчатки.

– Давай, грохнем их, и дело с концом, – шептал Протасов. – Только тихо. Тихо, блин. Эй, мужики! – крикнул он темным фигурам на обочине, и те застыли, как по команде «смирно». – Эй, мужики! Идите-ка сюда. Разговор есть! – И Андрею шепотом:

– На счет три…

– Чувак, они его переехали! – прошептала одна из фигур. – Ну и приход!

– Тихо, зема! – зашипела вторая. – Не спугни пингвинов. – Лучше дай ствол.

– На кой тебе пистолет, чувак?!

– Захватываем тачку и валим отсюда рогом. – Давай, говорю!

Пистолет покойного Следователя перекочевал из рук в руки.

– Эй, мужики! – долетело от джипа. – Мужики! Идите-ка сюда.

– Иду, – зашипел Волына, вскидывая ПМ. Передернутый затвор лязгнул на пол леса.

– Ну, понеслась нелегкая по кочкам, – добавил Юрик, впервые пожалев, что не подобрал и второй милицейский пистолет. Очень бы сейчас пригодился.

– Ну, мочи козлов! – крикнул Протасов, когда обе пары сблизились. И замахнулся кастетом. Бандура вскинул пистолет. Кто-то передернул затвор, и он клацнул на пол-леса. Оставалось спустить курки.

– Чуваки! Не стреляйте! – пронзительно завопил голос Планшетова, оказавшегося самым сообразительным.

– Не понял?! – пробормотал Андрей.

Они встретились в свете включенных фар, как солдаты Союзников на Эльбе. Настороженные, и вооруженные до зубов. Бандура с изумлением обнаружил, что Планшетов и Волына выглядят жертвами авиакатастрофы. Или, например, чужаками, «погулявшими» на деревенской свадьбе. В общем, стало совершенно очевидно, что они побывали в нешуточной передряге. Левый глаз Волыны затек, а свитер висел лохмотьями, как у беспризорника, какими их было принято показывать в советских фильмах вроде «Республики Шкид» по книге Пантелеева. Лицо Вовчика казалось бледнее капюшона одноименной поганки. Планшетов немногим уступал товарищу. Ему тоже крепко досталось.

– Какого хрена вы тут делаете, клоуны?! – это было лучшим, что подыскал Протасов. У Андрея не было слов.

– Вчерашний день ищем, зема, – хрипло отвечал Волына.

– Ах, блин, вчерашний день?! – уточнил Валерий, наступая. Первым, что пришло на ум Протасову, были, естественно, потерянные деньги. К финансовым вопросам он относился чрезвычайно щепетильно. – Вчерашний день?! Ты у меня, блин, сейчас пятый угол будешь искать, бандерлог немытый! Где мои бабки, придурок?! Замочу собственной рукой, в натуре!

– Не надо, зема!

– Где бабки, козел?

– Понятия не имею!

– Ну, все, Вовчик, ты покойник, – заверил Протасов таким голосом, что у Волыны не возникло ни малейших сомнений в том, что он, без пяти минут, труп. Если бы Вовчику довелось прочитать рассказ «Запах мысли» Роберта Шекли, то, в этот момент с непосильной задачей, выпавшей на долю героя фантастического рассказа, пытавшегося вообразить себя покойником, он бы справился шутя.

– Ты труп, – повторил Протасов, играя своим забойным кастетом. – Сейчас тебя и порешу.

– Да за что, зема?! – взревел Волына, пятясь куда подальше.

– За все, гнида. За то, козел безрогий, что ты меня подставил! За бабки, которые ты, олигофрен, просрал! Кому я, блин, сказал, чувырло братское, на телефоне маяка ждать?

– Я ждал.

– Ждал?! – завопил Протасов. – Где тачка?!

– Не знаю, зема! Кажись, угнали ее… бандерлоги какие-то.

– А ты где был, Гурон?!

Вовчику очень не хотелось признаваться, что он не просыхал все эти дни, и потому, вообще мало что помнил. Если честно, он ясно помнил лицо Валерия, когда тот передал ему ключи от машины, кажется, это было во вторник. Следующие внятные воспоминания относились уже к вечеру четверга, когда его растолкали Бандура с Планшетовым. Что творилось в среду, оставалось большой загадкой. Среда выпала из календаря.

– По-любому.

– Что ты там гавкаешь, гнида?

– Я, зема, выпил… немного?

– Немного, – страшным голосом осведомился Протасов, подбрасывая и ловя кастет. Вовчик смотрел на него, как завороженный.

– На пробке сидел, значит, – сказал Валерий, наступая. – А теперь, кусок говна, ляжешь в сырую землю.

– Стоп, Валерий! – сказал Бандура. – Помолчи, две минуты. Юрик, а где Бонасюк?!

– Какой Бонасюк? – удивился Протасов. – О чем ты болтаешь, плуг неумный? Откуда тут взяться старому толстожопому идиоту?

– Погоди, я сказал! Где тачка, кретины?! – Андрей вспотел, сраженный внезапной догадкой. – Кого же я переехал?!

