Маркус Вольф - Леонид Млечин

Никита Сергеевич уверенно говорил, что американцы ни за что не вмешаются. Но советских политиков и военных не покидала тревога: а вдруг молодой президент всё-таки решится?

Офицер американской военно-морской разведки коммандер Джон Фэйи входил в число четырнадцати западных военных наблюдателей, которые имели право инспектировать советские войска на территории Восточной Германии. Такая же группа советских офицеров действовала на территории ФРГ. Он вспоминал, что советские военные неожиданно пригласили его на прием по случаю Дня Советской армии и Военно-морского флота 23 февраля 1962 года. Тост следовал за тостом, и звучали одни и те же пожелания:

— Мы войны не хотим. Кризис закончился, так и передайте, пожалуйста, вашему президенту.

После появления стены Джон Кеннеди почувствовал нечто вроде облегчения. Сказал помощникам:

— Это не самое приятное решение, но это лучше, чем война. Если бы Хрущев хотел захватить Западный Берлин, зачем ему строить стену?

Всё, что мог сделать американский президент, — это приехать в Западный Берлин и морально поддержать жителей города. Его выступление вошло в историю, о чем свидетельствует мемориальная табличка, установленная на здании, где в ту пору заседал сенат Западного Берлина. А в июне 1963 года американский президент посетил Федеративную Республику.

«Кеннеди приехал с явно сквозившим предубеждением против Германии, — вспоминал Конрад Аденауэр. — Однако оказанный ему прием, а особенно увиденное им на контрольно-пропускном пункте „Чарли“ в Берлине произвели на него сильное впечатление. Его речи стали, так сказать, октавой выше. Во Франкфурте-на-Майне Кеннеди сказал, что Соединенные Штаты в случае необходимости готовы пожертвовать американскими городами, чтобы отстоять свободу Европы. Он произнес эти слова серьезно».

Начальника внешней разведки Маркуса Вольфа даже не предупредили о том, что Берлинская стена будет воздвигнута. Впоследствии он сожалел об этом решении Ульбрихта. «Запереть людей, лишив их доступа в более привлекательную часть Германии, — задним числом писал Вольф, — такой шаг представлял собой не решение проблемы, а подчеркивал резкий контраст между двумя германскими государствами. Благодаря „замуровыванию“ границы требования свободы выезда приобретали новую убедительность и воздействовали на исход холодной войны».

Берлинская стена рассекла 76 улиц, пять железнодорожных веток, четыре линии подземки. Стена прошла через Потсдамскую площадь, исторический центр Берлина, где в 1924 году появился первый светофор. Площадь превратилась в безлюдное поле боя — минные поля, сторожевые вышки, противотанковые надолбы.

Жители одной части города больше не могли встречаться с родными и друзьями. Только 24 сентября 1964 года власти Западного Берлина и руководство Восточной Германии подписали первое соглашение, в соответствии с которым в Берлинской стене четыре раза в год будет открыт проход для того, чтобы жители западного Берлина могли навещать своих родственников, живущих в восточной части города.

В ГДР стену называли «антифашистским защитным валом». На Западе — «стеной позора». Стена подчеркнула разницу между двумя немецкими государствами.

Восточные немцы смирились: значит, нужно жить здесь. Существование ГДР продлилось еще на 30 лет. Те, кто мечтал уехать на Запад, почувствовали себя заключенными в большом лагере, обнесенном колючей проволокой. Кому было невмоготу, пытались бежать из социалистической ГДР. Только теперь это стало смертельно опасным.

«Детей и стариков спускали из окон домов, стоявших на линии границы, на „канатах“, связанных из простыней, — вспоминал генерал-полковник Маркус Вольф. — Многие падали на полотнища, расстеленные западноберлинскими пожарными. Были прорыты десятки примитивных тоннелей, по которым сотни людей, рискуя жизнью, искали путь на Запад, а некоторые пытались уползти по канализационным трубам, пока и их не перегородили решетками».

Маршал Конев безуспешно жаловался Ульбрихту и Хонеккеру на беспорядочный огонь на границе, который открывают восточные немцы. Министр иностранных дел Громыко и министр обороны маршал Малиновский просили Хрущева воздействовать на Ульбрихта, чтобы прекратились перестрелки на границе.

Но Никита Сергеевич не желал конфликтовать с Ульбрихтом. После возведения стены советское руководство отправило письмо китайским товарищам: «Мероприятия 13 августа 1961 года еще раз убедительно подтвердили правильность вывода о том, что в наше время империализм уже не всесилен, что он утратил возможность определять мировую политику и навязывать ее народам. Ему пришлось проглотить горькую берлинскую пилюлю, хотя весь мир увидел, что эта акция нанесла серьезный удар по престижу западных держав, и прежде всего США».

А в секретном решении президиума ЦК КПСС записали: «Поручить Госплану СССР и Министерству внешней торговли изучить возможности дополнительной поставки мяса в ГДР и свои предложения доложить ЦК КПСС».

Служба Маркуса Вольфа оказалась в сложном положении: как теперь переводить своих людей на Запад и обратно? Труднее стало перебрасывать в ФРГ новых агентов. Кого-то переводили через границу под видом беглецов, что было весьма опасно. Непросто было и устраивать встречи с агентами, работавшими в Западной Германии.

Оставался один способ. Западные берлинцы, получив разрешение, могли ездить по транзитным дорогам, которые проходили по территории ГДР. По пути агент пересаживался в машину МГБ с затемненными стеклами. Неподалеку от транзитных дорог устроили специальные гостевые домики, к которым вели хорошо замаскированные подъезды. Маркус Вольф, внимательный к деталям, заботился о психологическом состоянии своих людей. Он распорядился подбирать домики в живописных местах — с видом на сад или озеро, в содержательницы конспиративного домика брать только умелых поварих.

Разведка должна была уберечь своих агентов и от пристального взора товарищей из других управлений МГБ, которые следили за всеми, кто приезжал с Запада или уезжал на Запад. А развитие техники невероятно усложняло эту задачу. Офицеры Седьмого главного управления МГБ (слежки, обыски и аресты) на своих мониторах следили за транзитным движением между ФРГ и Западным Берлином. Вдоль дорог и на всех стоянках были установлены телекамеры. Даже случайная парковка какого-нибудь «трабанта» рядом с западной машиной фиксировалась и рассматривалась как «вероятное вступление в контакт». Среди служащих бензоколонок, официанток, дорожных полицейских вербовали неофициальных сотрудников, которые следили за проезжающими иностранцами.