– Тут тачка, чувак. – Планшетов махнул за спину. – В кювете. – И Васек тоже тут. Только там, – Юрик показал на обочину. – Я видел, куда он полетел, когда ты его это… приговорил.

– Зачем ты его отпустил? – Андрей с ненавистью посмотрел на Планшетова. – Какого лешего он по дороге шлялся?! Какого черта вы тут вообще торчали, если было сказано: СИДЕТЬ В СЕЛЕ!

– Я не отпускал, – оправдывался Юрик. – Он сам сбрился. Когда Вовка в поворот не вписался. Его, видать, из багажника выкинуло. Когда машина на крышу встала. Пока мы с Вовкой очухивались, он задал стрекача. А тут ты. Трявк! Получите под роспись!

Они приблизились к месту катастрофы, и Андрей увидел остатки «Девяносто девятой». Только он бы, пожалуй, не определил модели, если бы заранее не знал, какая перед ним машина. Былая гордость семьи Бонасюков безжизненно лежала на крыше, подпирая колесами мрачное, затянутое мглой небо. С первого взгляда стало ясно, что машина годится разве что в металлолом. Крышка багажника была на распашку, и поскольку он служил предпоследним пристанищем Вась-Вася, Андрей подумал о двери, которую позабыл закрыть ушедший навсегда хозяин. Присмотревшись, Андрей увидел на насыпи следы и узнал маленький размер Бонасюка. Судя по оставленным отпечаткам, Вась-Вась сначала полз, потом поднялся на ноги, но те, вероятно, не слушались, и Бонасюк раскачивался, как пьяный. Но, все же выбрался на развилку, к которой уже приближался джип.

– Семи смертям не бывать, – пробормотал Планшетов. – Так любил повторять мой Старик, пока его не скосила белая горячка. Но, видать, чувак, в каждом правиле случаются исключения.

– К чему ты клонишь? – спросил Андрей.

– К тому, чувак, что если тебе на роду написано… Я имею в виду, что Васька должны были в гараже грохнуть. Еще вечером, те два пингвина. И если б не мы… Потом у дома Атасова менты тачку обстреляли. В багажнике куча дырок, я сам видел, а у Васька ни царапины. Он весь багажник облевал. Другой бы захлебнулся, с концами. А ему пополам земля. Тут, опять же, чувак. Мы с Вовкой чуть копыта не протянули… а ему хоть бы хны. Выпал на хрен из машины, и еще до дороги доковылял. Я уж о Пустоши не говорю. Да другой бы, после такого кошмара Богу душу отдал…

– Как? Вы были в селе?! – не поверил Андрей. Он почему-то подумал, что Планшетов и Волына просто сбились с пути, и угодили на проселок, на котором Юрик не справился с управлением. Теперь выходило так, что к звеньям этой нехитрой цепочки добавилось еще одно, промежуточное. Под названием Софиевская Пустошь.

– Еще как были, чувак! – выдохнул, сверкая глазами, Планшетов. – Чтобы та дыра проклятая под землю провалилась! Там такое было! Такой приход! Чувак, это шибздец!

Перебивая друг друга, Планшетов и Волына заговорили хором.

– Улица Павлика Морозова, 72. – Прочитал Планшетов. – С возвращением в Советский Союз, чувак.

– Ты чего?

– Ничего. Ты, Вовка, табличку лепил, или сам газовый барон старался?

– Пацан хозяйский, – сказал Волына ворчливо. Маманя приказала. На хрена в деревнях таблички, если и без того все всех знают? По-любому.

– А приезжие, чувак?

– То-то и оно. Ирка комнаты сдает, вот, специально для постояльцев и привинтили. Чтобы не заблудились.

– Не заблудились, – передразнил Юрик. – Да такую дырищу отстойную, кроме как на вертолете, или с парашютом, ни один нормальный человек и днем с огнем не найдет. А это что за конструкция?

– Колодца с «журавлем» не видал? Ладно, хватит варнякать. Пошли в дом.

– Ну, ты прикололся, чувак. – Планшетов рассмеялся. – Эта халупа отстойная, по-твоему, дом, да? Ладно. В какую тут нору заползать?

Вместо слов Волына удостоил приятеля хмурым косяком исподлобья, и отправился открывать ворота.

– Мама, роди меня обратно, – охал Планшетов, пока Волына отсутствовал. Вспомнив предупреждения Андрея о личной ответственности за жизнь Вась-Вася, он распахнул багажник, и был шокирован как состоянием узника, так и нанесенным «девяносто девятой» ущербом. Путешествие в багажном отсеке не пошло Бонасюку на пользу. В дороге его, естественно укачало, и он облевался с головы до ног. Судя по количеству блевотины, Вася выдал все, что только находилось в желудке. Теперь он спал, дыша глубоко и ровно. Тогда же Юрик обнаружил отверстия от милицейских пуль. – Ого, приход. – Удивлялся Планшетов. – Пять прямых попаданий, а клиент жив здоров, и ни царапины. Повезло…